Черт знает, где она находится, но если бы она умерла, его тоже давно убили бы. Внезапно ему в голову пришла одна мысль: Бобби ходила в сарай вместе с остальными. Тремейн и Эндерс никогда там не были… и во всяком случае, ты этого не видел. Возможно, в этом их отличие. Интересно, что же там такое? Десять тысяч ангелов, пляшущих на булавочной головке? Тень отца Гамлета? Оле-Лукойе? Что? Он не знал. Тем временем они с Эндерсом подошли к краю выкопанной ямы; Гард дал Эндерсу в руки один конец веревки, а другим обвязался вокруг талии и начал осторожно спускаться вниз. Его ноги коснулись дна ямы. — Я уже внизу, — крикнул он. На краю ямы показалось маленькое сморщенное лицо Эндерса. Еще Гарднер видел краешек голубого неба. Как бы с ним не начался приступ клаустрофобии, — подумал он. В ушах тихонечко звучала музыка. Под ногами что-то хлюпало. Вода. — Спускай шланг! — …что? — раздалось сверху. Ни одна из ваших прекрасных идей не стоит и половины того, что знаю, умею и могу предложить я. Почему все эти болваны думают о пришельцах, как только немного научились читать мысли? — Шланг! — заорал он. — Опускай шланг, болван! — …лад…но… Гарднер ждал, пока опустится шланг, а сам рассматривал корабль. О, если бы все это, включая корабль, могло оказаться сном! Где Бобби, Гард? Она умерла? Нет, он так не думал. Он понимал, что она сильно, тяжело, возможно безнадежно больна. В среду с ней что-то случилось. Она была ранена… больна… что-то в этом роде. Но они не говорят об этом. Бобби Тремейн: Бобби? С ней не случилось ничего плохого, мистер Гарднер. Она вернется в свое время. Ей нужен отдых. Вы знаете это лучше, чем кто-либо другой. Звучит это просто здорово. Так здорово, что парнишка Тремейн, кажется, и сам поверил в то, что говорит. Он вспомнил свой визит к тем, кого в уме называл Людьми из Сарая, к которым он пришел, чтобы понять, что случилось с Бобби. Ньют Беррингер: Скажу тебе попросту: не твоего ума это дело, парень. Ты еще скажи, что мы — это далласская полиция. И все они после его слов рассмеялись Гарду в лицо. Они — далласская полиция. Ха-ха-ха! Наконец спустился шланг, взятый в пожарном управлении, длиной не менее семидесяти футов. Он на самом деле был предназначен подавать воду, а не откачивать ее, но его функция была изменена с помощью вакуумного насоса. Эндерс опускал его слишком торопливо. Конец болтался из стороны в сторону, периодически цепляясь за корабль. Гарднеру это совсем не нравилось. Боже, лучше бы я не просил его делать это. Почему он не может делать это нормально? А ведь я мог бы поступить иначе. Тогда в Аркадия-Бич я ведь мог прыгнуть в океан! Разве нет? Мог. Ты и сейчас можешь убить себя и доставишь этим огромную радость хейвенским проходимцам. Думаешь, ты им здесь нужен? Если бы не Бобби, тебя бы давно здесь не было… Если бы она не стояла между тобой и ими… Наконец шланг достиг уровня земли. Гард ухватился за него, опустил конец в воду и крикнул: — Включай насос! — …что?.. Боже правый, — подумал Гард. — Начинай откачивать воду! — что есть сил крикнул он и в этот момент почувствовал, что голова его как бы раскалывается на две части. Он закрыл глаза. — …ла…дно… Когда он открыл глаза, Эндерс исчез. Гарднер дернул за конец шланга. Вода медленно, почти незаметно стала втягиваться в него. Вода. Много воды. Какое-то подземное озеро. Уровень воды постепенно понижался. Наконец в шланге прозвучал звук, который бывает, когда в стакане воды размешиваешь соду. Пусто. Шланг откачал всю воду. — Выключай! Эндерс выглянул сверху и снова исчез. Через несколько секунд шланг прекратил вибрировать и стал подниматься вверх. Теперь пришла очередь скалы. Гард