– Повернись, – приказал Стрейкер. – И пока я буду тебя связывать, не шевелись! Иначе, – он поднес к глазам Марка поднятый большой палец, будто голосовал на дороге, – я выколю тебе этим правый глаз. Ты меня понял? Марк кивнул и, сделав глубокий вдох, задержал дыхание и напряг все мышцы. – Ложись на живот! – велел Стрейкер мальчику. Тот подчинился. Стрейкер связал Марку руки за спиной, а потом, соорудив петлю, накинул ее на шею мальчика, а другой конец веревки привязал к балке. – Ты должен гордиться тем, что болтаешься на той же самой балке, на которой повесился друг и покровитель моего Господина в этой стране! Ты польщен? Услышав в ответ невразумительное хрипение, Стрейкер засмеялся и пропустил Марку веревку через промежность, резко дернув, чтобы затянуть потуже. Все с тем же мерзким благодушием Стрейкер продолжил: – Прищемил твои драгоценности? Скоро они тебе не понадобятся вовсе, поскольку тебя ожидает ох какая долгая жизнь аскета! Он перехватил веревкой бедра, а потом колени и голени мальчика. Тому уже давно не хватало воздуха, но он все равно держался и из последних сил продолжал напрягать мышцы. – Ты весь дрожишь, молодой человек, – насмешливо не унимался Стрейкер. – И тело так напряжено! А какая белая кожа… но скоро она станет еще белее! Не нужно бояться. Мой Господин умеет быть добрым. Его очень любят, и у вас в городе тоже. Сначала просто легкий укол вроде тех, что делают врачи, а потом станет так приятно! И тебя отпустят. И ты отправишься к своим родителям, верно? Ты навестишь их, когда они уснут. Стрейкер поднялся и с умилением посмотрел на Марка. – А сейчас я вынужден ненадолго отлучиться. Мне нужно уделить внимание твоей спутнице. А когда мы снова увидимся, ты станешь относиться ко мне лучше. Он вышел, хлопнув дверью. В замке повернулся ключ. Услышав на лестнице удаляющиеся шаги, Марк с облегчением выдохнул и расслабил мышцы. Путы ослабли – чуть-чуть. Какое-то время он лежал, не шевелясь и собираясь с силами. Голова по-прежнему работала с необычайной ясностью. С места, где он лежал, был виден неровный, вздувшийся пол и железная койка. И еще стена, с которой ободрали обои, валявшиеся возле койки словно сброшенная змеиная кожа. Марк сосредоточился на маленьком участке стены и внимательно его разглядывал, стараясь не думать ни о чем другом. В книге о Гудини говорилось, что самое главное – это концентрация. Голова должна быть свободна от всех посторонних мыслей, от малейших проявлений страха или паники, а тело – полностью расслабленным. Сначала нужно освободить сознание и совершить все действия, шаг за шагом, в воображении, и только потом приступить к их воплощению на практике. Он смотрел на стену, и минуты шли. Стена была белой и неровной, как старый экран в кинотеатре под открытым небом. Когда тело Марка окончательно расслабилось, он увидел на этом импровизированном экране себя – маленького мальчика в голубой футболке и джинсах. Мальчик лежал на боку, руки связаны сзади и упираются в спину. Вокруг шеи обвязана петля, которая начнет натягиваться от любого резкого движения, пока не задушит. Мальчик не сводил взгляда со стены. Фигурка на ней начала медленно шевелиться, хотя сам он лежал неподвижно. Марк восхищенно следил за всеми движениями своего метафизического двойника. Он достиг той степени концентрации, которая позволяет индийским йогам и факирам созерцать на протяжении долгих дней пальцы у себя на ноге или кончик носа. В этом состоянии транса некоторые медиумы могут перемещать по воздуху предметы или исторгать из носа, рта или пальцев длинные шлейфы телеплазмы. Марк больше не думал о Стрейкере или сгущавшихся сумерках. Он больше не видел грязного пола, железной кровати и даже стены. Он видел только фигурку мальчика, едва заметно и очень расчетливо напрягавшего мускулы. Марк не сводил глаз со стены. Наконец он осторожно и очень медленно начал вращать кистями вовнутрь. После каждого движения большие пальцы касались друг друга. Работали мышцы только нижней части предплечий. Марк не спешил и все время смотрел на стену. На руках выступил пот, и теперь вращать кистями стало легче. Они уже описывали не полукруг, а три четверти круга. В конце движения тыльные стороны ладоней прижимались друг к другу, а путы, связывающие запястья, делались чуть свободнее. Он остановился