— В девяти случаях из десяти это всего лишь маркетинговый трюк, но тут как раз десятый вариант. И тут речь идет не о какой-то дешевой лавочке с долларовыми скидками, которая желает меня подвинуть. Я говорю о «Бин», а если взять розничную торговлю, то «Л.Л.Бин» — самая большая обезьяна в джунглях Мэна. Придешь первого июля, а харчевня пропала, как тот «Энрон»[91]. Да и это не самое страшное. До первого июля я могу уже пропасть. Могу подхватить простуду и в течение трех дней умру. Могу получить инфаркт или инсульт. Или убью себя этим проклятым оксиконтином случайно. Патронажная медсестра, которая посещает меня, каждый день спрашивает, осторожен ли я, не превышаю ли дозы, и я действительно осторожен, тем не менее, вижу, как она боится, что войдет какого-то утром и найдет меня мертвым, вероятно, благодаря тому, что я в обобдолбанном состоянии сбился со счета. Кроме того, эти пилюли ослабляют дыхание, а легкие у меня ни к черту. А напоследок я еще и похудел сильно. — В самом деле? Я и не заметил. — Никто не любит хитрожопых, дружище…когда доживешь до моего возраста, сам узнаешь. И чтобы не говорили, я хочу, чтобы ты вместе с тетрадью взял и это, — он подал мне ключ. — Это от харчевни. Если позвонишь по телефону мне завтра и услышишь от медсестрички, что ночью я отошел, тебе нужно действовать быстро. То есть, учитывая то, что ты вообще решишь действовать. — Эл, ты же не планируешь… — Только стараюсь обезопаситься. Так как это важно, Джейк. На мое усмотрение, это весит больше, чем что-нибудь другое. Если тебе когда-нибудь хотелось изменить этот мир, это твой шанс. Спасти Кеннеди, спасти его брата. Спасти Мартина Лютера Кинга. Остановить расовые бунты. Остановить Вьетнамскую войну, возможно. — Он наклонился ближе. — Лишишься одного подонка, друг, и ты спасешь миллионы жизней. — Это, к черту, крутой маркетинговый ход, — сказал я, — но ключ мне не нужен. Когда завтра утром взойдет солнце, ты так же будешь находиться в нашем большом голубом автобусе[92]. — Вероятность девяносто пять процентов. Но это мало. Возьми этот чертов ключ. Я взял тот чертов ключ, и положил себе в карман. — Разрешу тебе немного отдохнуть. — Еще одно, прежде чем ты уйдешь. Мне надо тебе рассказать о Каролин Пулен и Энди Каллеме. Садись вновь, Джейк. Это займет всего лишь несколько минут. Я остался стоять. — Нет-нет. Ты измучен. Тебе надо поспать. — Высплюсь, когда умру. Садись. 6 После того, как он нашел то, что сам для себя назвал «кроличьей норой», начал Эл, он сначала собирался пользоваться ей для закупки продуктов, делая небольшие ставки у одного букмекера, которого он надыбал в Льюистоне[93], чтобы таким образом пополнять свой запас денежной наличности из пятидесятых. И еще он изредка, среди недели, устраивал себе пикники на озере Себаго[94], кишащем рыбой, которая была и вкусной, и полностью безопасной для употребления. Люди боялись осадков после испытаний атомных бомб, сказал он, но страх отравиться ртутью из-за зараженной рыбы все еще прятался где-то в будущем. Он называл эти вылазки (обычно во вторник на среду, хотя иногда он оставался там и до пятницы) своими мини-отпусками. Погода всегда была хорошей (так как всегда была той же самой) а рыбалка фантастической (вероятно, он вылавливал вновь и вновь одну и ту же рыбину). — Я точно знаю, что ты сейчас чувствуешь, Джейк, так как и сам находился в таком же волнении первые несколько лет. Знаешь, что на самом деле шокирует? Спуститься по тем ступенькам посреди января, когда дует северо-восточный ветер, и