2 Следы? Это следы? Да нет, откуда здесь взяться следам? Просто придурок, который выкопал эту яму, разбросал часть земли чуть подальше. Вот и все. Но это было не все, и Могильщик Хольт знал, что не все. Еще до того, как он подошел к первому комку грунта на зеленой траве, он увидел глубокий отпечаток ботинка в куче земли, ближайшей к яме. Да, следы. Ну и что? А ты думал, что тот, кто тут рылся, парил в воздухе с лопатой в руках, как Каспер — доброе привидение? На свете есть много людей, у которых хорошо получается врать себе, но Могильщик Хольт был не из их числа. И этот нервный, насмешливый голос у него в голове не отменял того, что видели его глаза. Он был заядлым охотником, а прочесть эти следы не составляло труда. Как бы ему самому ни хотелось обратного. Здесь, на ближайшей к яме куче земли, был не только след от ботинка, но и круглое углубление размером почти с обеденную тарелку, чуть левее отпечатка подошвы. А с обеих сторон от следа и углубления, но ближе к краю, виднелись бороздки в земле — явные следы пальцев. Пальцев, которые слегка соскользнули, прежде чем ухватиться как следует. Чуть дальше от первого следа виднелся второй. А за вторым, на траве — фрагмент третьего, который образовался, когда земля отвалилась целым куском от ступившего туда ботинка. Хотя она и отвалилась, но была еще достаточно влажной, чтобы сохранить отпечаток… как и те три-четыре куска земли, которые Могильщик приметил с самого начала. Если бы он не приехал сюда так рано, когда трава была еще влажной, солнце успело бы высушить землю, и эти вывороченные комья рассыпались бы на мелкие, ничего не значащие кусочки. Он очень жалел, что не пришел позже, что не поехал сначала на кладбище Благодати Господней, как, собственно, и собирался, когда выходил из дома. Но он приехал сюда, и что уж теперь говорить. Фрагменты следов сходили на нет футах в десяти от (могилы) ямы в земле. Хольт подозревал, что следы наверняка сохранились и дальше в сырой траве, и, наверное, нужно будет сходить проверить, хотя проверять не хотелось. Но пока что он перевел взгляд на самые четкие отпечатки — на небольшой кучке земли рядом с ямой. Бороздки, оставленные соскользнувшими пальцами; круглое углубление чуть впереди; след башмака рядом с ним. О чем это говорит? Ответ пришел в голову сразу, как секретное слово на старом шоу Граучо Маркса «Ставка — ваша жизнь». Он увидел все ясно и живо, как будто сам при этом присутствовал, и именно поэтому ему так отчаянно не хотелось ввязываться в это дело. Дело-то было скверное. Потому что смотрите: в свежевырытой яме стоит мужик. Да, но как он там оказался? Да, но кто выкопал эту яму: он сам или кто-то другой? Да, но почему эти маленькие корешки все перекручены, измочалены и разорваны, как будто землю разгребали голыми руками, а не рассекали лопатой, чисто и аккуратно? Ладно, не берем в голову все эти «но». Возможно, лучше о них забыть. Даже думать забыть. Вернемся к нашему мужику. Он стоит в яме, слишком глубокой, чтобы просто оттуда выпрыгнуть. И что он делает? Кладет руки на край и подтягивается наверх. Ничего сложного. То есть если ты взрослый мужик, а не мальчишка. Могильщик взглянул на ближайшие к нему следы и подумал: Если это мальчишка, то нога у него будь здоров. Размер двенадцатый, если не больше. Руки на край. Подтягиваешься вверх. Руки скользят по влажной земле, и ты вцепляешься пальцами, оставляя вот эти короткие бороздки. Выбравшись наполовину, опираешься для равновесия на одно колено — вот она, круглая ямка. Ставишь другую ногу рядом с коленом, переносишь вес на нее, встаешь и уходишь. Плевое дело. То есть какой-то мужик выкопался из могилы и усвистел по своим