и, немного подождав, сцепил пальцы в замок и принялся методично упираться большими пальцами в ладони, чтобы ослабить веревки на запястьях. На лице Марка не было написано никаких эмоций, и своей отрешенностью оно походило на манекен в универмаге. Прошло пять минут. Руки стали мокрыми от пота. Высшая степень концентрации позволила Марку, подобно факирам и йогам, получить частичный контроль даже над своей симпатической нервной системой и непроизвольными реакциями организма. Через поры на коже выделялось неизмеримо больше пота, чем могли вызвать его осторожные движения. Пот капал со лба, образуя темные кружки на светлом от пыли полу. Теперь Марк двигал руками вверх-вниз, используя только бицепсы и мышцы спины. Петли, стягивавшие запястья, ослабли еще немного, и он почувствовал, как одна из них уже наезжала на ладонь правой руки и сползти ниже ей мешала только подушечка под большим пальцем. Почувствовав прилив радости, Марк немедленно прекратил двигаться и терпеливо выждал, пока волнение полностью не уляжется и к нему вновь не вернется спокойствие. Затем он возобновил движение. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Каждое усилие растягивало петлю, и вдруг веревка соскользнула, и правая рука оказалась на свободе! Марк оставил ее за спиной и принялся сжимать и разжимать пальцы в кулак, чтобы вернуть им чувствительность, после чего освободил левую руку. Переместив руки вперед, он закрыл глаза. Теперь главное – не думать, что уже удалось сделать, и продолжать начатое так же размеренно и неторопливо. Марк оперся на левую руку, а правой ощупал узлы, которыми была закреплена петля на шее. Он сразу понял, что попытка освободиться чревата не только опасностью удавить себя насмерть, но и еще больше затянуть веревки, которые и так нестерпимо больно давили на мошонку. Сделав глубокий вдох, он принялся за работу. Веревка натягивалась, сжимая горло и промежность: казалось, будто в кожу то и дело тычут крошечными иголками, как при нанесении татуировки. Узел был завязан на совесть. Перед глазами уже расплывались черные круги, но мальчик не сдавался и продолжал настойчиво и неторопливо разминать узел. Наконец он почувствовал, как тот чуть поддался. Решившись, Марк с трудом сглотнул, собрался с силами, вытянул шею и резко дернулся. Пах взорвался пронзительной болью, которая тут же отступила: оцарапав уши и щеки, он все-таки исхитрился сбросить петлю с головы. Мальчик сел, порывисто дыша, и схватился за промежность: теперь она просто ныла тупой болью, вызывавшей тошноту. Немного отдышавшись, он перевел взгляд на закрытое ставнями окно. Свет, пробивавшийся сквозь щели, окрасился в багровые тона – солнце почти село. И дверь была заперта. Марк стянул веревку с балки и принялся развязывать узлы на ногах. Они оказались затянутыми на удивление крепко, а реакция после пережитого напряжения мешала сосредоточиться. Однако после неимоверных усилий ему все же удалось освободить сначала бедра и колени, а потом лодыжки. Пошатываясь, он поднялся и принялся растирать затекшие ноги. И тут снизу послышался шум. Шаги! Марк в панике бросился к окну и попытался поднять раму, однако та оказалась прибитой. В растрескавшемся от времени дереве торчали ржавые шляпки гвоздей. Шаги раздавались уже на лестнице. Марк вытер пот рукавом и обвел комнату диким взглядом. Две пачки журналов. Жестяной экран для камина. Железная кровать. Он подошел к ней и наугад потянул за одну из ножек. И неведомые боги, видя, как много он сумел преодолеть в одиночку, сжалились над мальчиком и решили ему немного помочь. Шаги уже приближались по коридору к двери, когда Марку удалось открутить ножку кровати. 4 Когда дверь начала открываться, Марк замер за ней с металлической ножкой в руке, похожий на игрушечного индейца, занесшего для удара томагавк. – Молодой человек, я пришел, чтобы… – Увидев, что в комнате никого нет, а веревки валяются на полу, Стрейкер от изумления замер в проходе. Для Марка время вдруг сдержало свой бег и, как в замедленной съемке, растянуло секунды в минуты, давая ему возможность хорошенько подготовиться для удара по медленно выплывавшей из-за двери лысине. Едва голова Стрейкера начала поворачиваться, чтобы заглянуть за дверь, Марк обрушил на нее железную ножку от кровати. Ударил он не в полную силу, пожертвовав ее