Но переустановка каждый раз происходит почти полная. Конечно, остаются какие-то фрагменты. Так говорил мистер Охровая Карточка, и я ему верю. Но если я не создам больших изменений…если я не сделаю ничего, а только поеду в Джоди и встречу Сэйди впервые… если так случится, что мы влюбимся… Я хочу, чтобы так случилось, и думаю, что так оно и было бы. Кровь взывает к крови, сердце взывает к сердцу. Она захочет иметь детей. Конечно, и я тоже. Я уверяю себя, что один, всего лишь один ребенок также не создаст каких-то изменений. Или значительных изменений. Или два. Даже три ребенка. (Это же, наконец, эпоха больших семей.) Мы будем жить потихоньку. Мы не будем поднимать волн. Вот каждый ребенок — это волна. Каждый наш вздох — это волна. «Вы должны вернуться в последний раз, — сказал мистер Охровая Карточка. — Вы должны завершить этот цикл. Желание здесь ни к чему». Действительно ли я это раздумываю о возможности рискнуть целым миром — вероятно, самой реальностью — ради женщины, которую люблю? По сравнению с этим сумасшествие Ли кажется не большим злом, чем ребенок написял. Мужчина с карточкой, заткнутой за бинду его шляпы, ждет меня под стеной сушилки. Я его там чувствую. Может, он и не посылает мысленно волны, но это реально ощущается именно так. «Возвращайтесь. Вы не должны вести себя, как Джимла. Еще не поздно вновь стать Джейком. Стать добропорядочным парнем, добрым ангелом. Бросьте думать о спасении президента; спасайте мир. Сделайте это, пока есть время». Да. Сделаю. Возможно, сделаю. Завтра. Завтра же еще не будет поздно, не правда ли? * * * 1/10/58 Все еще здесь, в «Лиственнице». Опять пишу. Хуже всего — это моя неуверенность по отношению к Клейтону. Клейтон — это то, о чем я думал, вкручивая последний баллончик в мою верную ручку, о нем же я думаю и сейчас. Если бы я знал, что она в безопасности, думаю, я мог бы поддаться. Объявится ли Джон Клейтон вновь в доме Сэйди на Бортевой аллее, если я уберу себя из этого уравнения? Возможно, его забросило через край то, что он увидел нас с ней вместе? Но он начал выслеживать ее в Техасе еще до того, как узнал о нас, и, если он сделает это вновь, на этот раз он может не просто изуродовать Сэйди щеку, а перерезать ей горло. И, конечно же, не будет там ни Дика, ни меня, чтобы его остановить. Хотя он, возможно, и знал о нас. Сэйди могла написать какой-то своей подружке в Саванну, а подружка могла рассказать другой подружке, и новость о том, что Сэйди теперь имеет парня — да еще и такого, который не знает о важной роли швабры, — могла, в конце концов, добраться и до ее бывшего. Если ничего такого не случится, так как меня там нет, то с Сэйди все будет хорошо. Леди или тигр?[714] Не знаю. Я не знаю. Погода повернулась на осень. * * * 6/10/58 Прошлым вечером ходил в драйв-ин. Это у них был последний уик-энд. В понедельник там уже повесят объявление ЗАКРЫТО НА МЕЖСЕЗОНЬЕ и еще напишут что-то на подобие В 1959-м БУДЕТ ЕЩЕ ИНТЕРЕСНЕЕ! Последняя программа состояла из двух коротких отделений, мультфильма «Кролик Багс» и еще пары фильмов ужасов, «Макабр» и «Трепет» [715]. Я занял свой обычный раскладной стул и смотрел «Макабр», не видя, что происходит на экране. Я замерз. У меня есть деньги, чтобы купить себе пальто, но теперь я боюсь покупать хоть что-то. Я не перестаю думать об изменениях, к которым это может привести. Когда закончилось первое отделение, я все же зашел в