выйти на яркое сентябрьское солнце. Погода подкатанных рукавов, я прав? Я кивнул и попросил его продолжать. И бледный румянец, который был у него на щеках, когда я пришел, теперь совсем исчез, он вновь постоянно кашлял. — Но дай человеку немного времени и он привыкнет к чему угодно, итак, когда потрясение наконец начало выцветать, я начал думать, что нашел ту кроличью нору не случайно. Вот тогда-то мои мысли и перешли на Кеннеди. А тут и знаменитый вопросик высунул свою безобразную головку: возможно ли изменить будущее? Я не задумывался о последствиях — по крайней мере, не сразу, — а лишь вообще, можно ли это сделать. Во время одного из моих путешествий на Себаго я достал нож и вырезал на дереве возле домика, в котором останавливался, слова: Эл Т., из 2007. Вернувшись сюда, я моментально прыгнул за руль и помчался на озеро Себаго. Домиков, где я тогда отдыхал, больше нет; там теперь какой-то отель для туристов. А вот дерево на месте. И слова также, те, которые я на нем когда-то вырезал. Старые, сглаженные, но все еще видные: Эл Т, из 2007. Итак, я понял, что все можно поменять. Вот тогда я и начал думать об эффекте бабочки. — В том времени в Фолсе выходит газета,«Лисбон уикли энтерпрайз», в нашей библиотеке в 2005 году отсканировали и загрузили в компьютер все ее старые микропленки. Это очень ускорило пользование ими. Я искал сообщение об одном инциденте, который случился осенью или в начале зимы 1958. Особого рода инцидент. Я дорылся бы, по потребности до начала 1959 года, но нашел, что искал, пятнадцатого ноября 58-го. Двенадцатилетняя девочка по имени Каролин Пулен была со своим отцом на охоте за рекой, в той части Дарама[95], которая носит название Бови-Хилл. Около двух часов в тот день — тогда была суббота — один охотник из Дарама по имени Эндрю Каллем в той же части леса выстрелил в оленя. В оленя он промазал, но попал в девочку. Хотя она и находилась за четверть мили оттуда, но он в нее попал. Я все время думаю об этом, сам понимаешь. Когда Освальд стрелял в генерала Уокера, дистанция была меньше тридцати ярдов. Но пуля зацепила деревянную планку посреди окна и он промахнулся. Пуля, которая парализовала юную Пулен, пролетела более четырех сотен ярдов — намного более длинный путь, чем та, что убила Кеннеди, — и не зацепила ни одного ствола или ветки на своем пути. Если бы она даже слегка чиркнула о какую-нибудь веточку, в девушку бы не попала. Ясно, почему я об этом думаю. Тогда фраза «монетка жизни оборачивается мельком» вынырнула в моем мозгу впервые. Но не в последний раз. Эл схватил очередную макси-прокладку, выкашлялся, отплевался, смял ее и выбросил в корзину. Тогда он издал что-то похожее на глубокий, как только смог, вдох, и принялся повествовать дальше. Я его не останавливал. Я вновь попал под его чары. — Я ввел ее имя в поисковике по базе данных «Энтерпрайз» и нашел еще несколько историй о ней. Она закончила ЛСШ в 1965 году — на год позже своего класса, но смогла же — и поступила в Мэнский университет. Специальность — бизнес. Стала бухгалтершей. Она живет в Грее[96], меньше чем за десять миль от озера Себаго, где я любил проводить свои мини-отпуска, и до сих пор она работает на фрилансе. Желаешь угадать, кто один из ее самых больших клиентов? Я покачал головой. — Автосалон Джона Крафтса, здешний, в Фолсе, один из его продавцов, Сквиги Витон, регулярно посещает мою харчевню, и вот когда однажды он сказал мне, что они делают годовую инвентаризацию и «леди счеты» сидит сейчас у них над гроссбухами, я