толикой ради точности прицела, зато попал куда метил: чуть повыше виска. Из раны фонтаном брызнула кровь, и Стрейкер, зажмурившись от боли, пошатнулся и шагнул вперед. Его лицо исказила жуткая гримаса, он потянулся к Марку, но тот нанес второй удар – на этот раз чуть выше лба. Новый поток крови залил лицо Стрейкера. Он закатил глаза и, обмякнув, рухнул на пол. Марк, сжимая в руке окровавленную железку, отскочил в сторону. Кровь на ней была темной, гораздо темнее той, что бывает в цветных фильмах. При виде ее Марка затошнило, но Стрейкера ему жалко не было. Господи, подумал он, я его убил! И хорошо! Неожиданно пальцы Стрейкера сомкнулись на его лодыжке. Марк охнул и попытался вырваться, но не тут-то было. На залитом кровью лице Стрейкера холодным огнем горели глаза, а губы беззвучно шевелились. Марк еще раз рванулся, но безрезультатно. Испустив крик, мальчик принялся колотить железной трубкой по пальцам. Раз, другой, и снова, и снова! Пальцы ломались с глухим треском, словно карандаши. Тиски, сжимавшие лодыжку, ослабли. Марк выдернул ногу и выскочил в коридор. Голова Стрейкера снова упала на пол, но изувеченная рука продолжала зловеще подергиваться – словно собака, которая во сне гонится за кошкой. Железная ножка выскользнула из онемевших пальцев мальчика, и он, дрожа, попятился. Его охватила паника, и он бросился вниз, перескакивая через несколько ступенек сразу и едва касаясь перил. Внизу уже стало темно, и сгустившиеся тени только усиливали и без того жуткое состояние, в котором пребывал Марк. Он добрался до кухни и вгляделся обезумевшими от страха глазами в черный проем входа в подвал. Солнце опускалось за горизонт, расцвечивая небо пурпурными красками. А в шестнадцати милях от Марстен-Хауса, в похоронном бюро, Бен Миерс смотрел на часы, стрелки которых подбирались к 19:02. Марк об этом не знал, но чувствовал, что время вампиров вот-вот настанет. Оставаться тут дольше означало неизбежно столкнуться с куда более опасным противником, а если спуститься в подвал и попытаться спасти Сьюзен, то его самого наверняка превратят в вампира. И все-таки он подошел к двери в подвал и даже сумел заставить себя спуститься на пару ступенек, но потом ощутил такой ужас, что не мог пошевелиться. По щекам катились слезы, а тело содрогалось от дрожи, как в приступе малярии. – Сьюзен! – взвизгнул он. – Беги! – М… Марк? – Ее голос был слабым и вялым. – Я ничего не вижу. Здесь темно… А затем раздался громкий, словно выстрел, звук, сменившийся довольным и жестоким смехом. Истошный крик Сьюзен перешел в стон… и стих. И все же Марк медлил, с трудом удерживаясь от того, чтобы броситься прочь со всех ног. Снизу послышался ласковый голос, удивительно похожий на отцовский: – Спускайся, мой мальчик. Ты мне очень нравишься. В голосе звучала необыкновенная сила, которая не только рассеивала страх, но и безудержно влекла вниз. Марк даже сделал пару шагов, однако сумел собрать в кулак остатки воли и остановился. – Спускайся же! – произнес голос уже совсем рядом. Помимо отеческой заботы в нем звучала непререкаемая воля. – Я знаю тебя! Ты Барлоу! – крикнул Марк в темноту и бросился наверх. В гостиной на него снова навалился страх, и если бы входная дверь оказалась запертой, он прошиб бы ее насквозь, как смешно показывают в мультиках. Мальчик выскочил на улицу и помчался во весь дух (совсем как много лет назад другой мальчик по имени Бенджамин Миерс) по Брукс-роуд в сторону города, где тоже нельзя было чувствовать себя в безопасности. Разве не может главарь вампиров пуститься за ним в погоню? Он свернул в лес и бросился напролом через чащу, поскользнулся и упал, перебираясь через ручей, но, в конце концов, оказался на заднем дворе своего дома. Марк вошел через кухню и заглянул в гостиную, где мать с посеревшим от тревоги лицом говорила с кем-то по телефону. На коленях у нее лежал телефонный справочник. Подняв глаза, она увидела сына и облегченно выдохнула: – Пришел! Не дожидаясь ответа, она повесила трубку и направилась к мальчику. На ее лице были следы слез, отчего Марку стало совсем не по себе. – Марк… где ты был?! – Явился?! – послышался голос отца, дрожавший от злости. – Где ты был?! – повторила мать и, схватив Марка за плечи, встряхнула его. – Гулял, – неубедительно промямлил он. – Я упал, когда бежал домой.