10 Около часа дня все забрались в просторный «бьюик» Джимми Коуди и тронулись в путь. По дороге молчали. Отец Дональд Каллахэн облачился в сутану, поверх которой надел стихарь и накинул белую епитрахиль с пурпурной каймой. Каждого он снабдил маленьким флаконом со святой водой и осенил крестным знамением. В небольшой серебряной дарохранительнице, лежавшей у него на коленях, он вез несколько гостий. Первую остановку они сделали у офиса Джимми в Камберленде. Не выключая двигатель, доктор зашел внутрь и скоро вернулся с молотком в руках и одетый в свободную спортивную куртку, полностью скрывавшую револьвер Маккаслина. При виде молотка Бен замер, заметив краем глаза, что Марк и Каллахэн тоже смотрят на инструмент как зачарованные. Боек отливал стальной синевой, а рукоятка была покрыта пористой резиной. – Жутковато выглядит, правда? – заметил Джимми. Бен подумал, что должен вбить с его помощью кол в грудь Сьюзен, и почувствовал, как к горлу подкатила тошнота, как бывает, когда самолет падает в воздушную яму. – Да, – согласился он, с трудом сглатывая слюну. – Выглядит действительно жутко. Потом они заехали в супермаркет, где Бен и Джимми купили весь выставленный на прилавке чеснок – двенадцать коробок, заполненных серовато-белыми головками. Девушка на кассе удивленно приподняла бровь и заметила: – Я рада, что не еду с вами кататься, ребята. На выходе из магазина Бен поинтересовался: – Интересно, почему на них действует чеснок? Это связано с Библией, древним проклятием или… – Полагаю, что это аллергия, – отозвался Джимми. – Аллергия?! Каллахэн услышал последнее слово и по пути к цветочному магазину попросил рассказать, что они обсуждали. – О да, я разделяю мнение доктора Коуди, – сообщил он. – Скорее всего дело в аллергии… если чеснок вообще оказывает на них действие. Не забывайте, что никаких доказательств этому нет. – Удивительно это слышать от священника, – не удержался Марк. – Почему? Если я вынужден признать существование вампиров (а, похоже, ничего другого мне не остается, по крайней мере в настоящий момент), разве я обязан считать их существами, на которых не распространяются никакие законы природы? То есть некоторые действительно не распространяются. Если верить преданиям, вампиры не отражаются в зеркале, могут превращаться в летучих мышей, волков или птиц – так называемых психокомпов или проводников душ в загробный мир – и умеют просачиваться в самые узкие щели. Но нам известно, что у них есть зрение, слух, речь… и почти наверняка вкус. Не исключено, что им ведомы недомогание, боль… – И любовь? – спросил Бен, устремив невидящий взгляд в пустоту. – Нет! – ответил Джимми. – Уверен, что любовь им недоступна. Он завернул на небольшую стоянку возле цветочного магазина с пристроенной оранжереей. Колокольчик над дверью звякнул, возвещая об их прибытии, и в нос ударил густой тяжелый аромат, который обычно стоит в похоронных бюро. Бена невольно затошнило. – Здравствуйте! – К ним вышел высокий мужчина в фартуке и с цветочным горшком в руке. Бен начал объяснять, что им нужно, но мужчина прервал его, отрицательно покачав головой: – Боюсь, вы опоздали. В прошлую пятницу заходил мужчина и купил все до одной розы: и красные, и белые, и желтые. Так что до среды ничем не могу вам помочь. Если вы оставите заказ… – А как выглядел этот мужчина? – Колоритная внешность, – ответил хозяин, ставя горшок на землю. – Высокий и совершенно лысый. Пронзительные глаза. Судя по запаху, курил иностранные сигареты. Он купил целых три охапки цветов и уложил их в багажник очень старой машины. Думаю, это был «додж»… – «Паккард», – поправил Бен. – Черный «паккард». – Так вы его знаете! – Можно и так выразиться. – Он заплатил наличными, что очень необычно для такой крупной партии. Но если вы к нему обратитесь, он наверняка продаст вам… – Возможно, – не дал ему договорить Бен. В машине они обсудили, как быть дальше. – Есть магазин в Фалмуте, – неуверенно начал отец Каллахэн. – Нет! – возразил Бен решительно. – Нет! – Услышав в его голосе нотку истерики, все невольно оглянулись. – А что, если он побывал и в Фалмуте тоже? Что тогда? Ехать в Портленд? Или Киттери? Или даже в Бостон? Неужели вы не понимаете, что происходит? Он предвидел все наши действия! И подстраховался! – Не нужно терять головы, Бен, – вмешался Джимми. – Разве не стоит хотя бы… – Вы помните, что сказал Мэтт? «Не думайте, что днем он не сможет причинить вреда, потому что спит». Посмотрите на часы, Джимми! Тот так и сделал. – Четверть третьего, – медленно констатировал он и посмотрел на небо, будто не доверяя циферблату. Но часы не врали – солнце уже начало клониться к закату. – Он все предвидел и постоянно опережает нас на несколько шагов! – заметил Бен. – Как мы могли рассчитывать, что он будет пребывать в счастливом неведении? Что он не боялся быть раскрытым и встретить сопротивление? Мы должны не терять ни минуты и не тратить время на пустые споры о том, сколько ангелов может уместиться на острие иглы. – Он прав, – тихо согласился Каллахэн. – Думаю, что пора от слов переходить к делу. – Тогда поехали! – нетерпеливо воскликнул Марк. Джимми рванул машину со стоянки так резко, что взвизгнули колеса. Хозяин цветочного магазина с удивлением проводил взглядом автомобиль с медицинским номером, в котором сидели трое мужчин – один из них священник – и мальчик. Все ожесточенно что-то обсуждали и размахивали руками. 