Выставочный комплекс округа Норрис расположен в семидесяти милях от Недерленда, так что времени поговорить у нас с Хью было предостаточно, однако до самого Денвера мы в основном молчали и смотрели по сторонам. Если не считать вечной полосы смога над Арвадой, ничто не нарушало красоты чудесного летнего вечера. Мы находились уже к востоку от Денвера, когда Хью выключил радио, настроенное на станцию со старыми хитами, и спросил: – А твой брат Конрад долго страдал от побочных эффектов после того, как преподобный вылечил ему горло, или что там у него было? – Нет, но это и неудивительно. Джейкобс говорил, что лечения никакого не было, просто эффект плацебо, и я всегда считал, что это правда. Думаю, что так и есть. Тогда он начинал и основной задачей ставил улучшение приема телесигнала. Мозгу Конрада требовалось простое разрешение снять блокировку. – Вера обладает большой силой, – согласился Хью. – Достаточно посмотреть на группы и солистов, что выстраиваются к нам в очередь записать диск, который вряд ли кто купит. Ты пытался что-нибудь разузнать о Ч. Дэнни Джейкобсе? – И очень активно. Мне помогает дочь Джорджии. – Я тоже провел раскопки и держу пари, что большинство его исцелений – примерно то же, что он проделал с твоим братом. Люди с психосоматическими заболеваниями считают, что исцеляются, когда пастор Дэнни касается их своими волшебными Божьими кольцами. Это могло быть правдой, но я видел, как Джейкобс работал на ярмарке в Талсе, и был уверен, что он постиг секрет коммерческого успеха: чтобы люди купились, им надо предложить не только запах жареного мяса, но и кусочек бифштекса, пусть даже самый маленький. Женщины, избавившиеся от мигрени, и мужчины, исцелившиеся от радикулита, – это, конечно, хорошо, но не очень наглядно. Не то что «портреты-молнии». Имелось по меньшей мере два десятка разоблачительных сайтов, один из которых так и назывался: «Ч. ДЭННИ ДЖЕЙКОБС: МОШЕННИК НА ВЕРЕ». Сотни людей писали на нем сообщения, что «злокачественные опухоли», которые удалял пастор Дэнни, были свиными печенками или козьими кишками. Хотя на службах Ч. Дэнни любая съемка была запрещена и охранники отбирали пленку, если замечали, что кто-то снимал, фотографий имелось немало. Некоторые, казалось, только подтверждали правдивость официальных видео, размещенных на веб-сайте Ч. Дэнни. Однако на других противная блестящая масса в руках пастора Дэнни и впрямь походила на козьи кишки. Лично я считал, что опухоли на самом деле являлись фальшивкой – слишком уж это отдавало театром. Но вовсе не означали, что все чудеса Джейкобса были липой. И два человека, сидевшие в огромном, как корабль, «линкольне-континентале», могли это засвидетельствовать. – Ты страдал лунатизмом и неконтролируемыми движениями, – сказал Хью, – что, согласно медицинскому онлайн-справочнику, называется миоклонией. В твоем случае временной. К тому же ты тыкал в себя предметами, что может объясняться подсознательным желанием уколоться. – Все верно. – У меня случались отключки, во время которых я говорил и двигался. Такое бывает от спиртного, но я не пил. – И призматики, – добавил я. – Ну да. Еще есть девушка из Талсы, о которой ты мне рассказывал. Та, что украла серьги. Самое дурацкое ограбление в мире. – Она считала, что эти серьги принадлежат ей, потому что они были на ее фотографии. Держу пари, что она моталась по бутикам в Талсе, разыскивая платье. – Она помнила, что разбила витрину? Я покачал головой. Когда Кэти предстала перед судом, меня уже давно не было в Талсе, но Брианна Донлин разыскала маленькую заметку о ней в Интернете. Девушка утверждала, что ничего не помнит, и судья ей поверил. Он вынес решение о психологической экспертизе и отпустил Кэти под присмотр родителей. После этого о ней ничего не было слышно. Хью задумался. Я тоже ничего не говорил. Мы молча смотрели на дорогу. Теперь, когда мы выбрались из гор, она убегала к горизонту, прямая, как натянутая струна. – Зачем ему все это, Джейми? – спросил наконец Хью. – Ради денег? Покрутился несколько лет на ярмарках, а потом решил, что все это чепуха, и лучше податься в миссионеры-целители, чтобы грести деньги лопатой? – Возможно, но мне никогда не казалось, что Чарли Джейкобса интересовали большие деньги. Бог его тоже не интересует, если, конечно, он не изменился полностью с тех пор, как послал свое служение куда подальше, а в Талсе я не замечал в нем никакой религиозности. Его волновали только жена и сын – я нашел у него в фургоне