«В любой момент, пока будет такая возможность, между нами должно быть десять футов, отец», — так наставлял его Джейк на тротуаре у «Дикси-Пиг», поэтому, когда они приближались к стойке метрдотеля, Каллагэн сдвинулся вправо, на положенное расстояние. Джейк также велел ему кричать во весь голос, как можно громче и дольше, и Каллагэн уже открыл рот, чтобы выполнить и этот приказ, когда вновь услышал голос Белизны, который произнес одно только слово, но больше и не требовалось. «Scoldpadda». Каллагэн по-прежнему держал «ругер» у правой щеки. Теперь его левая рука нырнула в нагрудный карман. И хотя взгляду преподобного не доставало той предельной четкости, с какой воспринимал происходящее его юный спутник, Каллагэн тоже видел предостаточно: оранжево-алые электрические факелы по стенам, свечки на каждом столе в стеклянных сосудах цвета хэллоуинских тыкв, накрахмаленные салфетки. Левую стену обеденного зала украшал гобелен: рыцари и их дамы пировали за длинным столом. А царящая в зале атмосфера свидетельствовала о том, что гости «Дикси-Пиг» (Каллагэн, конечно, не мог знать истинной причины, не мог сказать, какие именно факторы привели их в такое состояние) приходили в себя после некоего волнительного события, скажем, маленького пожара на кухне или автомобильной аварии на улице. «Или рождения ребенка, — подумал Каллагэн, когда его пальцы сомкнулись на черепашке. — Всегда полезно сделать паузу между закуской и основным блюдом». — А вот идут ка-маи[2] Гилеада! — прокричал взволнованный, нервный голос. Не человеческий, Каллагэн в этом, можно сказать, не сомневался. Слишком уж скрипучий, чтобы быть человеческим. И в дальнем конце комнаты разглядел чудище, эдакого гибрида птицы и человека, в прямых джинсах и простой белой рубашке, над воротником которой торчала голова в темно-желтых перышках. А блестящие глазки напоминали капли расплавленного гудрона. — Взять их! — приказала эта отвратительно-нелепая тварь и отбросила салфетку. Под ней оказалось оружие. По предположению Каллагэна, из арсенала армий будущего, вроде того, что можно увидеть в сериях «Стар Трека». Как оно называлось? Лучевики? Глушаки? Какая разница. Эти игрушки не шли ни в какое сравнение с оружием Каллагэна, и ему хотелось, чтобы все увидели, что он может противопоставить птицетвари. Вот он и смахнул с ближайшего стола приборы, тарелки, сосуд со свечей, жестом фокусника сдернул скатерть. Недоставало только в столь критический момент зацепиться ногой за полотно и упасть. А затем с легкостью, неделей раньше не поверил бы, что такое возможно, вскочил сначала на один из стульев, потом на стол. И тут же вскинул над головой руку с черепашкой, держа ее за нижнюю, плоскую часть панциря, чтобы все присутствующие могли хорошенько ее разглядеть. «Пожалуй, я мог бы им еще и спеть, — подумал он. — Может, „Лунный свет тебе к лицу“ или „Я оставил сердце в Сан-Франциско“». С того момента, как они переступили порог «Дикси-Пиг», прошло ровно тридцать четыре секунды. 5 Учителя средней школы, часто общающиеся с большими группами учеников, в классах или на собраниях, скажут вам, что от подростков, даже если они только-только из душа и одеты во все чистое, так и разит гормонами, которые активно вырабатывают их тела. Аналогичный запах идет и от любой группы людей, пребывающих в состоянии нервного напряжения, и Джейк, со своей обострившейся до предела восприимчивостью, его уловил. Когда они проходили мимо стойки метрдотеля (Центральную вымогательскую по терминологии отца Джейка), запах этот, идущий от гостей «Дикси-Пиг», едва