бар-закусочную. Мне хотелось выпить горячего кофе. (Думая при этом: «Это немного изменит», и еще думая: «Откуда ты можешь знать».) Выйдя оттуда, я увидел только одного ребенка на игровой площадке, где всегда было полно детей в перерывах всего лишь какой-то месяц назад. Это была девочка в джинсовой курточке и ярких красных штанишках. Она прыгала через скакалку. Она была похожа на Розетту Темплтон. — Я гуляла по дороге, по крутой, по каменистой, — напевала она. — Я прибила свою ногу, как укус какой-то быстрый. Слышали все! Два и три, четыре, пять! Пусть не укусит меня шмелек, я порхаю, как мотылек! Я не мог оставаться. Очень сильно меня пробила дрожь. Возможно, поэты могут разрушить целый мир ради любви, но не такие ординарные маленькие личности, как я. Завтра, с надеждой, что кроличья нора еще на месте, я вернусь. Но сначала я… Кофе не единственное, что я приобрел в закусочной. * * * 7/10/58 Купленный в «Вестерн Авто» кофр стоит на кровати открытый. Лопата в шкафу (что о ней думает горничная, не имею понятия). Последние чернила в ручке заканчивается, но с этим все нормально; еще две-три страницы — и я заканчиваю. Эта рукопись я спрячу в кофр, а потом закопаю его возле того пруда, в который я когда-то выкинул свой мобильный телефон. Я его глубоко закопаю в здешний мягкий чернозем. Возможно, когда-то, кто-то его найдет. Возможно, это будете вы. Если существует будущее и в нем существуете вы, то есть. Об этом я уже скоро узнаю. Я говорю себе (с надеждой и со страхом), что три недели, прожитые мной в «Лиственнице», не могли чего-то сильно изменить; Эл когда-то четыре года прожил в прошлом и вернулся в неповрежденное настоящее… хотя, должен признать, я задумывался о его возможном отношении к гибели Мирового Торгового центра или к землетрясению в Японии. Я уверяю себя, что тут нет ни единой связи… но все равно не перестаю об этом думать. Я должен был бы также сказать вам, что больше не думаю о 2011 как о настоящем. Филипп Ноулен был Человеком Без Своей Страны; я — Человек Без Своего Времени[716]. Даже если 2011 год все еще есть, я буду в нем визитером, чужеземцем. Рядом со мной на столе лежит почтовая открытка, на ней изображены машины, которые выстроились перед большим экраном. Это единственные почтовые открытки, которые продаются в закусочной Лисбонского драйв-ина. Я уже написал текст, и я уже написал адрес: мистеру Дикону Симонсу, Средняя школа, Джоди, Техас. Я начал было писать Денхолмская консолидированная средняя школа, но ДжСШ станет ДКСШ только в следующем году, а может, и еще позже. Послание такое: «Дорогой Дик. Когда появится новая библиотекарша, наблюдайте за ней. Ей будет нужен добрый ангел, в частности, в апреле 1963 года. Прошу, поверьте мне». «Нет, Джейк, — слышу я, как шепчет мистер Охровая Карточка. — Если Джону Клейтону заведомо определено ее убить, а этого не произойдет, произойдут изменения…и, как вы самые это видели, изменения эти не будут к лучшему. Неважно, какими бы благими не были ваши намерения». «Но это же Сэйди! — возражаю я ему, и, хотя я никогда не принадлежал к тем, кому называют плаксами, сейчас у меня начинают катиться слезы. Они такие мучительные, такие жгучие. — Это Сэйди, и я люблю ее! Разве для меня возможно оставаться в стороне, когда он может ее убить?» Ответ сопротивляющийся, как прошлое: «Завершите этот цикл». Поэтому я рву на куски почтовую открытку, кладу их во всегда у меня чистую