представил себе возможность сразу же туда подъехать, увидеть ее собственными глазами. Ей теперь шестьдесят пять, и… ты знаешь, как в таком возрасте некоторые женщины бывают на самом деле красивыми? — Да, — кивнул я. А сам вспомнил мать Кристи, которая полностью не расцвела, пока ей не перевалило за пятьдесят. — Вот такая и Каролин Пулен. У нее классическое лицо, того типа, которые любили художники двести-триста лет тому назад, также у нее серебряные волосы, очень длинные, прямо до низа спины. — Ты говоришь так, как говорят влюбленные, Эл. Какой не обессиленный, а он еще осилил ткнуть мне «птицу». — Она также в замечательной физической форме…ну, этого и можно было ожидать, не замужняя женщина, которая каждый день поднимает себя в тележку и из тележки, сама пересаживается за руль специально переоборудованного «вена», которым она управляет. Не говоря уже о том, чтобы лечь и встать с кровати, залезть и вылезти из ванны и всякое такое. А она это делает — Сквиги говорит, что она вполне самостоятельная. Я был поражен. — И ты решил спасти ее. Так сказать, сделать тест. — Я возвратился к кроличьей норе, только на этот раз оставался в доме на Себаго более двух месяцев. Сказал хозяину, что мне подкатили кое-какие деньги после смерти дяди. Тебе нужно об этом помнить, дружище: тема богатого дяденьки испытана и правдива. Каждый в это верит, так как каждый желает и сам иметь такого. Итак, настал тот день: 15 ноября 1958. Я не заморачивался с Пуленами. Переполненный мыслями о том, как остановить Освальда, я больше интересовался Каллемом, стрелком. В отношении него я также сделал исследование и выяснил, что он живет приблизительно за милю от Бови-Хилл, возле старого местного Грейндж-хола[97] в Дарами. Я планировал добраться туда до того, как он отправится в лес. Но не так все произошло, как задумывалось. Я покинул домик на Себаго очень рано, и это пошло мне на пользу, так как не проехал я и мили по дороге, как моя арендованная у «Герца» машина захромала, спустило колесо. Я достал запаску, поставил, и хотя та на вид была абсолютно прекрасной, не проехал я и второй мили, как и это колесо тоже спустило. Я проголосовал, и меня подбросили до заправки «Эссо» в Нэйплсе[98], где парень из автосервиса рассказал мне, что у него и без меня до черта работы, чтобы еще ехать куда-то, ставить новую шину на какой-то там герцевский драндулет. Думаю, он так духарился, так как сам пропускал субботнюю охоту. Двадцатка от меня помогла ему изменить ход своих мыслей, но все’вно я добрался до Дарама только после полудня. Я выбрал старую Окружную озерную дорогу, так как это кратчайший путь, и знаешь что? Оказалось, что мост через Смешливый ручей провалился, к черту, в воду. Большие бело-красные козлы; дымогоны; большой оранжевый щит с надписью ДОРОГА ПЕРЕКРЫТА[99]. На тот момент у меня уже сформировалась интересная мысль о том, что происходит, родилось трусливое чувство, что я не способен сделать то, что я утром представлял себе сделать. Учитывай, просто чтобы иметь запас времени, я выехал в восемь утра, а понадобились четыре часа, чтобы преодолеть восемнадцать миль. Но я не сдался. Я поехал в объезд, по той дороге, которая ведет мимо Методистской церкви, убивая ту арендованную таратайку так, как она и заслуживала, петушиный хвост пыли тянулся позади меня — все тамошние дороги были тогда грунтовыми проселками. Хорошо, вижу я уже автомобили и грузовики там и тут, припаркованные на обочинах и вначале лесных просек, вижу также и охотников, которые ходят со своими