делам, так получается? Может, он там внизу малость проголодался и решил заглянуть в «Завтрак у Нэн», взять себе чизбургер и пивко? — Какая, к чертям собачьим, могила? Обычная, на хрен, яма в земле! — сказал он вслух и испуганно вздрогнул, когда рядом сердито чирикнул воробей. Да, просто яма в земле — он сам так сказал. Но тогда почему он не видит никаких следов от лопаты? Да и вообще никаких отметин, которые обязательно должны быть при любых земляных работах. Почему здесь только одна цепочка следов, уходящая прочь от ямы? Почему нет следов вокруг ямы, ведь если мужик здесь копал, он должен был время от времени наступать на вынутую из ямы землю, как это всегда и бывает, когда человек роет яму? Ему вдруг пришло в голову, что надо бы поразмыслить, как теперь поступить. Провалиться ему, если он знал. По идее здесь вроде как совершено преступление, но можно ли предъявлять обвинения в ограблении могилы, если на разрытом участке не было никакого тела? В худшем случае это можно назвать вандализмом, а если тут было что-то еще, Могильщик Хольт не стремился это выяснять. Может быть, лучше всего завалить эту яму вырытой из нее же землей, принести новой, если не хватит, и благополучно о ней забыть? В конце концов, сказал он себе в третий раз, здесь никто и не был похоронен. Перед его мысленным взором тут же возник тот дождливый весенний день. Ох ты, черт! Тот фальшивый надгробный камень выглядел в точности как настоящий! Когда ты своими глазами видишь, как этот хлипкий педиковатый ассистент таскает его на себе, тебе, конечно, понятно, что камень поддельный. Но когда они установили его, положили эти искусственные цветы и все прочее, можно было подумать, что он настоящий, и под ним кто-то и вправду… Волоски у него на руках встали дыбом. — Ты давай прекращай это дело, — приказал он себе, а когда рядом снова сердито чирикнул воробей, Могильщик искренне обрадовался этому пусть и не очень приятному для слуха, но донельзя обычному и настоящему звуку. — Давай, мать, голоси, — сказал он и подошел к последнему фрагменту следа. За ним, как он и подозревал, виднелись и другие следы на примятой траве. На большом расстоянии друг от друга. Глядя на них, Могильщик мог бы сказать, что мужик не бежал, но и времени не терял. Шагов через сорок он увидел еще одну метку, оставленную на пути того парня: перевернутую корзину с цветами, валявшуюся чуть поодаль цепочки следов. Похоже, раньше она стояла на дороге того мужика, и он запросто мог бы ее обойти, но вместо этого отшвырнул пинком и продолжил свой путь. По мнению Могильщика Хольта, с людьми, которые так поступают, лучше не связываться, если только на это нет чертовски веских причин. Мужик шел через кладбище по диагонали, видимо, направляясь к низкой стене, отделявшей кладбищенскую территорию от шоссе. Шел как человек, которому есть куда пойти и чем заняться. Хотя воображение у него было развито не сильнее, чем способность к самообману (эти два свойства обычно идут рука об руку), на миг Могильщику показалось, что он прямо видит этого человека: здоровенный, крепкий мужик с великанским размером ноги шагает сквозь это тихое предместье мертвых в кромешной тьме, ступает уверенно и твердо, пинает корзину с цветами, подвернувшуюся под ноги, не остановившись даже на полсекунды. Он не боялся — уж он-то точно. Если здесь по ночам и бродили ожившие мертвецы, как утверждали некоторые горожане, то это они боялись его. И храни Боже любого, кто перешел бы ему дорогу. Птица снова чирикнула. Могильщик вздрогнул. — Забудь об этом, дружище, — еще раз сказал он себе. — Закопай эту треклятую яму и забудь о ней думать. Яму-то он закопал и честно пытался о ней