чувствовался, то есть пик напряженности для них миновал, и выброс гормонов сходил на нет. Но едва птицетварь подал голос из своего угла, сидевшие за столиками «заблагоухали» этой вонью. В ней чувствовался металлический привкус, прямо таки, как у крови, и этого хватило, чтобы Джейк подобрался, изготовившись к бою. Да, он видел, что Птичка Твити[3] сбросил салфетку со стола. Да, заметил спрятанное под ней оружие. Да, понял, что стоящий на столе Каллагэн представлял собой легкую цель. Но вышеперечисленное тревожило Джейка куда меньше, чем мобилизующая сила рта Птички Твити. Джейк уже отводил назад правую руку, чтобы бросить первую из девятнадцати тарелок и ампутировать голову вместе со ртом, когда Каллагэн поднял черепашку. «Не сработает, здесь не сработает», — подумал Джейк, но даже до того, как успел полностью сформулировать эту мысль, ему стало ясно: черепашка действует и на эту компанию. Он знал это по идущему от них запаху, который быстро очищался от агрессивности. И те, кто успел подняться из-за столов, «низкие люди» с запылавшими алым дырами во лбу, вампиры, с разгорающимися синими аурами, вновь сели на стулья, чего там, плюхнулись, словно внезапно потеряли контроль над мышцами. — Взять их, это те, о ком Сейр… — Твити смолк. Его левая рука, возможно, у кого-то и повернулся бы язык назвать таковой отвратительную птичью лапу с когтями, коснулась рукоятки оружия будущего и упала, повисла, как плеть. Глаза разом потускнели. — Это те, кого Сейр… С-с-сейр… — вновь пауза. А потом вопрос. — О, сэй, эта прекрасная вещица, которую вы держите в руке, что это? — Ты знаешь, что это, — ответил Каллагэн. Джейк не останавливался, и Каллагэн, помня, что сказал ему на подходе к «Дикси-Пиг» юный стрелок («Постарайся, чтобы всякий раз, посмотрев направо, я видел твое лицо»), спрыгнул со стола, чтобы оставаться вровень с мальчиком, по-прежнему держа черепашку над головой. Он буквально ощущал тишину, повисшую в обеденном зале, но… Был и другой зал. Оттуда доносился грубый смех и хриплые выкрики: там гости продолжали веселиться, совсем рядом, слева от них, за гобеленом, на котором пировали рыцари со своими дамами. «Что-то там происходит, подумал Каллагэн. — И уж точно не вечер покера у „Лосей“.[4] Он слышал, тихое, учащенное дыхание Ыша, вырывающееся сквозь его вечную улыбку. Идеальный маленький двигатель, вот что напомнили Каллагэну эти звуки. На них накладывались другие, резкие постукивания и щелчки, идущие снизу. Они заставили Каллагэна стиснуть зубы, его пробил холодный пот. Что-то пряталось под столами. Ыш увидел приближающихся насекомых и застыл, как охотничья собака, подняв одну лапу, вытянув вперед морду. В эти мгновения двигалась только темная, бархатистая кожа над верхней губой, оттягивала ее назад, обнажая острые, как бритва, зубы, расслаблялась, и губа скрывала их, снова оттягивала. Жуки наступали. Кем бы они ни были, Черепаха Матурин, которую отец Каллагэн держал высоко над головой, ничего для них не значила. Толстяк в смокинге с лацканами из шотландки, заговорил, повернувшись к птицетвари, чуть ли не с вопросительными интонациями: «Они не должны пройти дальше этого зала, Маймен, и не должны покинуть его. Нам велено…» Ыш прыгнул вперед, рычание рвалось сквозь сжатые зубы. Такого за Ышем не водилось, Каллагэну это рычание напомнило речевую вставку в комиксах: «Ар-р-р-р!» — Нет! — в тревоге крикнул Джейк. — Нет, Ыш. Голос мальчика резко оборвал смех и крики за гобеленом, словно гуляющая там компания вдруг поняла, что в обеденном зале происходят какие-то перемены. Ыш не