– Одну тыкву. Доллар пятьдесят. Тоже мне, сделка! – А как насчет одной тыквы за пять долларов? Вилли с сестрой обменялись взглядами, и она улыбнулась: – Договорились. Пристроив дорогую тыкву на заднем сиденье – теперь она напоминала искусственный спутник Земли, выкрашенный в оранжевый цвет, – я поехал обратно. В качестве ориентира девочка назвала нанесенную краской из баллончика надпись «METALLICA – ЭТО КРУТО» на большой каменной плите. Я заметил надпись и сбавил скорость до десяти миль в час. Через пару минут увидел поворот, который проскочил раньше. Это была дорога с покрытием, но съезд на нее зарос и был сплошь покрыт опавшей листвой. Как мне показалось, неспроста. Когда я спросил ребят у ларька, чем занимается новый арендатор, те просто пожали плечами. – Отец считает, что он, наверное, разбогател на бирже, – сказала девочка. – Чтобы жить в таком месте, надо иметь кучу денег. Мама говорит, что там, должно быть, комнат пятьдесят, не меньше. – А зачем он вам нужен? – поинтересовался мальчик. Сестра толкнула его локтем в бок: – Как тебе не стыдно! – Если он тот, кто я думаю, – ответил я, – то мы с ним старые знакомые. И спасибо за то, что у меня теперь есть для него подарок. – Я постучал по тыкве. – Из нее получится много пирогов, это точно, – согласился мальчик. Или фонарь на Хэллоуин, подумал я, сворачивая на узкую дорожку, ведущую к «Засовам». Ветки царапнули бока машины. С ярким электрическим огоньком вместо свечи. Сразу за глазницами. Дорога – которая после съезда оказалась широкой и ровной – поднималась вверх и сильно виляла. Дважды мне пришлось остановиться, чтобы пропустить оленей. Они смотрели на машину без всякого страха. Было видно, что в этих лесах никто не охотился уже очень давно. Через четыре мили я добрался до запертых кованых ворот. Слева висел знак «Частная собственность», а справа – «Посторонним вход воспрещен». На стойке возле ворот имелся домофон с прикрепленной сверху видеокамерой, направленной на посетителей. Я нажал кнопку на домофоне. Мое сердце учащенно билось, на коже выступил пот. – Алло? Есть кто-нибудь? Сначала ответа не последовало, потом раздался голос: – Чем я могу вам помочь, сэр? Звук был намного чище, чем обычно слышится из динамика домофона – можно сказать, потрясающе чистый, – однако, принимая во внимание хобби Джейкобса, меня это ничуть не удивило. Голос принадлежал не Чарлзу, но казался знакомым. – Я приехал повидать Дэниела Чарлза. – Мистер Чарлз никого не принимает без предварительной записи, – сообщил домофон. Я немного подождал и снова нажал кнопку «ВЫЗОВ». – А как насчет Дэна Джейкобса? Под этим именем он был известен в Талсе, когда устраивал аттракцион «Портреты-молнии». – Я понятия не имею, о чем вы говорите, – отозвался голос из домофона, – и уверен, что мистер Чарлз тоже. Я наконец сообразил, кому принадлежал этот знакомый певучий тенор. – Скажите ему, что это Джейми Мортон, мистер Стампер. И напомните, что я был свидетелем его первого чуда исцеления. Последовала долгая-долгая пауза. Я подумал, что разговор окончен и мне придется уехать ни с чем. Если, конечно, я не попытаюсь снести ворота своим скромным автомобилем. Однако не было никаких сомнений, что в этом случае уцелеют именно ворота. Я уже собрался уходить, когда Эл Стампер спросил: – И какое это было чудо? – Мой брат Конрад потерял голос. Преподобный Джейкобс вылечил его. – Посмотрите в камеру. Я посмотрел. Через несколько секунд послышался новый голос. – Проезжай, Джейми, – произнес Чарлз Джейкобс. – Очень рад тебя видеть. Тихонько заурчал мотор, и ворота раздвинулись в стороны по невидимым рельсам. Как Иисус, идущий по водам Мирного озера, подумал я и, сев в машину, въехал внутрь. Ярдов через пятьдесят оказался еще один крутой поворот, и, добравшись до него, я успел заметить, как закрываются ворота. Возникшая ассоциация – изгнание первых обитателей Эдема за то, что они съели не то яблоко, – меня не удивила. Как-никак я вырос на Библии. Особняк «Засовы» представлял собой огромное здание, судя по всему, изначально бывшее викторианским, а затем превратившееся в мешанину архитектурных экспериментов. Четырехэтажная махина с многочисленными фронтонами и полукруглой застекленной пристройкой к западному торцу, откуда открывался вид на низины, лощины и озера Гудзонской долины. Шоссе темной нитью пролегало через пейзаж, расцвеченный осенними красками. Главное здание было светло-коричневым с белой отделкой, как и несколько крупных хозяйственных построек неподалеку. Интересно, в какой из них Джейкобс разместил свою лабораторию? Что она есть, я не сомневался. За зданиями склон уходил вверх, и там начинались леса. Под портиком, где некогда служители встречали роскошные автомобили любителей водных процедур и алкоголя, стоял скромный «форд-таурус», который Джейкобс зарегистрировал на свое имя. Я припарковался позади него и поднялся по ступенькам на веранду размером с футбольное поле. Потянулся к колокольчику, но не успел позвонить, как дверь открылась и показался Эл Стампер в расклешенных по моде семидесятых брюках и полосатой «вареной» футболке. Со времени, когда я видел его в палатке, он раздался еще больше и стал похож на фургон, в котором перевозят мебель. – Здравствуйте, мистер Стампер. Я – Джейми Мортон. Большой почитатель ваших ранних песен. – Я протянул ему. Он не пожал ее. – Я не знаю, что вам нужно, но мистера Джейкобса нельзя отвлекать. У него много работы, и он не очень хорошо себя чувствует. – Вы имеете в виду пастора Дэнни? – уточнил я. Поддразнивая. – Проходите на кухню. – Голос был мягким и звучным, каким и подобает говорить «Лучшему соул-исполнителю», но на лице читалось, что кухня – самое место таким, как я. Я не возражал – на кухне таким, как я, было действительно неплохо, – но тут раздался другой голос, столь хорошо мне знакомый: – Джейми Мортон! Ты появился в самое подходящее время! Он прошел по коридору, слегка прихрамывая и припадая на правую ногу. Его волосы, теперь почти совсем белые, отступили с висков. Однако взгляд голубых глаз был по-прежнему проницательным. Губы раздвинулись в улыбке, которая показалась мне хищной. Он прошел мимо Стампера, будто не замечая этой большой туши, и протянул мне правую руку. Никаких колец на ней не было, зато на левой поблескивало поцарапанное тонкое золотое колечко. Я не сомневался, что второе, парное ему, покоилось под землей на кладбище в Харлоу, на пальце, который давно истлел. Я пожал протянутую руку. – После Талсы много воды утекло, Чарли, верно? Он кивнул, тряся мою руку, словно политик, надеявшийся привлечь избирателя. – Очень, очень много. Сколько тебе сейчас лет, Джейми? – Пятьдесят три. – А как твои родные? С ними все в порядке? – Мы редко видимся, но Терри по-прежнему в Харлоу и занимается горючим. У него трое детей – два мальчика и девочка. Сейчас уже большие. Кон по-прежнему смотрит на звезды на Гавайях. Энди умер несколько лет назад. Сердечный приступ. – Мне очень жаль. Но ты выглядишь отлично. В полном порядке. – Ты тоже. – Это было грязной ложью. Я вспомнил о трех возрастах настоящего американца: юность, зрелые годы и «ты выглядишь потрясно». – А тебе, должно быть… Сколько? Семьдесят? – Около того. – Он все еще пожимал мне руку. Рукопожатие было крепким, но я ощутил слабую дрожь. – А как Хью Йейтс? Ты по-прежнему работаешь на него? – Да, он в порядке. Слышит, как в соседней комнате падает булавка. – Отлично. Отлично. – Он наконец отпустил мою руку. – Эл, нам с Джейми надо о многом поговорить. Ты не принесешь нам лимонад? Мы будем в библиотеке. – Надеюсь, вы не собираетесь переутомляться? – Стампер смотрел на меня с недоверием и неприязнью. Он ревнует, подумал я. После окончания последнего