– Да, слушаю, сэр. – Вы хорошая девушка, Рэйчел. – Спасибо, сэр, – слышно было, что она тронута. Кэпу она нравилась, очень нравилась. – Пожалуйста, Рэйчел, пришлите доктора Уэнлесса. Он откинулся, сцепил руки перед собой и подумал: грехи мои тяжкие. Доктора Джозефа Уэнлесса сразил инсульт в тот самый день, когда Ричард Никсон объявил об уходе с поста президента, – 8 августа 1974 года. Это было кровоизлияние в мозг средней тяжести, от которого ему не суждено было оправиться окончательно физически, а также и в умственном отношении, считал Кэп. Именно после удара он стал постоянно и навязчиво интересоваться экспериментом с «лот шесть» и его последствиями. Он вошел в комнату, опираясь на палку, свет из окна скользнул по его круглым очкам без оправы и мутно отразился в них. Левая рука была скрючена. Левый уголок рта был опущен, будто в постоянной леденящей усмешке. Рэйчел из-за плеча Уэнлесса сочувственно взглянула на Кэпа, и тот кивнул ей, что она может идти. Девушка ушла, тихо закрыв дверь. – А вот и добрый доктор, – без тени юмора сказал Кэп. – Как развиваются события? – спросил Уэнлесс, садясь и крякнув. – Секрет, – сказал Кэп. – Вам это известно, Джо. Чем могу быть полезен сегодня? – Наблюдал тут возню, – сказал Уэнлесс, не обратив внимания на вопрос Кэпа. – Что еще оставалось делать, пока я бил баклуши все утро. – Вы пришли, предварительно не договорившись о встрече... – Вы считаете, что они у вас почти в руках, – сказал Уэнлесс. – Зачем иначе тут этот мясник Стейновиц? Ну, может, так оно и есть. Может быть. Но вы же и раньше так считали, правда? – Что вам нужно, Джо? – Кэп не любил напоминаний о прошлых провалах. Однажды они почти поймали девчонку. Участвовавшие в операции люди нетрудоспособны до сих пор и, вероятно, останутся таковыми до конца своих дней. – Что мне всегда нужно? – спросил Уэнлесс, согнувшись и опираясь на палку. О боже, подумал Кэп, опять этот старый дурак будет разглагольствовать. – Зачем я остался жить? Чтобы убедить вас ликвидировать их обоих. Ликвидировать Джеймса Ричардсона. Ликвидировать тех, в Мауи. Ликвидировать полностью, капитан Холлистер. Покончить с ними. Стереть с лица земли. Кэп вздохнул. Уэнлесс скрюченной рукой показал в сторону тележки и сказал: – Вы, смотрю, снова листаете досье. – Я помню его почти наизусть, – сказал Кэп и чуть улыбнулся. «Лот шесть» набил ему оскомину за весь прошедший год. Последние два года этот препарат был постоянной темой обсуждений. Так что, пожалуй, Уэнлесс не единственный здесь человек с навязчивой идеей. ВСЯ РАЗНИЦА В ТОМ, ЧТО МНЕ ЗА ТО ПЛАТЯТ. А ДЛЯ УЭНЛЕССА ЭТО ХОББИ. И ОПАСНОЕ ХОББИ. – Вот читаете досье, а урок из него извлечь не хотите, – сказал Уэнлесс. – Дайте же мне возможность еще раз обратить вас на путь истины, капитан Холлистер. Кэп начал было протестовать, но вовремя вспомнил о предстоящем в полдень визите Рэйнберда, и выражение его лица смягчилось, стало спокойным, даже понимающим. – Хорошо, – сказал он, – валяйте. – Вы считаете, что я сумасшедший, да? Чокнутый. – Вы это сказали, не я. – Напоминаю: я первый предложил программу испытаний с кислотой ДЛТ. – Иногда я сожалею, что вы это сделали, – сказал Кэп. Когда он закрывал глаза, ему отчетливо представлялся первый доклад Уэнлесса, его предложения на двухстах страницах по поводу препарата, известного как ДЛТ, а среди работавших над ним специалистов как «активатор», впоследствии как «лот шесть». Предшественник Кэпа дал добро первоначальной идее; этот джентльмен был похоронен шесть лет назад на Арлингтонском кладбище со всеми воинскими почестями. – Я лишь хочу сказать, что к моему мнению стоит прислушаться, – сказал Уэнлесс. Нынче утром он произносил слова устало, медленно и невнятно. Когда говорил, перекошенный в усмешке рот с левой стороны был