обратил ни малейшего внимания на команду Джейка. Его зубы одного за другим ухватывали жуков, и в повисшей тишине раздавался хруст хитинового панциря. Он разгрыз троих, не пытаясь их съесть, отбрасывал в сторону трупы, каждый размером с мышь, резко мотая головой и разжимая в улыбке челюсти. Оставшиеся жуки ретировались под столы. «Он же создан для этого, — подумал Каллагэн. Возможно, когда-то, давным-давно, именно в этом и состояло предназначение ушастиков-путаников. Точно так же, как одну из разновидностей терьеров вывели… Мысли эти оборвал хриплый крик, донесшийся из-за гобелена. — Челы! — один голос. И тут же — второй: «Ка — челы!» У Каллагэна вдруг возникло абсурдное желание гаркнуть в ответ: «Gesundheit![5]» Но прежде чем он успел крикнуть или сделать что-то еще, голову заполнил голос Роланда. — Джейк, иди. Мальчик в недоумении повернулся к отцу Каллагэну. Он и так шел, скрестив руки, готовый метнуть рису в первого же сдвинувшегося с места «низкого» мужчину или женщину. Ыш успел вернуться к нему и теперь крутил головой из стороны в сторону, его глаза ярко сверкали надеждой на новую добычу. — Мы пойдем вместе, — ответил Джейк. — Они выведены из игры, отец! И мы уже близко! Ее провели через… эту комнату… а потом через кухню… Каллагэн не отреагировал. Все также держа черепашку высоко над головой, как фонарь в пещере, он повернулся к гобелену. Тишина за ним вызывала куда больший ужас, чем крики и неудержимый, захлебывающийся хохот. Тишина эта казалась заостренным копьем, направленным прямо в сердце. И мальчик остановился. — Иди, пока можешь, — Каллагэн старался сохранять спокойствие. — Найди ее, если получится. Это приказ твоего дина. Такова и воля Белизны. — Но ты не сможешь… — Иди, Джейк! «Низкие» мужчины и женщины, собравшиеся в «Дикси-Пиг», пусть и завороженные черепашкой, зашептались при этом крике, и, основания на то у них были, потому что говорил Каллагэн не своим голосом. — У тебя только один шанс и ты должен его использовать! Найди ее! Как твой дин, я приказываю тебе! Глаза Джейка широко раскрылись, никак он не мог ожидать услышать голос Роланда, срывающийся с губ Каллагэна. От неожиданности у него отвисла челюсть. Он огляделся, ничего не понимая. За секунду до того, как гобелен на левой от них стене рывком отбросили в сторону, Каллагэн уловил черный юмор его создателей, который мог бы упустить менее внимательный зритель: главным блюдом пира было поджаренное человеческое тело, а не тушка теленка или оленя; рыцари и их дамы ели человеческое мясо и пили человеческую кровь. На гобелене изобразили людоедское причастие. А потом древние, которые ужинали своей компанией, отбросили богохульный гобелен и вывалились в обеденный зал, крича сквозь клыки, торчащие из их навеки раскрытых, деформированных ртов. Их глаза были черны, как слепота, лбы, щеки, даже тыльные стороны ладоней бугрились торчащими во все стороны зубами. Как и вампиров в обеденном зале, каждого из них окружала аура, только ядовито-фиолетовая, чуть ли не черная. Похожая на гной жижа сочилась из уголков глаз и рта. Они что-то бормотали себе под нос, некоторые смеялись, казалось, эти звуки они не исторгали из себя, а выхватывали из воздуха, как какую-то живность. И Каллагэн знал, кто они. Конечно же, знал. Разве не отправил его в долгое путешествие один из им подобных? Он видел перед собой истинных вампиров, первого типа, присутствие которых хранилось в тайне, пока не пришла пора натравить их на незваных гостей. Черепашка не могла ни остановить их, ни даже замедлить. Каллагэн видел, как Джейк