11 Коуди направился к Марстен-Хаусу через Брукс-роуд, и Дональд Каллахэн, разглядывая дом с непривычной стороны, удивился, как это он раньше не замечал, что здание буквально нависает над Салемс-Лотом. Он стоял на высоком холме у пересечения Джойнтер-авеню и Брок-стрит, и отсюда открывался панорамный вид на лежавший внизу город. Огромное заброшенное строение с закрытыми ставнями производило неприятное и зловещее впечатление. Оно походило на саркофаг, олицетворявший фатум. И к тому же тут произошли убийство и самоубийство, то есть оно стояло на оскверненном месте. Каллахэн уже открыл рот, чтобы поделиться с другими этими мыслями, но передумал. Коуди свернул, и дом скрылся за деревьями, которые вскоре расступились, и они оказались на подъездной дорожке. Возле гаража был припаркован «паккард», и Джимми, выключив двигатель, достал револьвер Маккаслина. Каллахэн сразу же ощутил нездоровую атмосферу этого места. Он достал крестик, принадлежавший матери, и надел на шею, где уже висел его собственный. На голых от осени деревьях не пели птицы. Высокая неровная трава была мертвой и сухой и совсем не походила на ту, что характерна для этого времени года. Сама земля казалась серой и бесплодной. Ступеньки крыльца покоробились, а на одной из колонн виднелось яркое пятно краски – там раньше была табличка, воспрещавшая вход посторонним. На ржавых петлях входной двери висел, поблескивая, новенький замок. – Может, через окно, как Марк… – неуверенно предложил Коуди. – Нет! – воспротивился Бен. – Прямо через парадную дверь! Если придется, выломаем ее! – Не думаю, чтобы это понадобилось, – произнес отец Каллахэн и сам не узнал свой голос. Когда они вылезли из машины, он пошел впереди, даже не отдавая себе в этом отчета. При подходе к двери он ощутил такой невероятный душевный подъем, испытать который уже и не чаял. Дом зловеще нависал над ними, и из всех его трещин и щелей сочилось зло. Но священник не колебался. Все сомнения исчезли. И это не он вел других, а им самим управляла какая-то неведомая сила. – Во имя Бога Отца! – воскликнул он таким властным тоном, что все невольно придвинулись ближе. – Повелеваю злу покинуть сей дом! Прочь отсюда, бесы! – И даже сам не сознавая, что делает, ударил по двери зажатым в руке распятием. Все увидели яркую вспышку, в воздухе запахло озоном, и послышался резкий скрип, будто доски исторгли испуганный вопль. Окно над дверью с треском вылетело наружу, а из эркера посыпались осколки разлетевшегося вдребезги стекла. Джимми вскрикнул. Новенький замок упал им под ноги, превратившись в кусок искореженного металла. Марк нагнулся, потрогал и, отдернув руку, воскликнул: – Горячий! Каллахэн отступил от двери, не в силах унять дрожь, и посмотрел на распятие в руке. – Это самое удивительное из всего, что случалось в моей жизни! – произнес он и посмотрел на небо, будто надеясь узреть на нем лик Господа, но ничего не увидел. Бен толкнул дверь и, когда та распахнулась, пропустил Каллахэна вперед. Оказавшись в доме, священник вопросительно взглянул на Марка. – Вход в подвал на кухне, – пояснил тот. – Стрейкер – наверху. Однако… – Он помолчал, нахмурившись. – Тут что-то изменилось. Не могу объяснить, но что-то не так, как было раньше. Сначала они поднялись наверх, и хотя Бен шел не первым, при виде двери в конце коридора он снова почувствовал, как по телу побежали мурашки ужаса. Прошел почти месяц, как он приехал в Салемс-Лот, и теперь ему снова предстоит заглянуть в ту самую комнату. Каллахэн распахнул дверь, и Бен, бросив взгляд внутрь, не сумел сдержать жуткого вопля, вырвавшегося из горла, – так истошно и истерично обычно кричат только женщины. Но на этот раз на балке под потолком висел не Хьюберт Марстен и не его привидение. Там висел Стрейкер с перерезанным от уха до уха горлом, висел вниз головой, как свинья на бойне. Взгляд остекленевших глаз был направлен одновременно на них и куда-то вдаль. Лицо обескровленного трупа было мертвенно-бледным. 12 – Боже милостивый! – воскликнул отец Каллахэн. Они медленно вошли в комнату: Каллахэн и Коуди первыми, Бен с Марком жались сзади. Ноги Стрейкера сначала связали вместе, а уже потом его подвесили за них на балку. У Бена мелькнула мысль, что поднять мертвое тело Стрейкера на такую высоту, что его руки едва касаются пола, мог только человек недюжинной силы. Джимми приложил ко лбу мертвеца тыльную сторону запястья, а потом взял его за руку. – Он мертв не меньше восемнадцати часов, – заключил он, содрогнувшись. – Господи, что за ужасная… В голове не укладывается. Кому… зачем… – Это Барлоу! – заявил Марк, глядя на Стрейкера немигающим взглядом. – Потому что Стрейкер дал маху, – согласился Джимми. – Вечной жизни ему точно не будет. Но почему так? Зачем вверх ногами?