открытыми, переломанными через локоть ружьями. Каждый из них, без исключения, помахал мне рукой — люди тогда, в 58-м, были более дружественны, тут никаких сомнений. Я им тоже махал в ответ, но чего я на самом деле ожидал, так это то, что вновь начнут спускать колеса. Или лопаться. В таком случае меня вероятнее всего просто выбросило бы с дороги прямо в канаву, так как мчался я со скоростью не менее чем шестьдесят миль. Помню, один из охотников погладил в воздухе ладонями, как вот делаешь, когда хочешь кому-то показать, чтобы сбавил скорость, но я не обратил на это внимания. Я вылетел на Бови-Хилл, мимо старого Дома собраний друзей[100], и увидел припаркованный возле кладбища пикап. На дверце надпись: ПУЛЕН: СТРОИТЕЛЬНЫЕ И СТОЛЯРНЫЕ РАБОТЫ. Машина пустая. Пулен с девочкой уже в лесу, наверное, сидят на какой-то прогалине, едят свой ленч и говорят, как подобает отцу и дочери. Или я так себе воображаю, так как собственной никогда не имел… Новая серия приступов кашля закончилась ужасным звуком отрыгивавания слизи. — Ох, дерьмо, как же болит, — простонал он. — Все, что тебе сейчас надо, это остановиться. Он помотал головой и вытер тыльной стороной ладони сгусток крови с нижней губы. — Что мне на самом деле надо, так выплеснуть из себя это, так вот замолчи и дай мне доработать свое. Я засмотрелся на пикап, продолжая катиться со скоростью шестьдесят или около того, а когда вновь взглянул на дорогу, увидел, что поперек нее лежит поваленное дерево. Я остановился как раз своевременно, чтобы в него не врезаться. Дерево не такое уж и большое, а до того, как меня переработал рак, я был достаточно сильным. А еще и обозленным, как черт. Я вылез и начал его бороть. Пока я этим занимался — еще и, ругаясь во всю прыть — с противоположной стороны подъехала легковушка. Из нее вылезает мужчина в оранжевом охотничьем жилете. Я не знаю, мой это мужчина или нет — «Энтерпрайз» никогда не публиковала его фото, — но по возрасту, он выглядит похожим. Он говорит: «Давай помогу, земляк». «Премного вам благодарен», — отвечаю я и протягиваю ему руку: Билл Лейдло. Он ее пожимает и называется: Энди Каллем. Итак, это он. Учитывая все те неприятности, через которые я добирался до Дарама, мне было тяжело в это поверить. Я чувствовал, будто выиграл в лотерею. Он ухватился за дерево, и вдвоем мы его сдвинули. Когда дерево отодвинули, я сел прямо на дорогу и схватился за грудь. Он спросил, или все со мной хорошо. «Ну, и не знаю, — говорю я. — У меня никогда не было инфаркта, но сейчас такое ощущение, будто это он». Вот потому-то мистер Энди Каллем так и не попал ни на какую охоту в тот ноябрьский день, Джейк, именно поэтому он так и не подстрелил ни одной маленькой девочки. Он был поглощен заботами о том, чтобы отвезти бедного старого Билла Лейдло в Центральную клиническую больницу Мэна в Льюистоне. — Ты это сделал? Ты на самом деле это сделал? — Чтоб тебе усраться. Я там им сказал, в больнице, что позавтракал любимым большим героем[101] — так называли один итальянский сэндвич в те времена, — и диагноз мне поставили «острая несваримость». Я заплатил двадцать пять долларов денежной наличностью, и они меня промыли. Каллем все это время ждал и потом отвез меня назад к моей машине от «Герца», как тебе такое благонравие? Я возвратился домой в 2011 год в тот же вечер…на самом деле, конечно, спустя две минуты после того, как туда пошел. Таким сбоем биоритмов тебя ни один сраный реактивный самолет не наградит. Прежде всего, я посетил городскую библиотеку, где вновь