альбом с их фотографиями, его явно так часто перелистывали, что он едва не разваливался в руках. И еще исследования, в этом я уверен. Когда дело доходит до тайного электричества, он напоминает мистера Жабба с его машиной[15]. – Не понял. – Одержимого. Думаю, что деньги ему нужны для продолжения исследований. Причем больше денег, чем приносил ярмарочный аттракцион. – Выходит, что исцеление – не конечная точка? И цель у него другая? Я мог ошибаться, но считал, что исцеление не являлось его целью. Затея с целительством была циничной издевкой над религией и возможностью быстро заработать на пожертвованиях, однако меня Джейкобс вылечил не за деньги. Это был жест христианского милосердия человека, который отказался от вывески, но не от двух постулатов учения Иисуса: благотворительности и сострадания. – Я не знаю, чего он добивается, – признался я. – А сам он, по-твоему, знает? – Думаю, что да. – Это тайное электричество. Интересно, понимает ли он, что это такое. Я сомневался, что его это волновало. И эта мысль меня пугала. Ярмарка в округе Норрис проходила во второй половине сентября. Я был на ней с одной подружкой пару лет назад и видел, с какой помпой там все устраивали. Сейчас шел июнь, и территория выставочного комплекса пустовала, если не считать гигантской брезентовой палатки. Она размещалась на том участке центральной аллеи, где во время ярмарки располагались весьма сомнительные развлечения – игорные заведения и шоу со стриптизом. Большая парковка была забита легковыми автомобилями и потрепанными пикапами с наклейками на бамперах вроде «ИИСУС УМЕР ЗА МЕНЯ, Я ЖИВУ ДЛЯ НЕГО». Палатку венчал огромный электрический крест, закрепленный, судя по всему, на центральной опоре и переливавшийся красными, белыми и синими полосами. Из палатки доносилось усиленное громкоговорителями пение хора, исполнявшего религиозные гимны, и ритмичное хлопанье собравшейся публики. Люди продолжали прибывать. Основная масса была уже в возрасте, но хватало и молодежи. – Похоже, народу нравится, – заметил Хью. – Да. «Передвижное спасительное шоу брата Любовь»[16]. С равнин тянул прохладный ветерок, и на свежем воздухе было вполне комфортно – градусов шестьдесят пять[17], – но в палатке оказалось минимум на двадцать градусов теплее[18]. Среди собравшихся я увидел фермеров в полукомбинезонах и их немолодых жен с раскрасневшимися, счастливыми лицами. Мужчины в строгих костюмах и нарядно одетые женщины, похоже, явились сюда прямо с работы из денверских офисов. Были здесь и чиканос с местных ранчо, в джинсах и рубашках с закатанными рукавами; некоторые щеголяли татуировками, явно напоминавшими тюремные. Я увидел, как кое-кто вытирает слезы. Впереди расположилась бригада колясочников. Группа из шести музыкантов раскачивалась и заводила публику импровизациями. Перед ними, переступая в такт с ноги на ногу, сверкали зубами и хлопали над головой в ладоши с полдюжины дородных женщин в объемистых бордовых балахонах: Девина Робинсон и «Gospel Robins». Сама Девина с беспроводным микрофоном в руке выдвинулась, пританцовывая, вперед, взяла высокую ноту, совсем как Арета Франклин в лучшие свои годы, и запела: В моем сердце Иисус, О да, о да, о да, Я попаду на Небеса, И ты спеши Туда. Ибо все прегрешенья Он взял на себя. В моем сердце Иисус, о да! Она призвала верующих присоединиться к пению, что те охотно сделали. Мы с Хью устроились сзади, потому что в палатке, вмещавшей, наверное, тысячу человек, остались только стоячие места. Хью наклонился ко мне и прокричал в ухо: – Я балдею! Она изумительна! Кивнув, я захлопал. В песне было пять куплетов с множеством «о да»; когда Девина закончила, по ее лицу катились капельки пота, и всеобщему ажиотажу поддались даже колясочники. В конце она воздела ввысь микрофон и снова взяла высокую ноту в стиле Ареты, а клавишник и соло-гитарист продержали последний аккорд целую вечность. Когда песня наконец закончилась, Девина крикнула: – Скажите мне «аллилуйя», добрые люди! Слушатели сказали. – А теперь скажите так, словно познали любовь нашего Господа! Все присутствовавшие выполнили просьбу, словно познали любовь Господа. Оставшись довольной, Девина спросила, готовы ли они встретить Эла Стампера. Публика подтвердила ответным ревом, что очень даже готова. Музыканты заиграли нечто медленное и обволакивающее. Публика заняла свои места на складных стульях. На сцену быстро выкатился тучный лысый негр весом не меньше трехсот фунтов, двигавшийся с удивительной