тура Джейкобс принадлежал ему одному, и ему это очень нравилось. – Вам нужно поберечь силы для работы. – Со мной все будет в порядке. Нет лучшего лекарства, чем встреча со старым другом. Ступай за мной, Джейми. Он повел меня по главному коридору мимо располагавшейся слева столовой, длинной, как пульмановский вагон, и трех гостиных справа. Во второй висела огромная люстра, похожая на остатки реквизита для фильма «Титаник» Джеймса Кэмерона. Мы прошли через ротонду, где полированное дерево сменилось полированным мрамором, а шаги отдавались эхом. Хотя день выдался теплым, температура в доме была комфортной. Слушая шелковистый шепот кондиционеров, я невольно задался вопросом, сколько стоит охладить это место в августе, когда за окном не просто тепло, а жарко. Но вспомнив мастерскую в Талсе, решил, что сущие пустяки. Библиотека оказалась круглой комнатой в дальнем конце дома. На изогнутых полках стояли тысячи книг, но я не мог представить, как тут можно читать, если отсюда открывается такой вид. Западная стена была полностью стеклянной, и за ней раскинулись бескрайние просторы Гудзонской долины с поблескивавшей вдалеке синей полоской реки. – Исцеление хорошо оплачивается. – Я вспомнил о Козьей горе, где отдыхали богатые люди, отгородившись забором от простолюдинов вроде семьи Мортон. Такие виды можно купить только за деньги. – Во всех смыслах, – согласился он. – Мне нет необходимости спрашивать, удержался ли ты от наркотиков. Вижу, что да, по твоей коже. И глазам. – Напомнив таким образом, что я его должник, он предложил мне сесть. Теперь, встретившись с ним, я не знал, как или с чего начать. Тем более что Эл Стампер, выполнявший обязанности и помощника, и дворецкого, должен был вот-вот явиться с лимонадом. Но проблема разрешилась сама собой. Прежде чем я успел решить, на какую тему поболтать, чтобы потянуть время, в библиотеку вошел бывший солист «Vo-Lites» с недовольной гримасой на лице. Он поставил поднос между нами на столик вишневого дерева. – Спасибо, Эл, – поблагодарил Джейкобс. – Не за что, – отозвался тот, повернувшись к боссу и полностью игнорируя меня. – Хорошие брюки, – заметил я. – Напоминают о временах, когда «Bee Gees» бросили метафизику и переключились на диско. Но к ним так и просятся винтажные туфли на платформе. Он смерил меня не очень душевным (или не вполне христианским, если на то пошло) взглядом и вышел. Точнее, протопал к выходу. Джейкобс взял лимонад и сделал глоток. Судя по плававшим на поверхности кусочкам мякоти, напиток был домашнего приготовления. И судя по тому, как постукивали один о другой кубики льда, когда Джейкобс ставил стакан на место, мне не почудилось, что руки у него дрожат. Шерлок мог бы мной гордиться. – Это было некрасиво, Джейми, – упрекнул меня Джейкобс, но в его голосе звучало веселье. – Особенно со стороны гостя, причем незваного. Лоре было бы стыдно. Я оставил упоминание о матери – наверняка не случайное – без внимания. – Пусть и незваного, но мне показалось, что ты рад меня видеть. – Конечно. А почему нет? Попробуй лимонад. Судя по виду, тебе жарко. И к тому же, если я могу быть откровенным, немного не по себе. Это была правда, но зато я больше не чувствовал страха. Я разозлился. Я сидел в огромном доме на огромной территории поместья, где наверняка имелся огромный бассейн и поле для игры в гольф, возможно, сейчас неухоженное, но тем не менее. Роскошное пристанище Чарлза Джейкобса для опытов с электричеством на закате лет. А где-то в другом месте Роберт Ривард стоял в углу скорее всего в памперсах, потому что отправление естественных надобностей теперь волновало его меньше всего. Вероника Фримонт ездила на автобусе, потому что боялась садиться за руль, а Эмиль Кляйн вполне мог пережевывать землю. И еще была Кэти Морс, юная, хорошенькая жительница Оклахомы, которая теперь лежала в гробу.