достал из кармана радио и аккуратно положил его на дно ямы. Он был уверен, что взрыв не повредит обшивку корабля. С чертовым кораблем ничего не случится. Он встал на ноги, дернул за веревку и крикнул: — Поднимай меня! Никакой реакции. — ПОДНИМАЙ МЕНЯ, ДЖОННИ! — заорал он. Опять никакой реакции. Вот он, способ избавиться от тебя, Гард. — ЭНДЕРС! ЭЙ, ДЖОННИ! Никого. Гард взглянул на часы. Прошло три минуты. Вот так. Все ушли. Остались только ты и корабль. Ты и призрак. — …еще не собрался? Он так быстро запрокинул голову, что чуть не вывихнул шею: — Я собрался еще пять минут назад, болван! Вытаскивай меня, пока все здесь не взлетело на воздух! Губы Эндерса комично вытянулись в трубочку, он вновь исчез, и Гард почувствовал, что веревка, привязанная к его поясу, натянулась. Тогда он принялся карабкаться наверх. Добравшись до края ямы, он подтянулся на руках и быстрым шагом подошел к Эндерсу. — Прости, — смущенно улыбнулся Эндерс. — Я почему-то решил, что без твоей команды… Гарднер ударил его. Эндерс отлетел в сторону и упал на землю. И хотя Гарднер не умел читать мысли, он почувствовал, что каждый житель Хейвена сейчас прислушивается к происходящему возле корабля. — Ты собирался оставить меня внизу, мерзавец, — сказал он. — Если ты или кто-нибудь другой в этом городишке еще раз повторит это, то лучше никогда больше не пытайтесь приблизиться к этому месту. Все слышат меня? Эндерс нашарил рукой слетевшие очки, нацепил их на переносицу и встал на ноги. — Мне кажется, ты не знаешь, о чем говоришь, — сказал он. — Я знаю гораздо больше, чем ты думаешь. Слушай, Джонни. И ты, и все остальные, которые сейчас слушают нас, а я думаю, что так оно и есть. Я намерен первым попасть туда. У меня есть некоторые соображения на этот счет. Пальма первенства будет принадлежать мне хотя бы потому, что я единственный в этом городе, кто еще не свихнулся окончательно. У меня есть свои соображения. Вы меня хорошо поняли? Эндерс смотрел на него, но Гард знал, что он сейчас прислушивается к тому, что говорят другие голоса. Гард ждал их решения. Но он был слишком зол, чтобы нервничать. — Хорошо, — сказал наконец Эндерс. — Возможно, ты прав. Мы считаем, что ты имеешь право попасть туда первым и что у тебя могут быть свои… как это ты назвал?.. — Это называется «соображения». Постарайся запомнить это слово. — Он сделал шаг назад. — Соображения, Джонни. Запомни. Все вы — запомните. Если не из-за меня, то хотя бы ради Бобби. Они стояли друг против друга, глядя друг другу в глаза. Если Бобби умрет, то никакие твои соображения не будут стоить и выеденного яйца. — Пойдем, Джонни, — сказал он. — Пора заняться делом, или, как сказано в писании, пришло время разбрасывать камни. Если даже Сталин и Рузвельт сумели объединиться, чтобы победить Гитлера, то мы уж наверняка сумеем все вместе выкопать эту штуку из земли. Что ты сказал? Эндерс не сказал ничего, но, помедлив секунду, он взял руку Гарднера и пожал ее. Они отбежали на достаточно большое расстояние, откуда их не могло задеть взрывной волной, и Гарднер, взглянув на Эндерса, еще раз внушительно повторил: — Помни, Джонни. Соображения. Сегодня это — ключевое слово. Не говоря ничего, Джон Эндерс кивнул. Воскресенье, 31 июля. Генри Бак, известный свои друзьям под прозвищем Хэнк, присоединился к завершающей фазе всеобщего сумасшествия в Хейвене в четверть двенадцатого утра в воскресенье. Люди в Хейвене стали не просто безмозглыми — скорее они могли бы называться сумасшедшими. Живя по законам «превращения», весь город стал напоминать газовую камеру, ждущую, чтобы кто-нибудь поднес к ней зажженную спичку. Такой спичкой и стал Хэнк Бак.