— Не могу, — ответил я. — В моем контракте с «Менпауэр» черным по белому записано, что я целый месяц не могу поступать на постоянную работу в другую компанию. — Да брось ты, — отмахнулся он. — Все плюют на это дерьмо. И знаешь, что я тебе скажу, Донни? Ты — хороший парень. И мне представляется, что ты можешь не только затаскивать мебель в фургон. Как насчет того, чтобы подумать об этом вечером? — Я подумал, а размышления, как обычно в то лето, привели к выпивке. Так что я оказался в каком-то маленьком баре неподалеку от «Эмпайр-Стейт-Билдинг», потягивал виски и слушал Элтона Джона: «Ты почти вонзила в меня свои коготки, не так ли, дорогая?» А когда оклемался, обратился в другую компанию, где людей тоже нанимали на один день, но никогда не слышали о гребаной «Коури муверс». Слово «гребаной» Каллагэн буквально выплюнул, что свойственно людям, которые крайне редко прибегают к ругательствам. — Ты пил, ты бродил по городу, ты работал, — кивнул Роланд. — Но в то лето ты занимался и еще одним делом, не так ли? — Да. Но мне потребовалось какое-то время, прежде чем я им занялся. Я несколько раз видел их, женщина, кормившая воробьев, была первой, но они ничего такого не делали. То есть я знал, кто они, но еще не мог пойти на хладнокровное убийство. А потом, как-то вечером в Бэттери-Парк,[37] увидел, как один кормится. К тому времени у меня в кармане уже лежал складной нож, который я всюду носил с собой. Я подошел к нему сзади, он продолжать жадно сосать кровь, и ударил четыре раза, в почку, между ребрами, в спину и шею. В последний удар вложил всю силу. Острие ножа вышло из адамова яблока. С хрустом. Каллагэн говорил очень буднично, но от лица отхлынула кровь, оно стала белым, как полотно. — Потом произошло тоже самое, что и в проулке за «Домом»: парень исчез, одежда осталась. Я это ожидал, но не мог знать наверняка, будет все как в прошлый раз или нет. — Одного раза недостаточно, — пробормотала Сюзанна. Каллагэн кивнул. — В тот раз жертвой был юноша лет пятнадцати, пуэрториканец, может, доминиканец. Между ног у него стоял транзисторный приемник. Какая звучала музыка, не помню. Возможно, «Кто-то сегодня спас мне жизнь». Прошло пять минут. Я уже собрался щелкнуть пальцами у него под носом или похлопать по щекам, когда он моргнул, покачнулся, тряхнул головой и пришел в себя. Увидел меня, стоящего перед ним, и первым делом схватился за свой транзистор. Прижал к груди, как ребенка. «Что тебе нужно?» — спросил он. Я ответил, что мне ничего не нужно, совершенно ничего, но меня заинтересовала лежащая перед ним одежда. Юноша посмотрел вниз, присел, начал рыться в карманах. Я решил, что рыться он будет долго, и ушел, не опасаясь, что он побежит за мной. Вот так я убил второго вампира. С третьим проблем уже не возникло. С четвертым тем более. К концу августа я довел счет до шести. Шестой стала женщина, которую я видел в «Марин мидленд банк». Получается, что Нью-Йорк — маленький мир, не так ли? Очень часто я приходил на угол Первой-авеню и Сорок седьмой улицы и стоял перед «Домом». Иногда появлялся там ближе к вечеру, когда пьяницы и бездомные стекались к обеду. Случалось, что Роуэн выходил и беседовал с ними. Сам он не курил, но всегда носил в кармане пару пачек и раздавал пьяницам, пока сигареты не заканчивались. Я не пытался прятаться от него, а он, если и замечал меня, то не подавал виду. — Должно быть, ты к тому времени изменился, — заметил Эдди. Каллагэн кивнул. — Волосы у меня отросли до плеч и поседели. Появилась борода. И уж конечно, я более не следил за одеждой. Половина доставалась мне от вампиров. Одним из них был велосипедист-курьер. Так что я носил его сапоги. Конечно, не туфли «Бэлли», но почти новые и моего размера. Очень прочные. Они до сих пор у меня, — он мотнул головой в сторону дома. — Но я не думаю, что все это помешало бы ему узнать меня. Имея дело с алкоголиками, наркоманами и бездомными, которые лишь одной ногой в реальности, а второй-то — в Сумеречной зоне, привыкаешь к тому, что люди сильно меняются, и обычно не в лучшую сторону. Учишься видеть, кто скрывается под новыми синяками и слоями грязи. Я