неподвижен. – Слушаю, – сказал Кэп. – Насколько мне известно, я единственный психолог и врач, которого вы вообще выслушиваете. Ваши люди ослеплены одной идеей и только ею: какое значение этот человек и его девочка могут иметь для безопасности Америки... и, возможно, для последующего баланса сил в мире. Анализиру поведение этого Макги, можно сказать, что он своего рода БЛАГОЖЕЛАТЕЛЬНЫЙ РАСПУТИН. ОН СПОСОБЕН... Уэнлесс продолжал что-то говорить, но Кэп временно отключился. Благожелательный Распутин, думал он. Как ни парадоксально звучала эта фраза, она ему понравилась. Его заинтересовало, как отреагировал бы Уэнлесс, если ему сказать, что, согласно подсчету компьютера, один шанс к четырем, что Макги, покидая Нью-Йорк, ликвидировал себя. Вероятно, был бы вне себя от радости. А если бы он показал Уэнлессу эту странную купюру? Его, возможно, хватил бы еще один удар, подумал Кэп и прикрыл рот рукой, чтобы спрятать улыбку. – Больше всего меня беспокоит девчонка, – говорил Уэнлесс в двенадцатый? тринадцатый? пятидесятый? раз. – Макги и Томлинсон женятся... один шанс из тысячи. Это нужно было предотвратить во что бы то ни стало. И кто мог предположить... – Тогда вы все выступали за это, – сказал Кэп и добавил сухо: – Не сомневаюсь, что вы согласились бы стать посаженным отцом невесты, если бы вас в то время об этом попросили. – Никто не предполагал, – пробормотал Уэнлесс. – Лишь инсульт заставил меня прозреть. «Лот шесть» не что иное как синтетическая копи секрета гипофиза, в конце концов... чрезвычайно сильный болеутолитель-галлюциноген, действия которого мы тогда не понимали, как не понимаем и сейчас. Мы знаем – или по крайней мере на девяносто девять процентов уверены, – что естественный аналог этого состава каким-то образом способствует периодическим проявлениям парапсихических способностей, их время от времени демонстрируют все человеческие существа. Набор этих проявлений удивительно широк: предвидение, телекинез, мысленное внушение, вспышки сверхчеловеческой силы, временный контроль над симпатической нервной системой. Знаете ли вы, что гипофиз внезапно становится сверхактивным при всех экспериментах с биологической обратной связью? Кэп знал. Уэнлесс говорил ему это тысячу раз. Но отвечать нужды не было; нынешним утром красноречие Уэнлесса расцвело вовсю. И Кэп готов был слушать... в последний раз. Пусть старик подержится за биту. Для Уэнлесса это последний матч. – Да, правда, – ответил Уэнлесс самому себе. – Он активен при биологической обратной связи, он активен в состоянии глубокого сна, и люди с поврежденным гипофизом редко спят нормально. Люди с поврежденным гипофизом очень часто подвергаются риску опухолей на мозге и лейкемии. Это – гипофиз, капитан Холлистер. Если говорить об эволюции, старейша эндокринная железа в человеческом организме. В подростковом возрасте она выделяет в кровяной ток свой секрет в количестве, во много раз превосходящем собственный вес. Это чрезвычайно важная железа, чрезвычайно таинственная железа. Если бы я верил в существование человеческой души, капитан Холлистер, я бы сказал, что она находится в гипофизе. Кэп ухмыльнулся. – Мы это знаем, – сказал Уэнлесс, – и знаем, что «лот шесть» каким-то образом изменил физическое строение гипофиза лиц, участвовавших в эксперименте. Даже вашего так называемого «тихого» Джеймса Ричардсона. Чрезвычайно важно: из способностей девочки мы можем это вывести, что он каким-то образом изменяет и хромосомную структуру... и что изменения в гипофизе могут привести к подлинной мутации. – Ей был передан Х-фактор. – Нет, – сказал Уэнлесс. – Это одна из многих вещей, которые вы не можете понять, капитан Холлистер. Эндрю Макти стал Х-фактором после эксперимента. Виктория Томлинсон стала У-фактором – она тоже изменилась, но не в такой степени, как ее