Не только мы с Билли спали плохо. Одни вскрикивали во сне, другие продолжали кричать уже проснувшись. Пиво исчезало из охладителя с огромной скоростью. Бадди Иглтон без комментариев подвез со склада еще несколько ящиков. Майк Хатлен сказал мне, что кончился «Соминекс». Полностью. Видимо, некоторые брали снотворное по шесть-восемь бутылочек. — Есть еще «Нитол», — сказал он. — Хочешь, Дэвид? Я покачал головой. В проходе у кассы номер пять обосновались наши пьянчуги. Их было человек семь, все из других штатов, кроме Лу Таттингера, работавшего на мойке машин. Лу, как говорится, никогда долго не искал повода, чтобы понюхать пробку. Вся винная бригада анестезировала себя уже довольно прилично. Да. Еще было человек шесть-семь, которые сошли с ума. Не совсем точный термин, но я не могу придумать лучшего. Эти люди впали в полнейшую аппатию без помощи пива, вина или пилюль. Пустыми, блестящими, как медная дверная ручка, глазами смотрели они вокруг. Твердый бетон реальности дал трещину в каком-то немыслимом землятрясении, и эти бедняги в нее провалились. Со временем они могли бы оправиться. Если бы было время. Остальные приноровились к ситуации, сделав собственные выводы и компромиссы, порой несколько странные. Миссис Репплер, например, была уверена, что это все сон. Так, по крайней мере, она сказала. Но сказала с убеждением. Около четырех Билли проснулся и огляделся вокруг сонными непонимающими глазами. — Мы еще здесь? — Да, родной, — сказал я. — Еще здесь. Он заплакал слабо, беспомощно, и это было ужасно. Аманда проснулась и поглядела на нас. — Эй, малыш, — сказала она, мягко обнимая Билли. — Придет утро, и все будет гораздо лучше. — Нет, — упрямо ответил Билли. — Не будет. Не будет. Не будет… — Тс-с-с, — сказала она, глядя на меня поверх его головы. — Тебе давно пора спать. — Я хочу к маме! — Знаю, малыш, — сказала Аманда. — Конечно. Пристроившись к ней, Билли повертелся немного и лег так, чтобы ему было меня видно. Какое-то время он смотрел на меня, потом снова уснул. — Спасибо, — сказал я. — Может быть, вы были ему нужны. — Он меня даже не знает. — Это не важно. — А что, вы думаете, будет дальше? — спросила она, не сводя с меня твердого взгляда своих зеленых глаз. — Что вы действительно думаете? — Спросите меня утром. — Я спрашиваю сейчас. Я уже собрался было ответить, но тут из темноты, словно нечто из рассказа ужасов, материализовался Олли Викс. В руках он держал направленный в потолок фонарь с обернутой вокруг отражателя женской кофточкой, и приглушенный свет отбрасывал на его лицо странные тени. — Дэвид, — прошептал он. Аманда взглянула на него, сначала встревоженно, потом снова испуганно. — Что такое, Олли? — Спросил я. — Дэвид, — повторил он. — Пойдем. Пожалуйста. — Я не хочу оставлять Билли. Он только что уснул. — Я побуду с ним. — сказала Аманда. — Вы идите. — Потом добавила чуть тише: — боже, это никогда не кончится. Я пошел вслед за Олли. Он направился к складскому помещению и, проходя мимо пивного охладителя, схватил банку пива. — Олли, что случилось? — Я хочу, чтобы ты сам увидел. Мы прошли за двойные двери, и створки закрылись за нами, чуть всколыхнув воздух. Здесь было холодно. Место это совсем не нравилось мне после того, что случилось с Нормом. Кроме того, я вспомнил, что где-то здесь все еще валяется отрубленный кусок щупальца. Олли убрал закрывающую отражатель кофточку и направил луч фонарика вверх. В первый момент мне показалось, что кто-то подвесил на обогревательную трубу под потолком два манекена. Знаете, детские шуточки в канун дня всех святых?.. Затем я увидел ноги, висящие в семи дюймах от бетонного пола, и две кучки разбросанных картонных коробок. Я взглянул вверх и в горле у меня начал подниматься крик, потому что там были лица, но не манекенов. Обе головы свернулись набок, словно их хозяева смеялись над какой-то жутко забавной штукой, так смеялись, что лица их посинели. Оба были в военной форме. Те самые молодые солдаты, которых я заметил еще вначале, но потом потерял из вида в сутолоке событий. Солдаты из… Крик. Я ощущал, как он поднимается у меня в горле, словно стон полицейской сирены, но тут Олли схватил меня за руку над локтем. — Не кричи, Дэвид. Кроме нас с тобой, никто еще не знает. И