(мирах?) где все остальное превратилось в сводящий с ума серый водоворот. Он чувствовал, как черная депрессия кружит вокруг, просачивается внутрь, пытаясь уничтожить его решимость. Он понимал, что тоска по дому – часть этой депрессии, но в сравнении с тем, что происходило с ним сейчас, прежняя тоска казалась детским капризом, сущим пустяком. Он плыл без руля и ветрил, полностью потеряв опору под ногами. Стоя рядом с указателями, наблюдая за автомобилями, проносящимися по трассе, Джек осознал, что чертовски близок к самоубийству. Какое-то время его поддерживала мысль о том, что он скоро увидится с Ричардом Слоутом (и хотя Джек не признавался в этом даже себе, он рассчитывал, что Ричард может составить ему компанию в путешествии на запад – в конце концов, это будет не первый раз, когда Сойер и Слоут вместе отправятся в необычные странствия, верно?), но тяжелая работа на ферме Паламаунтина и загадочные события в «Торговом центре Бакай» лишили привлекательности и эту долгожданную встречу. Иди домой, Джеки, ты проиграл, прошептал голос. Если продолжишь путь, закончится тем, что тебя забьют до смерти… и в следующий раз, возможно, умрут пятьдесят человек. Или пятьсот. Автострада 70 ВОСТОК. Автострада 70 ЗАПАД. Он рывком вытащил из кармана монету, которая в этом мире стала серебряным долларом. Пусть решают боги, раз и навсегда. Он слишком измотан, чтобы принимать решение самому. Спина болела в том месте, куда его ударил «Мистер Америка». Решка – он поднимается по въезду на восточные полосы и возвращается домой. Орел – продолжает путь… и больше не оглядывается. Стоя в мягкой пыли обочины, он подбросил монету в холодный октябрьский воздух. Она взлетела к самому небу, вращаясь и вращаясь, поблескивая в солнечных лучах. Джек вскинул голову, следя за ней взглядом. Семья, проезжавшая мимо в старом универсале, на несколько мгновений перестала препираться, чтобы посмотреть на него. В голове сидевшего за рулем мужчины, лысеющего бухгалтера, который иногда просыпался ночью, вроде бы ощущая стреляющие боли в груди и левой руке, внезапно возникли абсурдные мысли: «Приключение. Опасность. Поход ради благородной цели. Грезы страха и славы». Он покачал головой, словно отгоняя их, и в зеркало заднего вида посмотрел на подростка, который наклонился, разглядывая что-то на земле. Господи, подумал лысеющий бухгалтер. Выброси это из головы, Ларри, мысли у тебя что гребаная детская приключенческая книжка. Он нажал педаль газа, быстро разогнав универсал до семидесяти миль в час, забыв о подростке в грязных джинсах на обочине дороги. Теперь его занимали другие мысли: если он успеет добраться до дома к трем часам, то сможет посмотреть матч за звание чемпиона мира в среднем весе по спортивному каналу «И-эс-пи-эн». Монета упала. Джек наклонился над ней. Решка… но не только. На монете Джек увидел вовсе не леди Свободу, а профиль Лауры Делессиан, королевы Долин. Но, Господи, как лицо на монете отличалось от бледного спящего лица (что лишь на краткие мгновения открылось его глазам в павильоне), окруженного озабоченными медицинскими сестрами в широких белых одеяниях! Это было лицо настороженное и понимающее, напряженное и прекрасное. Речь не шла о классической красоте – недостаточно четкая линия челюсти, чуть пухловатая скула. Красота чувствовалась в королевской посадке головы, а также отсутствии сомнений в том, что эта женщина не только умна, но и добра. И при этом такое сходство с его матерью! Слезы затуманили глаза Джека, и он крепко сжал веки. На сегодня он уже наплакался. Он получил ответ, который оплакиванию не подлежал. Когда вновь открыл глаза, Лаура Делессиан исчезла: с монеты на него смотрела леди Свобода. Джек наклонился ниже, поднял лежащую в пыли монету, сунул в карман и пошел к выезду на западные полосы автострады 70. 