муж. У этой женщины появилась слаба телекинетическая способность. У мужчины возникли среднего уровн способности подчинять психику других. Девочка, однако... Девочка, капитан Холлистер... Что она? По-настоящему мы не знаем. Она – Z-фактор. – Мы намереваемся это узнать, – мягко сказал Кэп. Теперь оба уголка рта Уэнлесса кривились в презрительной усмешке. – Вы намереваетесь узнать, – повторил он. – Да, если будете настойчивы, то, конечно, сможете... вы слепые, одержимые болваны. – Он на мгновение закрыл глаза и прикрыл их рукой. Кэп спокойно наблюдал за ним. Уэнлесс сказал: – Одно вы уже знаете. Она зажигает огонь. – Да. – Вы предполагаете, что она унаследовала телекинетическую энергию матери. Во всяком случае, вы это сильно подозреваете. – Да. – Когда она была совсем маленьким ребенком, то вовсе не могла контролировать эти... эти таланты – не найду лучшего слова. – Маленький ребенок не в состоянии контролировать собственный мочевой пузырь, – сказал Кэп, прибегая к одному из примеров, содержавшихся в досье. – Но когда ребенок вырастает... – Да, да, я знаком с подобной аналогией. Но и с более взрослым ребенком могут происходить неожиданности. Кэп ответил, улыбаясь: – Мы собираемся держать ее в комнате с огнеупорными стенами. – В камере. Кэп сказал, все еще улыбаясь: – Если это вам больше нравится. – Я предлагаю вам такой вывод, – сказал Уэнлесс. – Она не любит пользоваться своей способностью. Она напугана, и этот страх был внушен ей вполне сознательно. Я приведу аналогичный пример. Ребенок моего брата. В доме были спички. Фредди хотелось играть с ними. Зажигать, а затем гасить. «Здорово, здорово», – говорил он. Брат решил выработать стереотип поведения. Запугать ребенка так, чтобы он никогда больше не играл со спичками. Он сказал ему, что головки спичек из серы и от них его зубы сгниют и выпадут. Что смотреть на горящие спички нельзя – можно ослепнуть. И, наконец, он мгновение подержал ладонь Фредди над зажженной спичкой и обжег ее. – Ваш брат, – пробормотал Кэп, – просто настоящий гений. – Лучше небольшое красное пятно на руке мальчика, чем ребенок в палате для обожженных, весь во влажных повязках, с ожогами третьей степени на большей части кожи, – сказал Уэнлесс угрюмо. – Лучше убирать спички от детей. – А вы можете убрать от Чарлин Макги ее спички? – спросил Уэнлесс. Кэп медленно кивнул: – В этом есть кое-какой резон, но... – Спросите себя, капитан Холлистер: как тяжело пришлось Эндрю и Виктории Макги, когда их ребенок был совсем крошкой? Опоздали с молочной бутылочкой. Ребенок плачет. Одновременно один из игрушечных зверьков прямо там, в кроватке рядом с ней вспыхивает дымным пламенем. Испачкана пеленка. Детка плачет. Через мгновение грязное белье в корзине загорается. У вас есть отчеты, капитан Холлистер; вы знаете, что было в том доме. Огнетушитель и индикатор дыма в каждой комнате. А однажды загорелись ее собственные волосы, капитан Холлистер; родители вошли к ней в комнату и увидели, что она стоит в своей кроватке и плачет, а волосы горят. – Да, – сказал Кэп, – это, должно быть, заставляло их чертовски нервничать. – Понимаете, – сказал Уэнлесс, – они учили ее не только проситься на горшок, они учили ее еще на зажигать огонь. – Противопожарные учения, – задумчиво произнес Кэп. – А это означает, что, как мой брат у своего сына Фредди, они выработали у нее стереотип поведения. Вы привели эту аналогию, капитан Холлистер, так давайте рассмотрим ее на минуточку. Что такое учить проситься на горшок? Выработать привычку – просто и ясно. – Внезапно голос старика взвился до невероятно высокого, дрожащего дисканта, стал голосом женщины, бранящей ребенка. Кэп наблюдал со смесью удивления и отвращения. – Ты паршивая девчонка! – кричал Уэнлесс. – Посмотри, что наделала! Нехорошо, детка, видишь, как