думаю, что дело в следующем: я стал одним из тех, кого ты, Роланд, называешь бродячими мертвяками. Невидимым для мира. Но мне представляется, что эти люди… эти бывшие люди, накрепко привязаны к Нью-Йорку… — Они не уходят далеко, — согласился Роланд. Самокрутку он давно докурил. Ломкой бумаги и табачных крошек хватило на две затяжки. — Призраки всегда обитают в одном доме. — Разумеется, в одном, бедняжки. А мне хотелось уехать. Каждый день солнце садилось чуть раньше, и каждый день я чувствовал, что зов тех дорог, тех тайных хайвеев, становится чуть сильнее. Частично, причину следовало искать в знаменитом географическом методе лечения жизненных проблем. Наверное, я уже убедил себя, что он мне поможет. Совершенно нелогичная, но мощная вера в то, что переезд все изменит в лучшую сторону. Частично в надежде, что в другом месте, более открытом месте, больше не придется иметь дело ни с вампирами, ни с ходящими трупами. Но был и еще один момент. Ну… пожалуй, решающий, — Каллагэн улыбнулся, точнее, чуть растянул губы, обнажив десны. — Кто-то начал на меня охотиться. — Вампиры, — догадался Эдди. — Д-да… — Каллагэн прикусил губу, потом повторил, более уверенно. — Да. Но не просто вампиры. Это предположение представлялось наиболее логичным, но было не совсем верным. По крайней мере, я знал, что это не мертвяки. Они могли меня видеть, но плевать на меня хотели, может, только надеялись, что я могу вернуть их в мир живых. Вампиры третьего типа меня засечь не могли, я это вам уже говорил, уж тем более догадаться, что именно я на них охочусь. Осмотрительностью, памятью на лица, они не отличались, в какой-то степени и им была свойственна амнезия, которая возникала у их жертв. Впервые я понял, что мне грозит опасность, в одну из ночей, которую проводил в парке на Вашингтон-сквер, незадолго до того, как убил женщину из банка. Парк стал для меня домом, и не только для меня. Летом он превращался в общежитие под открытым небом. У меня даже появилась любимая скамья, хотя мне и не удавалось занимать ее каждую ночь… я и подходил к ней не каждую ночь. В тот вечер, душный, с далекими раскатами грома, с зарницами, чувствовалось, что гроза может докатиться и до Нью-Йорка, я появился в парке около восьми вечера. С бутылкой в бумажном пакете и книгой Эзры Паунда «Кантос». Направлялся к своей скамье, когда увидел на спинке соседней надпись, нанесенную спреем: «ОН ПРИХОДИТ СЮДА, У НЕГО ОБОЖЖЕНА РУКА». — Господи, — прошептала Сюзанна. — Я тут же ушел из парка и провел ночь в проулке в двадцати кварталах от него. Я нисколько не сомневался, что в этой надписи речь шла обо мне. Через два вечера я снова увидел ту же надпись, на тротуаре около бара на Лексингтон-авеню, где я часто пропускал стаканчик, а иногда съедал сэндвич. На этот раз ее сделали мелом на асфальте, и подошвы прохожих практически стерли ее, но я все-таки сумел прочитать: «ОН ПРИХОДИТ СЮДА, У НЕГО ОБОЖЖЕНА РУКА». А вокруг роились кометы и звезды, словно автор хотел замаскировать надпись. В квартале от бара, на знаке «Стоянка запрещена», черным маркером написали: «ВОЛОСЫ У НЕГО В ОСНОВНОМ СЕДЫЕ». Наутро я увидел надпись на борту автобуса: «ВОЗМОЖНО, ЕГО ЗОВУТ КОЛЛИНГВУД». Спустя два или три дня, в тех местах, где я часто бывал, мне стали попадаться постеры, какие развешивают хозяева пропавших домашних животных. Я видел их в Нидл-Парке, в западной части Центрального парка, у бара «Городские огни» на Лексингтон-авеню, в паре клубов в Виллидж. — Постеры поиска пропавших домашних животных, — промурлыкал Эдди. — Знаешь, блестящая, между прочим, идея. — Все одинаковые, — продолжил Каллагэн. — «ВЫ НЕ ВИДЕЛИ НАШЕГО ИРЛАНДСКОГО СЕТТЕРА? ОН ГЛУПЫЙ И СТАРЫЙ, НО МЫ ЕГО ЛЮБИМ. У НЕГО ОБОЖЖЕННАЯ ПРАВАЯ ПЕРЕДНЯЯ ЛАПА. ОТКЛИКАЕТСЯ НА КЛИЧКИ КЕЛЛИ, КОЛЛИНС И КОЛЛИНГВУД. МЫ ЗАПЛАТИМ ОЧЕНЬ БОЛЬШОЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ». А ниже ряд долларовых значков. — И для кого развешивались эти постеры? — спросила Сюзанна. Каллагэн пожал плечами. — Не знаю. Может, для вампиров. Эдди устало потер лицо. — Ладно, давайте разбираться. У нас есть вампиры третьего типа… бродячие мертвяки… а