3 Днем позже белесое небо пахло приближающимся ледяным дождем. Отсюда до границы между штатами Огайо и Индиана оставалось совсем ничего. Под «отсюда» подразумевалась лесополоса за площадкой для отдыха на автостраде 70 рядом с Льюисбургом. Джек прятался среди деревьев – надеялся, что успешно – и терпеливо ждал, пока крупный лысый мужчина с громким наглым голосом вновь сядет в «шеви-нову» и уедет. Он надеялся, что произойдет это скоро, прежде чем начнется дождь. Он и так замерз, не хватало еще и промокнуть. С утра нос у него заложило, а голос сел. Он понимал, что уже простудился. Крупного лысого мужчину с громким наглым голосом звали Эмори У. Лайт. Он подобрал Джека около одиннадцати часов, к северу от Дейтона, и у мальчика буквально сразу засосало под ложечкой. Ему уже доводилось ехать с эмори у. лайтами. В Вермонте Лайт назвался Томом Фергюсоном и сказал, что он продавец обувного магазина. В Пенсильвании Лайт представился Бобом Даррентом («Совсем как тот парень, что пел «Плюх-плюх», ха-ха-ха»), который был директором окружной средней школы. В этот раз Лайт оказался президентом Первого торгового банка Парадиз-Фоллс из Парадиз-Фоллс, штат Огайо. Фергюсон был худым и черноволосым, Даррент – пузатым и розовым, как только что выкупанный младенец, а этот Эмори У. Лайт – крупным и совоподобным, а его глаза за очками без оправы напоминали сваренные вкрутую яйца. Джек выяснил, что все эти отличия лишь внешние. Они слушали Историю, затаив дыхание, с неподдельным интересом. Они спрашивали, есть ли у него подружка в родном городе. Рано или поздно он обнаруживал руку (большую наглую руку) на своем бедре, а когда после этого смотрел на Фергюсона/Даррента/Лайта, видел в глазах полубезумную надежду (смешанную с полубезумной виной) и капельки пота над верхней губой (у Даррента пот блестел сквозь черные усы, словно крошечные белые глазки, выглядывающие сквозь кусты). Фергюсон спросил, хочет ли он заработать десять долларов. Даррент поднял ставку до двадцати. Лайт громким наглым голосом, который при этом дрожал и надламывался, поинтересовался, найдет ли Джек применение пятидесяти долларам. По его словам, он всегда носил полтинник в каблуке левой туфли и с радостью отдал бы его мастеру Льюису Фаррену. Они могли бы заехать в одно местечко неподалеку от Рэндолфа. В пустой амбар. Джек не искал связи между все возрастающими денежными предложениями от Лайта в различных его воплощениях и теми изменениями, которые могли вызвать в нем приключения, – он по натуре не любил копаться в себе и не интересовался самоанализом. Он быстро понял, как надо вести себя с эмори у. лайтами. Первый опыт общения с Лайтом, когда Лайт назвался Томом Фергюсоном, научил его, что осторожность – едва ли не самая важная составляющая доблести. Когда Фергюсон положил руку на бедро Джека, Джек ответил автоматически, исходя из действовавших на тот день калифорнийских стандартов приличия, где геи – неотъемлемая часть пейзажа: «Извините, мистер. Я натурал». Его, конечно, лапали и раньше, главным образом в кинотеатрах, но однажды он столкнулся с продавцом магазина мужской одежды в Северном Голливуде, который радостно предложил отсосать ему в примерочной (а когда Джек отказался, продавец сказал: «Ладно, тогда примерь этот синий блейзер»). В Лос-Анджелесе симпатичному двенадцатилетнему парню приходится мириться с такими приставаниями, точно так же как симпатичной девушке приходится мириться с тем, что иногда ее лапают в метро. И со временем ты начинаешь относиться к этому философски, чтобы такой инцидент не испортил тебе весь день. Намеренные приставания, как в случае с Фергюсоном, представляли собой куда меньшую проблему, чем внезапное нападение