просмотрел репортаж о школьном выпуске 1965 года. До этого там была фотография Каролин Пулен, как ты помнишь. Она сидит в своей инвалидной коляске, вся такая в платье и капоте, а тогдашний директор — Эрл Хиггинс, давно покойный, пусть ему легко лежится — наклонился и вручает ей аттестат. Подпись под снимком была такой: «Каролин Пулен преодолевает большую гору на длинном пути к своему исцелению». — И там все было так же? — Репортаж о школьном выпуске был, конечно. Выпускной день всегда занимает первую страницу в газетах маленьких городов, ты сам это знаешь, друг. Но после моего возвращения из 58-го на фото был мальчик с неопрятно подстриженной «битловской» прической, он стоял на подиуме, а заголовок гласил: «Лучший выпускник Тревор „Бадди“ Бригз объявляет речь перед собранием выпускников». Они напечатали имена всех — их там было с сотню всего — но Каролин Пулен не было среди них. Поэтому я проверил репортаж за 64 год, который был бы годом ее выпуска, если бы она не потеряла время на выздоровление после того, как ей в спину попала пуля. А там бинго! Без фото, без специального воспоминания, но в перечне выпускников ее имя напечатано между Дэвидом Платтом и Стефани Рутье. — Просто обычный ребенок проходит под «Торжественный церемониальный марш»[102], правильно? — Правильно. Тогда я загнал ее имя в поисковую систему «Энтерпрайз» и получил кое-какую информацию после 1964 года. Немного, всего три или четыре записи. То, что и можно было ожидать от ординарной женщины, которая живет ординарной жизнью. Она поступила в Мэнский университет, окончила курс бизнес-администрирования, потом поехала в магистратуру в Нью-Хемпшире[103]. Я нашел еще одно сообщение, за 1979 год, незадолго до того, как газета «Энтерпрайз» закрылась. Под заголовком «БЫВШАЯ ШКОЛЬНИЦА ИЗ ФОЛСА ПОБЕДИЛА В НАЦИОНАЛЬНОМ КОНКУРСЕ ЛЮБИТЕЛЕЙ ЛИЛИЙ». Было там и ее фото, она стоит на собственных двух здоровых ногах, с лилией-победительницей в руках. Она живет…жила…не знаю, как будет правильно, возможно, и так, и так…в каком-то городке неподалеку от Олбани, в штате Нью-Йорк[104]. — Замужем? Дети? — Не думаю. На фото она держит свою победную лилию, и на ее левой руке нет обручального кольца. Я знаю, что ты думаешь, немного чего изменилось, кроме того, что она имеет возможность ходить. Но неизвестно, как оно на самом деле. Она жила в другом месте, и как-то влияла на жизнь неизвестно-скольких разных людей. Тех, которых она никогда бы не узнала, если бы ее подстрелил Каллем, и она осталась в Фолсе. Понял, что я имею ввиду? Что я понял, то абсолютно невозможно было высказать словами, хоть так, хоть иначе, тем не менее, я согласился, так как хотел с этим закончить, прежде чем он упадет в беспамятстве. И еще, до того как уйти, я был намерен увидеть, что он безопасно добрался до своей кровати. — Что я твержу тебе, Джейк, так это то, что ты можешь изменить прошлое, хотя это не так легко, как тебе может показаться. Сегодня утром я чувствовал себя, как человек, который старается прорваться сквозь нейлоновый чулок. Он поддается немного, а потом хрясь — отдает назад и вновь становится тугим, как вначале. А впрочем, в конце концов, мне удалось его прорвать. — Почему это должно быть тяжелым? Потому что прошлое не желает, чтобы его изменяли? — Что-то не желает, чтобы его изменяли. Я полностью уверен в этом. Но все можно сделать. Если будешь иметь в виду это сопротивление, сделать все можно. — Эл смотрел на меня, глаза блестели на его измученном лице. — В итоге, самое главное в истории