теперь появляется эта третья компания. Члены которой развешивают постеры, использующиеся в случае потери домашнего животного, но речь в них идет совсем не о домашнем животном, и что-то пишут на стенах, дорожных знаках и тротуарах. Кто они? — Слуги закона, — ответил Каллагэн. — Так они себя называют, иногда. Среди них не только мужчины, но и женщины. Иногда они называют себя регуляторами. Многие носят длинные желтые плащи… но не все. У большинства на руке татуировка… синий гроб… но не у всех… — Большие охотники за гробами, Роланд, — пробормотал Эдди. Роланд кивнул, не отрывая глаз от Каллагэна. — Дай человеку выговориться, Эдди. — Но на самом деле они… солдаты Алого короля, — добавил Каллагэн и перекрестился. 12 Эдди вытаращился на него. Рука Сюзанны легла на живот, начала его потирать. Роланд вспомнил, как они шли по парку Гейджа после того, как сумели покинуть монопоезд. Тогда дорога вывела их к еще более широкой дороге, которую Эдди, Сюзанна и Джейк назвали автострадой. На одном щите-указателе кто-то написал спреем: «БЕРЕГИСЬ ХОДЯЩЕГО ТРУПА». Другой украсил схематичным изображение раскрытого глаза и надписью: «ДА ЗДРАВСТВУЕТ АЛЫЙ КОРОЛЬ». — Вижу, вы слышали об этом джентльмене, — сухо заметил Каллагэн. — Скажем так, он оставил свою отметину там, где мы смогли ее увидеть, — ответила ему Сюзанна. Каллагэн мотнул головой в сторону Тандерклепа. — Если для достижения поставленной цели вам придется пойти туда, вы увидите гораздо больше, надписи и картинки на стенах и щитах-указателях. — А как насчет тебя? — спросил Эдди. — Что сделал ты? — Прежде всего, сел и обдумал ситуацию. И решил, какой бы фантастикой и паранойей это не казалось, что за мной действительно следят, и совсем не обязательно, что вампиры третьего типа. Но при этом я отдавал себе отчет в том, что те, кто следит за мной, вполне могут натравить на меня этих вампиров. На тот момент, не забывайте об этом, я не имел ни малейшего представления, какой таинственной может оказаться эта компания. В Салемс-Лоте Барлоу поселился в доме, который видел ужасную резню и где, по слухам, обитали привидения. Писатель, Мейерс, говорил, что этот дом, где царило зло, притянул к себе злобную тварь. В Нью-Йорке я вернулся к этой идее. Начал думать, что притянул к себе другого короля-вампира, другого вампира первого типа, точно так же, как Дом Марстенов притянул Барлоу. Правильная это была идея или нет (со временем выяснилось, что нет), я порадовался, что мой мозг, пусть и залитый спиртным, способен на логические умозаключения. Первым делом мне предстояло ответить на вопрос: оставаться в Нью-Йорке или бежать прочь. Я знал, если не убегу, меня поймают, скорее раньше, чем позже. Потому что знали отличие, по которому меня можно найти, — Каллагэн поднял обожженную руку. — Они практически знали мою фамилию, на уточнение у них ушла бы неделя-полторы. Они могли взять под наблюдение все места, где я бывал, где оставался мой запах. Могли переговорить с людьми, с которыми я общался, выпивал, играл в шашки. С людьми, с которыми работал в «Менпауэр» и «Броуни мен». Тут мне в голову пришла мысль, которой следовало прийти куда как быстрее, несмотря на месяц пьянства. Они могли найти Роуэна Магрудера и «Дом» и всех тех, кто знал меня. Сотрудников, добровольцев, десятки клиентов. Черт, да после девяти месяцев, которые я проработал в «Доме», сотни клиентов. А самое главное, манили меня эти дороги, — Каллагэн посмотрел на Эдди и Сюзанну. — Вы знаете о пешеходном мосте через Гудзон, по которому можно попасть в Нью-Джерси? Он прячется в тени МДВ и на нем стоят деревянные корыта, из которых раньше пили коровы и лошади. Эдди громко рассмеялся. — Извини, отец, но это невозможно. За свою жизнь я проезжал по мосту Джорджа Вашингтона раз пятьсот. Мы с Генри частенько ездили в парк «Палисейдс». Нет там деревянного моста. — Однако, есть, — спокойно ответил Каллагэн. — Его построили в начале девятнадцатого столетия, а потом несколько раз ремонтировали. На середине есть табличка с надписью «ДВУХСОТЛЕТНЯЯ РЕКОНСТРУКЦИЯ ЗАВЕРШЕНА „ПРОМЫШЛЕННОЙ КОМПАНИЕЙ ЛАМЕРКА“ В 1975». Я сразу вспомнил это название, когда