противно? Нехорошо делать в штанишки! Разве взрослые делают в свои штанишки? Делай в горшочек, детка, в горшочек. – Прошу вас... – страдальчески произнес Кэп. – Так создается стереотип поведения, – сказал Уэнлесс. – Обучить личному туалету – значит обратить внимание ребенка на его собственные отправления таким образом, чтобы он увидел, сравнивая с поведением других, что именно плохо в его поступке. Вы можете спросить, насколько прочно укореняется этот комплекс в ребенке? Тот же вопрос задал себе Ричард Дэмон из Вашингтонского университета и для выяснения его провел эксперимент. Он объявил о наборе пятидесяти добровольцев среди студентов. Накачал их содовой водой и молоком, пока им всем стало невмоготу. Спустя какое-то время он сказал им, что он их отпустит, если они сделают... в штаны. – Отвратительно, – сказал громко Кэп, чувствуя подступающую тошноту. – Это не опыт, а упражнение в дегенеративности. – Видите, насколько стереотип поведения укоренен в вашей психике, – тихо сказал Уэнлесс. – Вам не казалось это отвратительным, когда вам было двадцать месяцев. Тогда, если вам хотелось опростаться, вы это делали. Вы могли описаться на коленях у отца, если сидели там, а вам приспичило. Суть эксперимента Дэмона, капитан Холлистер, состояла в том, что большинство из них сделать в штаны просто не могли. Они понимали, что обычные нормы поведения там неприменимы, по крайней мере на время эксперимента; каждый находился в отдельном помещении вроде обычной уборной... но целых восемьдесят восемь процентов из них просто не могли этого сделать. Вне зависимости от того, насколько сильно им хотелось, поведенческий комплекс, внушенный им родителями, оказался сильнее. – Ничего тут нет, кроме простого любопытства, – отрывисто сказал Кэп. – Нет, это не любопытство. Я хочу, чтобы вы продумали аналогию между обучением проситься и противопожарным обучением... и одну существенную разницу, которая состоит в качественном скачке между необходимостью совершать первое и второе. Если ребенок слишком медленно учится правильно совершать туалет, каковы последствия этого? Небольшие неприятности. В его комнате пахнет, если ее не проветривать. Мамаша прикована к стиральной машине. Приходится вызывать людей для чистки ковра, когда обучение все же закончено, и – самое худшее – у ребенка возникает постоянный зуд, а это может случиться только, если у него очень чувствительная кожа или если мамаша не следит за ним. Однако последствия для ребенка, который может зажигать... Глаза его блестели. Левый угол рта усмехался. – Я высоко оцениваю Макти как родителей, – сказал Уэнлесс. – Каким-то образом им удалось внушить ей, как вести себя с огнем. Насколько понимаю, им пришлось начинать воспитание задолго до того, как родители обычно начинают обучение личной гигиене; может, даже до того, как она начала ползать. «Детка, нельзя! Детка сделала себе больно! Нет, нет, нет! Плоха девочка! Пло-хая девочка!» Но ваш компьютер предполагает, что она преодолевает свой комплекс, капитан Холлистер. Для этого у нее все условия. Она дитя, и комплекс еще не затвердел в ней как цемент. К тому же с ней отец! Понимаете ли вы значение этого простого факта? Нет, не понимаете. Отец для нее авторитет. Он держит в руках все психические нити каждого физиологического отправления девочкиребенка; за каждым из них, словно невидимая фигура за ширмой, стоит его авторитет. Для девочки-ребенка он как Моисей; законы – это его законы, которые она должна выполнять, хотя и не знает, откуда они взялись. Он, вероятно, единственный человек на земле, который может освободить ее от этой тяжести. Наши комплексы, капитан Холлистер, всегда приносят нам самые большие муки и душевные страдания, когда те, кто наделил нас ими, умирают и уже недоступны для диалога... и сострадания.