Каролин Пулен то, что заканчивается она так: «И после этого жила она долго и счастливо», что ты на это скажешь? — Да. — Загляни под заднюю страницу обложки той тетради, которую я тебе дал, дружище, и тогда ты, возможно, изменишь ход своих мыслей. Там есть кое-что, что я напечатал сегодня. Я сделал, как он просил, и нашел там картонный кармашек. Для хранения таких вещей, как бизнес — карточки и памятки, решил я. Там лежал единственный сложенный лист бумаги. Я его извлек, расправил и долго на него смотрел. Это была компьютерная распечатка первого столбца газеты «Уикли Лисбон Энтерпрайз». Дата под названием стояла 18 июня 1965. И заголовок: ВЫПУСК-65 ЛСШ ПРОХОДИТ В СЛЕЗАХ РАДОСТИ. На фотографии лысый мужчина (академическая шапочка зажата у него под подмышкой, чтобы не упала с головы) наклонился к улыбающейся девочке в инвалидной коляске. Он держится за один край аттестата, она — за другой. «Каролин Пулен преодолевает большую гору на длинном пути к своему исцелению» — гласила подпись. Я поднял глаза на Эла, взволнованный. — Если ты изменил будущее и спас ее, откуда у тебя это? — Каждое путешествие все отменяет, дружище. Помнишь? — О, Боже мой. Когда ты вернулся туда, чтобы остановить Освальда, все, что ты перед этим сделал, чтобы спасти Пулен, стерлось? — И да…и нет. — Что ты имеешь в виду этими «да» и «нет»? — Путешествие в прошлое, чтобы спасти Кеннеди, должно было стать последним, но я не спешил мчаться на юг, в Техас. Зачем? Оззи Кролика — так звали его сослуживцы в морской пехоте — в сентябре 58-го даже в Америке не было. Он весело выпускал пары в южной части Тихого океана, оберегая демократию на Формозе и в Японии. Поэтому я вернулся в «Тенистые домики» на Себаго и бил баклуши там до пятнадцатого ноября. Вновь. Но когда оно подкатило, я выехал еще раньше утром, что было, к черту, умно с моей стороны, так как я получил не просто два спущенных колеса на этот раз. В моем арендованном «Шеви» оборвалась какая-то из тяг. В итоге пришлось заплатить этому парню из автосервиса в Нэйплсе шестьдесят баксов, чтобы он одолжил мне на тот день свою машину, я еще и перстень ему свой морпеховский оставил в залог. Были и другие приключения, перечнем которых затруднять себя не хочу… — А тот мост в Дарами стоял? — Не знаю, друг, я даже не старался поехать по той дороге. Личность, которую не учит прошлое, — идиот, как я думаю. Единственное, что я запомнил, откуда будет подъезжать Эндрю Каллем, и не тратил времени, добираясь до туда. То дерево лежало поперек дороги, точно так же, как и первый раз, и когда он подъехал, я с ним боролся, как и перед тем. Вскоре у меня возникла боль в груди, точно, как и тогда. Мы сыграли всю комедию, Каролин Пулен провела субботу со своим отцом в лесу, а через пару недель я сказал «айда» и сел на поезд в Техас. — А как же я тогда смотрю на это выпускное фото, где она в инвалидной коляске? — Так как каждое путешествие через кроличью нору все отменяет. И Эл начал просто смотреть на меня, ожидая, пойму ли я. Через какую-то минуту до меня дошло. — Я?.. — Так и есть, дружище. Ты сегодня выпил на десять центов рутбира. Ну, и заодно ты усадил Каролин Пулен назад в инвалидную коляску. Раздел 4 1 Эл разрешил мне провести себя в спальню и даже буркнул «благодарю, дружище», когда я опустился на колени, чтобы расшнуровать и снять с него ботинки. Он отмахнулся только, когда я предложил ему помочь сходить в туалет. — Старание улучшить мир достойно похвалы, но не меньше, чем способность своими силами залезть на унитаз.