впервые увидел Энди, здешнего робота. Согласно табличке на его груди, эта компания участвовала в его изготовлении. — Нам тоже она встречалась, — заметил Эдди. — В городе Лад. Только там она называлась «Ламерк фаундри». — Возможно, разные подразделения одной компании, — подала голос Сюзанна. Роланд ничего не сказал, только шевельнул оставшимися пальцами правой руки: поторопись, мол, поторопись. — Он есть, но его трудно увидеть, — продолжил Каллагэн. — Он прячется. И это только первая из тайных дорог. Они расходятся от Нью-Йорка во все стороны, как паутина. — Дороги, по которым совершается Прыжок, — пробормотал Эдди. — Логично. — Я не знаю, так ли это или нет, — вновь заговорил Каллагэн. — Но могу сказать, что в своих странствиях, которые заняли у меня несколько последующих лет, я видел много чего удивительного и встретил множество хороших людей. Наверное, я бы оскорбил их, назвав нормальными или обычными, но такими они и были. И благодаря им я куда с большим уважением стал относиться к таким определениям, как нормальный и обычный. Я не мог покинуть Нью-Йорк, еще раз не повидавшись с Роуэном Мадругером. Хотел, чтобы он знал, что я, пусть и помочился на лицо мертвого Люпа (напился же, чего там говорить), но не скинул штаны и не навалил сверху кучу дерьма. То есть хотел сказать ему, что окончательно я не сдался. И если уж решил бежать, то не в панике, не как кролик бежит от луча фонарика, — Каллагэн снова заплакал. Наконец, вытер глаза рукавом рубашки. — Опять же, я хотел хоть с кем-то попрощаться, чтобы кто-то попрощался со мной. Когда мы говорим: «До свидания», — и нам говорят: «До свидания», — эти слова означают, что мы еще живы. Я хотел его обнять, передать поцелуй, полученный от Люпа. Когда он сказал мне: «Ты для нас слишком ценен, чтобы мы могли потерять тебя…» Он увидел Розалиту, спешащую к ним через лужайку, и замолчал. Она протянула ему грифельную доску, исписанную мелом. Эдди вдруг подумал, что на доске, в окружении звезд и комет надпись: «ПОТЕРЯЛСЯ! ДВОРОВЫЙ ПЕС С ПОКУСАННОЙ ПЕРЕДНЕЙ ЛАПОЙ! ОТКЛИКАЕТСЯ НА ИМЯ РОЛАНД! ХАРАКТЕР ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ, МОЖЕТ УКУСИТЬ, НО МЫ ВСЕ РАВНО ЕГО ЛЮБИМ!!!» — От Эйзенхарта, — Каллагэн поднял голову. — Если Оуверхолсер в здешних краях крупный фермер, а Эбен Тук — крупный бизнесмен, тогда Воуна Эйзенхарта следует называть крупный ранчером. Он пишет, что он, оба Слайтмана и ваш Джейк встретятся с нами в церкви в полдень, если мы не против. Трудно разобрать его каракули, но, похоже, он предлагает вам посетить фермы и ранчо на пути в «Рокинг Би», где вы проведете ночь. Вас это устраивает? — Не совсем, — ответил Роланд. — Я бы хотел сначала получить карту. Каллагэн обдумал его слова, посмотрел на Розалиту. Эдди решил, что эта женщина не только домоправительница. Она отошла, чтобы не мешать разговору, но в дом не вернулась. «Скорее, она хороший личный секретарь», — подумал он. Старику даже не пришлось ее звать. Она подошла, откликнувшись на взгляд. И отбыла, получив инструкции. — Думаю, ленч мы устроим на лужайке перед церковью, — сказал Каллагэн. — Там есть старое железное дерево, в тени которого мы отлично устроимся. А к тому времени, когда мы закончим ленч, близнецы Тавери уже нарисуют карту. Роланд кивнул, предложение Каллагэна вполне его устроило. Каллагэн встал, поморщившись, потер руками поясницу, потянулся. — И я должен вам кое-что показать. — Ты же не закончил свою историю, — напомнила ему Сюзанна. — Не закончил, — согласился Каллагэн, — но времени в обрез. Я могу идти и говорить, а вы — идти и слушать. — Конечно, можем, — Роланд тоже поднялся. Боль, конечно, никуда не делась, но значительно ослабела. Кошачье масло Розалиты заслуживало того, чтобы написать о нем домой. — И, прежде чем мы пойдем, я хочу задать тебе два вопроса. — Я отвечу на них, если смогу, стрелок, будь уверен. — Сначала о тех, кто выслеживал тебя… ты их видел в своих странствиях? Каллагэн медленно кивнул. — Ага, стрелок, видел, — он посмотрел на Эдди и Сюзанну. — Вы когда-нибудь видели цветную фотографию людей, сделанную со вспышкой… когда у всех красные глаза?