забыть, но уже ближе к вечеру, когда Могильщик осматривал Стэкпоулское кладбище, его разыскал Дейк Бредфорд и сообщил ему новость о Гомере Гамише, которого утром нашли меньше чем в миле от Старого городского кладбища, на шоссе номер 35. Весь город полнился домыслами и слухами. И тогда, пусть и с большой неохотой, Могильщик Хольт пошел поговорить с шерифом Пэнгборном. Он не знал, связаны ли следы и яма с убийством Гомера Гамиша, но подумал, что лучше все рассказать, а дальше пусть разбираются те, кому платят за это деньги. Глава 4 Смерть в маленьком городке 1 Касл-Рок был невезучим городом — по крайней мере в последние годы. Словно чтобы доказать, что старая поговорка о молнии, не бьющей дважды в одно и то же место, не всегда права, за последние восемь-десять лет в Касл-Роке случилось немало скверных событий — настолько скверных, что о них сообщали даже в общенациональных новостях. В то время городским шерифом был Джордж Баннерман, но Большому Джорджу, как его с уважением называли, не пришлось разбираться с делом Гомера Гамиша, потому что Большого Джорджа уже не было в живых. Он пережил первую беду, серию изнасилований с удушением, совершенных одним из его собственных подчиненных, но два года спустя его убила бешеная собака на городском шоссе номер 3. Причем не просто убила, а в прямом смысле слова разорвала в клочья. Оба случая были в высшей мере странными, но мир сам по себе — странное место. И жестокое. И иногда — невезучее. Новый шериф (Алан Пэнгборн занимал этот пост восемь лет, но уже стало понятно, что он так и останется «новым шерифом» года этак до 2000-го — при условии, как он всегда говорил жене, что не умрет раньше и что его будут переизбирать так долго) был не из местных: до 1980-го он возглавлял отдел дорожной полиции в маленьком, но активно растущем городке в северной части штата Нью-Йорк неподалеку от Сиракуз. И вот теперь, глядя на избитое в кровавое месиво тело Гомера Гамиша, лежащее в придорожной канаве у шоссе номер 35, он очень жалел, что не остался работать на прежнем месте. Похоже, не все невезение Касл-Рока отошло в лучший мир вместе с Большим Джорджем Баннерманом. Ой, да ладно… ни о чем ты не жалеешь. И не говори, что жалеешь, а то и вправду накликаешь неудачу. Это, черт возьми, самое лучшее место для Энни и мальчиков. И для тебя, кстати, тоже. Так что давай-ка не будем страдать этим самым. Хороший совет. Пэнгборн давно понял, что голова всегда дает нервам дельный совет, которому они не могут последовать. Они отвечают: «Да, сэр. Вы все так хорошо объяснили. Очень правильно вы говорите». И все равно продолжают дрожать и звенеть. И все-таки это его работа. Он еще и не такое видал, разве нет? За свою бытность шерифом он соскоблил с асфальта останки почти сорока человек, разогнал бессчетное количество драк, разобрал сотню случаев издевательства над супругами и детьми — и это лишь те, о которых заявляли в полицию. Но все в мире стремится к равновесию: для города, где не так давно орудовал свой собственный маньяк, с убийствами в Касл-Роке обстояло на удивление тихо. Всего четыре, и только один из преступников сбежал — Джо Родуэй, который прикончил жену, вышибив ей мозги. Будучи немного знакомым с дамой, Пэнгборн почти огорчился, когда получил телекс из полицейского управления в Кингстоне, Род-Айленд, с сообщением, что Родуэй сидит у них в камере. Еще одно из четырех — даже и не убийство, а гибель в автоаварии, а два оставшихся — банальные бытовые убийства, одно с применением ножа, другое — голыми руками. Причем второе можно было квалифицировать как насилие в семье, зашедшее слишком далеко, но с одной необычной деталью, отличавшей его от множества ему