из засады. На них он мог просто ответить отказом. Во всяком случае, в Калифорнии. Геи с востока, особенно из глубинки, отказ воспринимали иначе. Фергюсон остановил машину в скрежете тормозов, его «понтиак» оставил за собой сорокафутовый черный след жженой резины и поднял пыльную тучу с обочины. – Кого ты назвал голубым? – взревел он. – Кого ты называешь пидором? Я не пидор! Господи! Подвозишь гребаного мальчишку, и он называет тебя гребаным пидором! Джек ошеломленно смотрел на него. Резкая и неожиданная остановка привела к тому, что он сильно приложился головой к приборному щитку. Фергюсон, мгновением раньше смотревший на него млеющими карими глазами, теперь, казалось, был готов убить Джека. – Выметайся! – орал Фергюсон. – Это ты пидор, не я. Ты пидор. Убирайся, маленький пидор! Выметайся! У меня жена! У меня дети! Я, возможно, наплодил ублюдков по всей Новой Англии! Ты пидор, не я. ТАК ЧТО ВЫМЕТАЙСЯ ИЗ МОЕЙ МАШИНЫ! Охваченный ужасом, какого не испытывал после встречи с Осмондом, Джек так и сделал. Фергюсон рванул автомобиль с места, обсыпав мальчика гравием, продолжая кричать. Джек, пошатываясь, отошел к каменной стенке, сел и начал смеяться. Постепенно смех перешел в истерический хохот, и в тот самый момент он решил, что должен разработать СТРАТЕГИЮ, по крайней мере пока не выберется из глубинки. «Любая серьезная проблема требует СТРАТЕГИИ», – однажды сказал отец. Тогда Морган горячо с ним согласился, но Джек решил, что это обстоятельство не должно мешать ему идти тем же путем. Его СТРАТЕГИЯ неплохо сработала с Бобом Даррентом, и у него не было оснований сомневаться, что она сработает и с Эмори Лайтом… но за это время он успел простудиться, и у него полило из носа. Он хотел, чтобы Лайт побыстрее уехал. Стоя среди деревьев, Джек видел его на площадке для отдыха: он расхаживал взад-вперед, засунув руки в карманы, и большая лысая голова поблескивала под белесым небом. По автостраде проехал трейлер, заполнив воздух вонью сгоревшего дизельного топлива. В лесополосе хватало мусора, как всегда бывает рядом с любой придорожной площадкой для отдыха. Пустые пакеты от «Дорито». Раздавленные коробочки от «биг-мака». Смятые банки от пепси и «Будвайзера», внутри которых дребезжали колечки-открывашки. Разбитые бутылки от крепленого вина «Уайлд Айриш Роуз» и джина «Файв О'Клок». Разорванные нейлоновые трусики с заплесневелой прокладкой. Презерватив, надетый на сломанную ветку, заполненный понятно чем, да-да. На стенах мужского туалета Джек увидел множество надписей, и практически все предназначались для таких, как Эмори У. Лайт: «Я ЛЮБЛЮ САСАТЬ БОЛЬШУЮ ТОЛСТУЮ ДУБИНУ», «БУДЬ СДЕСЬ В 4 И УВИДИШЬ ЧТО ЛУЧШЕ ТЕБЕ НИКТО НЕ ОТСАСЫВАЛ», «ВСТАВЬ МНЕ В ЖОПУ». Нашелся среди авторов и поэт с большими амбициями: «В ЖОПУ СРАЗУ ПОСЫЛАЙ / НА МОЕ ЛИЦО КОНЧАЙ». Я тоскую по Долинам, подумал Джек и совершенно не удивился этому открытию. Он стоял за двумя кирпичными сортирами рядом с автострадой 70, где-то в западном Огайо, дрожа в поношенном свитере, который купил в секонд-хэнде за полтора доллара, и ждал, когда крупный лысый мужчина вернется к своей «лошади» и уедет. СТРАТЕГИЯ Джека сложностью не отличалась: не настраивай против себя мужчину с большими наглыми руками и громким наглым голосом. Джек вздохнул с облегчением. Наконец сработало. Большое наглое лицо Эмори У. Лайта выражало злость, смешанную с раздражением. Он вернулся к своему автомобилю, сел в него, сдал назад так быстро, что едва не врезался в только что свернувший на площадку пикап (последовал возмущенный рев клаксона, и пассажир пикапа показал Эмори У. Лайту палец), и уехал. Теперь Джеку оставалось только подняться по съезду на автостраду и поднять руку с оттопыренным пальцем… и надеяться, что поймает