таращится на них, его глаза, в которых застыл ужас, едва не вылезли из орбит, от одного вида этих выродков он позабыл обо всем на свете. Не зная, какие слова вырвутся из его рта, пока не услышал их, Каллагэн закричал: «Они убьют Ыша первым! Убьют у тебя на глазах, а потом выпьют его кровь!» Ыш гавкнул, услышав свое имя. Взгляд Джейка прояснился, но у Каллагэна не осталось времени, чтобы и дальше прослеживать судьбу мальчика. «Черепаха не может их остановить, но, по крайней мере, она держит под контролем остальных. Пули не остановят их, но…» 6 — Прочь от меня! — вскричал он. — Божья власть повелевает вам! Власть Христова повелевает вам! Ка Срединного мира повелевает вам! Власть Белизны повелевает вам! Один из них, тем не менее, рванулся вперед, деформированный скелет в древней, побитой молью обеденной паре. У него на шее болтался какой-то старинный орден… возможно, Мальтийский крест? Одной рукой, с длинными ногтями, попытался схватить крест, который Каллагэн выставил перед собой. В последний момент отдернул руку, и вампирская клешня разминулась с крестом разве что на дюйм. Каллагэн же, не раздумывая, подался вперед и вогнал верхний торец креста в желто-пергаментный лоб вампира. Золотой крест вошел в него, как раскаленный вертел — в масло. Тварь в обеденной паре вскрикнула от боли и подалась назад. Каллагэн отдернул крест. На мгновение, до того, как древний монстр поднял костлявые руки ко лбу, Каллагэн увидел рану, оставленную крестом. А потом сквозь пальцы поползла творожистая желтая масса, колени вампира подогнулись, он рухнул на пол между двумя столиками. Лицо его, прикрытое подергивающимися руками, уже проваливалось внутрь. Аура исчезла, как пламя задутой свечи, и скоро от него осталась лишь лужа желтой, разжижавшейся плоти, которая вытекла из рукавов и брючин. Каллагэн шагнул к остальным. Страх исчез. Тень стыда, окутывавшего его с того самого момента, как Барлоу отнял у него и разломал крест, развеялась. «Наконец — то свободен, — подумал он. — Наконец — то свободен. Великий Боже, я наконец — то свободен, — а потом пришла новая мысль. — Я верю, вот оно, искупление грехов. И это хорошо, не так ли? Очень даже хорошо». — Отбрось его! — прокричал один из них, прикрывая лицо руками. — Это же жалкая побрякушка овечьего Бога, отбрось ее, если посмеешь! «Жалкая побрякушка овечьего Бога, говоришь? Тогда чего тебя так колбасит?» С Барлоу он не решился ответить на этот вызов, и был за это жестоко наказан. Здесь, в «Дикси-Пиг» Каллагэн протянул крест к тому, кто подал голос. — Мне нет нужды крепить свою веру, встречаясь с такой тварью, как ты, сэй, — его слова разнеслись по всему обеденному залу. Он практически загнал древних в арку, из которой они высыпали. На лицах и руках тех, кто стоял впереди, появились огромные черные вздутия, разъедающие древний пергамент их кожи, как кислота. — И я никогда, ни при каких обстоятельствах, не выброшу такого давнего друга. Но убрать? Почему нет, хоть сейчас, — и крест нырнул под рубашку. Несколько вампиров тут же прыгнули на него, раззявленные клыками пасти кривились, словно в ухмылке. Каллагэн выставил руки перед собой. Пальцы (и ствол «ругера») светились, словно их окунули в синий огонь. Сверкали глаза черепахи. Сиял и ее панцирь. — Прочь от меня! — воскликнул Каллагэн. — Божья власть и Белизна повелевают вам! 7 Когда жуткий шаман повернулся к Праотцам, Маймен, тахин, почувствовал, что чары этой ужасной, этой восхитительной Черепахи чуть ослабели. Он увидел, что мальчишка ушел, и, конечно же, встревожился. Впрочем, мальчишка мог