подобных: жена забила мужа до смерти, пока он валялся пьяный. Одно-единственное апокалипсическое выступление в отместку за почти два десятка лет издевательств. Последний набор синяков на теле женщины еще отливал яркой, здоровой желтизной, когда ей зачитывали приговор. Пэнгборн нисколечко не огорчился, когда судья отпустил ее с миром после шестимесячного пребывания в женской исправительной тюрьме, а оставшиеся шесть лет дал условно. Возможно, судья Пендер поступил так лишь потому, что было бы неуместно выдать подсудимой то, что она действительно заслужила, а именно — медаль. Пэнгборн давно убедился, что реальные убийства в маленьких городках обычно совсем не похожи на убийства в маленьких городках из романов Агаты Кристи, когда семеро человек по очереди пыряют ножом старого ловеласа полковника Сторпинга-Желвака в его загородном доме в Запруде-на-Ряске во время свирепой зимней бури. В реальной жизни, когда прибываешь на место, почти всегда застаешь там преступника, который тупо таращится на лужи крови и пытается сообразить, какого хрена он тут натворил и как могло получиться, что все так стремительно вышло из-под контроля. Даже если преступник сбегал, обычно он не уходил далеко, и всегда находилась пара-тройка свидетелей, которые могли точно сказать, что именно произошло, кто это сделал и куда он ушел. Ответ на последний вопрос в большинстве случаев — в ближайший бар. В реальной жизни убийства в маленьком городке, как правило, очень простые, жестокие и идиотские. Как правило. Но правила для того и существуют, чтобы их нарушать. Иногда молния все-таки ударяет дважды в одно и то же место, и время от времени в маленьких городках случаются убийства, которые не раскроешь прямо на месте. Убийства вроде такого. Только этого Пэнгборну и не хватало. 2 Констебль Норрис Риджуик вышел из патрульной машины, припаркованной сразу за машиной Пэнгборна. Сигналы вызовов двух полицейских раций раздавались в теплом весеннем воздухе. — Рэй уже едет? — спросил Пэнгборн. Рэй был Рэем Ван Алленом, окружным судмедэкспертом и коронером. — Ага. — А что супруга Гомера? Ей уже сообщили? Пэнгборн говорил, отгоняя мух от лица Гомера. Собственно, от лица-то осталось не много. Только острый, торчащий вверх нос. Если бы не протез вместо левой руки и не золотые зубы — когда-то они красовались во рту Гомера, а теперь их обломки усыпали его морщинистую шею и рубашку на груди, — Гомера, наверное, не узнала бы даже родная мать. Норрис Риджуик, чем-то похожий на Барни Файфа, помощника шерифа из старого сериала «Шоу Энди Гриффита», переминался с ноги на ногу и разглядывал свои ботинки, словно вдруг воспылал к ним интересом. — Ну… Джон сейчас на дежурстве, а Энди Клаттербак — в Оберне, в окружном суде… Пэнгборн вздохнул и поднялся на ноги. Гамишу исполнилось — и теперь уже навсегда — шестьдесят семь. Они с женой жили в маленьком чистом домике рядом со старым железнодорожным депо меньше чем в двух милях отсюда. Их дети выросли и разъехались кто куда. Это миссис Гамиш позвонила сегодня утром в контору шерифа и, чуть не плача, сказала, что проснулась в семь и обнаружила, что Гомер — который иногда спал в одной из старых детских, потому что она, миссис Гамиш, храпит — вообще не ночевал дома. Вечером, в семь часов, он, как обычно, уехал играть в боулинг и должен был вернуться к полуночи, самое позднее — к половине первого, но все постели оказались пустыми, а его пикапа нет ни в палисаднике, ни в гараже. Шейла Бригем, диспетчер дневной смены, сообщила о поступившем звонке шерифу Пэнгборну, и тот перезвонил миссис Гамиш из телефона-автомата на автозаправке «Сонни Джэкеттс Суноко», где в тот момент заправлялся.