лучше будет, если так и останется. Как-то я справился с собой и проговорил: — Это военные… — Из «Проекта Стрела», — сказал Олли. — Точно. Что-то холодное ткнулось мне в руку. Банка пива… — На, выпей. Полегчает. Я осушил ее мигом, и Олли начал рассказывать. — Я пришел посмотреть, нет ли здесь еще баллонов для гриля мистера Маквея. И увидел их. — Но почему? — Я думаю, ты знаешь, почему. Конечно, летние туристы, вроде этого парня, Миллера, не поймут, но здесь есть и местные, которые вполне могут догадаться. — «Проект Стрела»? — Я целыми днями стою у касс, — сказал Олли, — и многое слышу. Всю весну до меня доходили слухи про эту чертову «Стрелу», но ни одного хорошего. Я вспомнил, как Билл Джости наклонился к окну моей машины, дохнув мне в лицо теплым алкогольным перегаром… «Не просто атомы, а другие атомы». — Я слышал кое-что. Сразу от нескольких людей, — продолжил Олли. — Джастин Робадс, Ник Точай, Бен Майклсон. В маленьких городах секретов не бывает. Что-то обязательно всплывает. Иногда это как родник: он просто выбивается из-под земли, и никто не знает, откуда он взялся. Ты что-то услышал в библиотеке, передал кому-то другому. Или на пристани в Харрисоне… Бог знает, где еще и почему. Но все лето слышу: «Проект Стрела», «Проект Стрела»… — Но эти двое… — сказал я. — Боже, Олли, они еще совсем мальчишки. — Во Вьетнаме такие мальчишки отрезали у местных уши. Я был там. Я видел. — Но… Что заставило их сделать это? — Не знаю. Может быть, они знали что-то. Или догадывались. Но они, видимо, понимали, что люди в конце концов начнут задавать им вопросы. — Если ты прав, — сказал я, — то это должно быть что-то действительно кошмарное. — Буря, — сказал Олли мягким ровным голосом. — Может, там что-то повредило во время бури. Может, случилась какая-то катастрофа. Кто знает, чем они там занимались? Некоторые утверждали, что там эксперементировали с высокомощными лазерами и мазерами. А иногда я слышал про термоядерную энергетику. Вдруг они… Прокололи дыру в какое-нибудь другое измерение? — Бред, — сказал я. — Но сейчас перед нами другая проблема. Что мы будем делать? — Я думаю, надо срезать их и спрятать, — тут же предложил Олли. — Завалить их чем-нибудь, что никому не понадобится. Собачьими консервами, стиральным порошком или еще чем. Если люди об этом узнают, будет только хуже. Именно поэтому я и пришел к тебе, Дэвид. Я никому больше не мог довериться. — Как нацистские военные преступники, — пробормотал я, — которые кончали с собой в камерах… — Да. Я тоже об этом подумал. Мы замолчали, и неожиданно снаружи из-за стальной загрузочной двери снова донеслись скребущие звуки щупалец, ползающих у входа. Мы невольно встали ближе друг к другу, и я почувствовал, как по коже у меня бегают мурашки. — Быстро закочим — и обратно, — сказал Олли. В свете фонаря тускло блеснуло его сапфировое кольцо. — Я хочу выбраться отсюда поскорей. Олли со щелчком открыл свой нож, удобный для того, чтобы вскрывать картонные коробки. И разумеется, перерезать веревки. — Ты или я? — спросил он. — Каждому по одному, — ответил я, проглотив комок в горле. Когда мы вернулись, подступала заря. Чернота в проемах между мешками с удобрениями очень неохотно уступла место серому густому цвету, потом желтоватому и наконец яркой безликой матовой белизне экрана кинотеатра на открытом воздухе. Майк Хатлен спал в складном кресле, которое он неизвестно где выкопал. Ден Миллер сидел неподалеку на полу и уминал пончик, посыпанный сахарной пудрой. — Садитесь, мистер Дрэйтон, — пригласил он. — Берите пончик. — Он протянул мне коробку. Я покачал головой. — Эта сахарная пудра — верная смерть. Хуже сигарет. — Тогда возьмите два, — сказал он, рассмеявшись. Я с удивлением обнаружил, что во мне тоже осталось немного смеха. Он выманил его из меня, и этим мне понравился. Я взял два пончика, и они оказались довольно приятными на вкус. После них я выкурил сигарету, хотя обычно не курю по утрам. — Мне надо к сыну, — сказал я. — Он скоро проснется. Миллер кивнул. — Эти розовые жуки… — Сказал он. — Все исчезли. И птицы. Хэнк Ваннерман говорит, что последняя ударилась в окно около четырех. Видимо, этот зверинец гораздо активнее, когда темно. — Брент Нортон так бы не сказал, — заметил я. — И Норм.