легкостью. Хью наклонился ближе и сказал, уже не так напрягая голос: – В семидесятых он выступал с «Vo-Lites». Был тощим как жердь и носил прическу «афро», в которой можно было спрятать журнальный стол. Я думал, он давно сыграл в ящик. С таким количеством кокаина люди не живут. Стампер тут же это подтвердил. – Я был большим грешником, – признался он толпе. – А теперь, хвала Господу, я большой обжора. Все засмеялись, и он засмеялся вместе с ними, а потом посерьезнел: – Меня спасло милосердие Иисуса, а пастор Дэнни Джейкобс излечил от пагубного пристрастия. Кое-кто из вас еще может помнить мирские песни, что я пел с «Vo-Lites», и даже те, что пел один. Сегодня я пою другие песни. Песни, посланные Господом, которые я раньше отвергал… – Хвала Иисусу! – крикнул кто-то из зала. – Верно, брат, восславим имя Его, и именно это я и хочу сделать прямо сейчас. И он запел «Пусть горят огни земные» – гимн, который я помнил с детства, – так проникновенно, что во рту у меня пересохло. Конец песни подхватил хор из большинства верующих, их глаза светились восторгом. Эл спел еще две песни (мелодия и фоновый ритм второй подозрительно напоминали «Let’s Stay Together» Эла Грина), а потом вновь представил «Gospel Robins». Те запели, он присоединился к ним, и вместе они довели присутствующих до состояния, близкого к религиозному экстазу. Когда толпа вскочила, продолжая бить в покрасневшие ладони, свет в палатке вдруг начал меркнуть, и слева на сцене в ярком пятне прожектора появился Ч. Дэнни Джейкобс. Это, несомненно, был мой Чарли и преподобный Хью Йейтса, но как он изменился со времени нашей последней встречи! Просторное черное пальто, похожее на то, в котором выступал на сцене Джонни Кэш, частично скрывало худоб у, но ее выдавало изможденное лицо. Было видно и другое. Я думаю, что большинство людей, которым довелось пережить в своей жизни великие трагедии, оказываются на перепутье. Возможно, не сразу, а когда боль немного притупится, может, через несколько месяцев, а то и лет. Они либо полнеют от переживаний, либо, наоборот, иссыхают. Если это звучит эзотерически – а я полагаю, что так оно и есть, – извиняться мне не за что. Я знаю, о чем говорю. Чарлз Джейкобс иссох. Его рот превратился в бледную полоску. Голубые глаза сверкали, но их окружала паутина морщин, отчего они казались меньше. Казались экранированными. Веселый молодой человек, помогавший шестилетнему мальчугану делать пещеры в Череп-горе, человек, который с таким сочувствием выслушал мой рассказ о немоте Кона… теперь стал похож на учителя из Новой Англии прежних времен, готового высечь непослушного ученика розгами. Потом он улыбнулся, и у меня по крайней мере затеплилась надежда, что молодой человек, который подружился со мной, никуда не исчез, а просто скрывается где-то в глубине устроителя этого карнавального религиозного действа. Улыбка озарила его лицо. Толпа зааплодировала. Думаю, что больше от облегчения. Он поднял руки и опустил их ладонями вниз. – Садитесь, братья и сестры. Садитесь, мальчики и девочки. Давайте объединимся и станем единым целым. По залу прокатился легкий гул, и все сели. В палатке стало тихо. Все глаза устремились на него. – Я принес вам добрую весть, которую вы уже слышали. Господь любит вас. Да, каждого из вас. И тех, кто жил праведной жизнью, и тех, кто погряз в грехе. «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную». Евангелие от Иоанна, глава третья, стих шестнадцатый. Перед распятием Сын Божий молил Господа, чтобы Он сохранил вас от зла. Евангелие от Иоанна, глава семнадцатая, стих пятнадцатый. Когда Господь нас наставляет, Он посылает нам тяготы и страдания, но делает это из любви. Деяния, глава семнадцатая, стих одиннадцатый. А разве не может Он из той же любви избавить от этих тягот и лишений? – Да, хвала Господу! – ликующе выкрикнул кто-то из колясочников. – Я стою перед вами, странник на земле Америки и сосуд Божьей любви. Примете ли вы меня, как я принимаю вас? Все закричали, что примут. У меня по лицу, как у Хью и всех людей по обе стороны от нас, струился пот, но лицо Джейкобса оставалось сухим и блестящим, хотя под лучом прожектора ему наверняка было еще жарче. Ведь он был к тому же в черном пальто. – В свое время я был женат, и у меня был маленький сын, – продолжал он. – Но случилась ужасная трагедия, и они оба утонули. На меня это подействовало как ушат холодной воды. Он лгал, причем лгал без всякой причины; во всяком случае, я ее не видел.