лишь пройти чуть дальше и по-прежнему находиться в «Дикси-Пиг», что не предвещало беды. А вот если он нашел дверь в Федик и воспользовался ею, тогда Маймен мог оказаться в чрезвычайно щекотливом положении. Ибо Сейр отчитывался только Уолтеру о'Диму, а Уолтер — лишь самому Алому Королю. Неважно. Каждому овощу свое время. Сначала нужно разобраться с шаманом. Натравить на него Праотцов. Потом искать мальчишку, возможно, подманить его, крича, что он нужен его другу… да, это могло сработать… Маймен (Человек-Кенарь для Миа, Птичка Твити для Джейка), двинулся вперед, схватил Эндрю, толстяка в смокинге с лацканами из шотландки, одной рукой и еще более толстую подругу Эндрю — другой. Указал на Каллагэна, стоящего к ним спиной. Тирана яростно замотала головой. Маймен раскрыл клюв, что-то прошипел. Она отпрянула от тахина. Маска Тираны уже познакомилась с пальчиками Детты Уокер и теперь висела клочьями на челюсти и на шее. А во лбу пульсировала красная рана, сжималась и разжималась, словно жабры умирающей рыбы. Маймен повернулся к Эндрю, отпустил его на несколько мгновений, чтобы вновь указать когтистой лапой, которая служила ему рукой на шамана, а потом красноречивым жестом провести по заросшей перышками шее. Эндрю кивнул, оторвал от себя пухлые ручищи жены, когда она попыталась его остановить. Человеческую маску сработали настолько хорошо, что она передала эмоции этого «низкого мужчины»: он собирался с духом. А собравшись, со сдавленным криком прыгнул вперед, обхватил шею Каллагэна не кистями, а толстыми предплечьями. Не отстала от Эндрю и его подруга, крича, что есть мочи, вышибла из руки Каллагэна черепашку из слоновой кости. Skoldpadda ударилась о красный ковер, отскочила под один из столиков, и с этого момента (как бумажный кораблик, некоторые наверняка помнят, о чем я) навсегда покидала эту историю. Праотцы по-прежнему держались от Каллагэна подальше, как и вампиры третьего вида, обедавшие в зале, но «низкие» мужчины и женщины почувствовали слабость своего противника и надвинулись на него, сначала осторожно, потом со все большей решимостью. Окружили Каллагэна и, после коротко колебания, навалились на него, беря числом. — Отпустите меня во имя Господа! — воскликнул Каллагэн, но, разумеется, только сотряс воздух. В отличие от вампиров, существа с красным глазом во лбу не реагировали на каллагэновского Бога. Ему лишь оставалось надеяться, что Джейк не остановится и уж тем более не вернется. Что он и Ыш, как ветер полетят к Сюзанне. Спасут ее, если смогут. Умрут с ней, если нет. И убьют ее ребенка, если позволят обстоятельства. Пусть Господь его простит, но в этом он допустил ошибку. Им следовало избавиться от ребенка в Калье, когда у них был такой шанс. Что-то глубоко вонзилось в шею. Теперь вампиров не сможет остановить даже крест, понял Каллагэн. Почувствовав запах крови, они набросятся на него, как стая акул. «Помоги мне, Господи, — подумал он, дай мне силу», — и почувствовал, как сила вливается в него. Перекатился налево, чувствуя, как когти рвут ему рубашку. На мгновение освободилась его правая рука, сжимающая «ругер». И Каллагэн направил пистолет на трясущееся, потное, перекошенное ненавистью лицо толстяка по имени Эндрю, приставил ствол «ругера» (в далеком прошлом купленного для защиты дома отцом Джейка, в немалой степени параноидальным телепродюссером) к красному, мягкому глазу в центре лба «низкого мужчины». — Не-ет, ты не посмеешь! — вскричала Тирана, потянулась к пистолету. Верх платья лопнул, из него вывалились массивные груди, покрытые жесткой шерстью.