попутку до того, как начнется дождь. Джек еще раз огляделся. Отвратительно, мерзко. Эти слова естественным образом приходили в голову при взгляде на замусоренное запустение на задворках площадки для отдыха. Джек подумал, что здесь витает дух смерти – не на этой площадке и не на автостраде, но над всей страной, по которой он путешествовал. Подумал, что иногда даже видит его, страшную тень чего-то жаркого и темно-коричневого, похожего на облако, вырывающееся из выхлопной трубы быстро мчащегося трейлера. Тоска по Долинам вернулась – желание перенестись туда и увидеть темно-синее небо, чуть закругляющийся горизонт. Но возвращение приведет к повторению истории с Джерри Бледсоу. Ничего об этом не знаю… Знаю только одно: ты шире, чем следует, воспринимаешь идею «убийства». Направляясь к площадке для отдыха – теперь ему действительно захотелось отлить, – Джек трижды чихнул. Проглотил слюну и поморщился: в горле саднило. Заболеваю, да. Хорошенькое дело. Еще не в Индиане, похолодало до пятидесяти градусов[21], вот-вот пойдет дождь, надо поймать попутку, а теперь я… Мысль оборвалась. Он смотрел на стоянку с отвисшей челюстью. В этот ужасный момент даже подумал, что сейчас надует в штаны, потому что все, что находилось ниже грудины, скрутило и сжало. В одной из двух десятов косых парковочных клеток стоял покрытый дорожной пылью «БМВ» дяди Моргана. Ошибки быть не могло, какая уж тут ошибка! Калифорнийские заказные номера «МЛС», то есть Морган Лютер Слоут. Вид у автомобиля был такой, будто ехали на нем быстро и долго. Но если он прилетел в Нью-Хэмпшир, как здесь мог оказаться его автомобиль? – простонал разум Джека. Это совпадение, Джек, всего лишь… Потом он увидел мужчину, стоявшего спиной к нему у телефона-автомата, и понял, что никакого совпадения нет. Мужчину в объемной армейской куртке с капюшоном, с меховой подкладкой, рассчитанной на гораздо более низкую, чем пятьдесят градусов, температуру. И пусть Джек видел только спину, он знал, кому принадлежат эти широкие плечи и дородное, жирное тело. Мужчина у телефона начал оборачиваться, зажав трубку между ухом и плечом. Джек метнулся за кирпичную стену мужского туалета. Он меня заметил? Нет, ответил он сам себе. Нет, не думаю. Но… Но капитан Фаррен говорил, что Морган – другой Морган – учует его, как кошка – крысу, и тот учуял. Прячась в опасном черном лесу, Джек видел, как изменилось отвратительное бледное лицо в окошке дилижанса. И этот Морган мог учуять его, если дать ему время. Шаги приближались к углу, за которым он стоял. С онемевшим и перекосившимся от страха лицом Джек сдернул с плеч рюкзак и уронил его, зная, что опоздал, промедлил, что Морган сейчас покажется из-за угла и схватит его за шею улыбаясь. Привет, Джеки! Все, кто спрятался, могут выходить! Игра закончена, верно, маленький говнюк? Высокий мужчина в клетчатом твидовом пиджаке прошел мимо угла мужского туалета, мельком глянув на Джека, и направился к фонтанчику с водой. Возвращается. Он возвращается. Никакого чувства вины, во всяком случае, сейчас, один только страх загнанного в угол зверька, странным образом смешанный с облегчением и радостью. Джек расстегнул рюкзак. Вот и бутылка Спиди, волшебного сока осталось чуть меньше дюйма, (чтобы путешествовать никаким мальчикам эта отрава не нужна но мне нужна Спиди мне нужна) на самом донышке. Не важно. Он возвращается. Сердце гулко забилось при этой мысли. Широченная субботняя улыбка растянула губы, отметая и серость дня, и страх в сердце. Возвращаюсь, чувак! Вновь приближающиеся шаги, и на этот раз дяди Моргана, в этом нет никаких сомнений, тяжелые и при этом семенящие. Однако страх ушел. Дядя Морган что-то учуял, но, обогнув угол, он увидит лишь пакеты из-под «Дорито» и смятые пивные банки.