пепельницу, произвожу поджог. Здесь нет дымовой сигнализации, чтобы раззвонить на весь мир, что я наделал. Здесь звучат лишь мои хриплые рыдания. Это так, словно я убил ее собственными руками. Скоро я похороню свой кофр с этой рукописью, и тогда вернусь в Лисбон-Фолс, где, вне всяких сомнений, меня будет очень рад увидеть мистер Охровая Карточка. Я не буду вызывать такси; у меня есть намерение пройти весь этот путь пешком, под звездами. Думаю, я хочу проститься. Сердца не разрываются на самом деле. Если бы они могли. А сейчас я никуда не иду, кроме как в кровать, где уткнувшись лицом в подушку, и буду молиться Богу, в которого не совсем верю, чтобы послал моей Сэйди какого-нибудь доброго ангела, чтобы она могла жить. И любить. И танцевать. Прощай, Сэйди. Ты никогда меня не знала, но я люблю тебя, сердце мое. Человек века (2012) 1 Я воображаю, что на месте «Дома знаменитого фетбургера» теперь стоит какой-нибудь «Л.Л.Бин экспресс», но наверняка знать не могу; это то, что я не утруждаюсь проверить в интернете. Мне достаточно знать, что харчевня оставалась еще на месте, когда я вернулся из своих странствий. И мир вокруг нее остался тот же самый. Пока что, по крайней мере. Я не могу знать о «Бин экспресс», так как тот день был моим последним днем в Лисбон-Фолсе. Оттуда я уехал в свой дом в Сабаттусе, отоспался, а потом упаковал два чемодана, забрал кота, сел в машину и поехал на юг. Я остановился заправиться в маленьком городке Вестборо в Массачусетсе и решил, что он имеет вполне подходящий вид для человека без планов на будущее и без каких-то ожиданий от жизни. Первую ночь я там провел в мотеле «Хемптон-Инн». Там был Wi-Fi. Я зашел в интернет — сердце у меня билось так сильно, что искры вспыхивали по всему полю зрения — и нашел веб-сайт Далласской газеты «Морнинг Ньюс». Введя номер своей кредитной карточки (процесс, который завершился успешно только после нескольких попыток, благодаря моим дрожащим рукам), я получил доступ к их архиву. Сообщение о покушении неизвестного стрелка на жизнь генерала Эдвина А. Уокера было напечатано 11 апреля 1963 года, но 12 апреля ничего не было написано о Сэйди. И на следующей неделе ничего, и на следующей тоже. Я продолжил поиски. История, которую я искал, обнаружилась в номере за 30 апреля. 2 ПСИХИЧЕСКИ БОЛЬНОЙ ПОРЕЗАЛ ЖЕНУ, ПОКОНЧИВ ЖИЗНЬ САМОУБИЙСТВОМ автор — Мак Дагес (ДЖОДИ) 77-летний Дикон «Дик» Симонс и директорша Денхолмской консолидированной средней школы Эллин Докерти прибыли слишком поздно, чтобы спасти Сэйди Данхилл от серьезных повреждений, но все могло обернуться значительно хуже для 28-летней популярной школьной библиотекарши. Со слов констебля города Джоди Дугласа Римза: «Если бы Дик с Элли не прибыли именно в тот момент, мисс Данхилл почти наверно была бы убита». Двое учителей приехали с кастрюлькой тунца и хлебным пудингом. Оба не захотели рассказать о своем героическом вмешательстве. Симонс сказал только: «Лучше бы мы оказались там раньше». Со слов констебля Римза, Симонс скрутил значительно более молодого Джона Клейтона из Саванны, Джорджия, после того, как мисс Докерти швырнула у него кастрюльку, тем самым его отвлекла. Симонс отобрал у него небольшой револьвер. Тогда Клейтон выхватил нож, которым он порезал лицо своей бывшей жене, и перерезал им себе горло. Симонс и мисс Докерти пытались остановить кровотечение, но безуспешно. Клейтон был признан умершим на месте.