Внезапно просто прекратилось. Только для Джека, как и для выжившего в землетрясении шестьдесят четвертого года, оно продолжалось. Во всяком случае, в какой-то части сознания. В этой части сознания земле предстояло раскачиваться, как желе на церковном пикнике, до скончания веков. Джек отступил от края пропасти, дотащился до середины лестницы, замер, тяжело дыша, с блестящим от пота лицом, прижимая к груди яркую круглую звезду Талисмана. Постоял, вслушиваясь в тишину. Где-то что-то тяжелое – комод или шкаф, – находившееся в неустойчивом равновесии, рухнуло с оглушающим грохотом. – Джек! Пожалуйста! Кажется, я умираю! – Беспомощный, стонущий голос действительно свидетельствовал о плачевном состоянии Ричарда. – Ричард! Бегу! Джек начал спускаться по ступеням, покореженным, перекошенным, хлипким. Многие вылетели, и ему приходилось перешагивать через пустоту. В одном месте не хватало четырех ступеней подряд, и Джек прыгнул, прижимая Талисман к груди одной рукой и скользя по перилам другой. Отель продолжал разваливаться. Разбивались стекла. В каком-то туалете вновь и вновь спускалась вода. В вестибюле регистрационная стойка из красного дерева треснула посередине. Двустворчатая дверь распахнулась, через нее падал яркий клин солнечного света. Старый сырой ковер, казалось, негодующе шипел и дымился. Облака разогнало, подумал Джек. Снаружи светит солнце. И тут же пришла другая мысль: Мы выйдем через эту дверь, Ричи-бой. Ты и я. Во всей красе и гордые собой. Коридор, который вел мимо бара «Цапля» к обеденному залу, напомнил Джеку декорации в некоторых сериях «Сумеречной зоны»: покореженные руины. Здесь пол наклонился влево, там – вправо, дальше выгнулся двумя верблюжьими горбами. Джек разгонял сумрак светом Талисмана, словно самым большим в мире ручным фонариком. Добравшись до обеденного зала, он увидел Ричарда, который лежал на полу, запутавшись в скатерти. Из его носа текла кровь. Подойдя ближе, Джек увидел, что некоторые из твердых красных выпуклостей лопнули, и белые черви вылезают из плоти Ричарда и лениво ползут по щекам. У него на глазах один выбрался из ноздри. Ричард закричал слабым, захлебывающимся, тоскливым криком и ухватился за червя. То был крик человека, умирающего в мучениях. Рубашка колыхалась от копошащейся под ней мерзости. Джек двинулся к своему другу по искореженному полу… и паук слетел вниз из темноты, брызжа ядом. – Парш-ш-шивый вор! – прокричал он высоким, дребезжащим, насекомоподобным голосом. – Ты, парш-ш-шивый вор, полож-ж-жи это на место. Полож-ж-жи на место! Джек машинально поднял Талисман. Тот сверкнул чистым белым огнем – огнем радуги, – и паук задрожал и обуглился, вмиг превратившись в дымящийся уголек, который раскачивался все медленнее, пока не остановился. Но Джек не мог в удивлении смотреть на это чудо. Ричард умирал. Он добрался до друга, упал рядом на колени, откинул напоминавшую саван скатерть. – Все-таки я своего добился, дружок, – прошептал Джек, стараясь не смотреть на червей, выползавших из плоти Ричарда. Поднял Талисман, задумался, а потом опустил его на лоб своего друга. Ричард отчаянно вскрикнул и попытался отбросить Талисман. Джек положил руку на исхудавшую грудь Ричарда и удержал его на месте. Особого труда это не составило. Завоняло: Талисман поджаривал червей. Что теперь? Надо сделать что-то еще, но что именно? Джек огляделся, и его взгляд задержался на зеленом стеклянном шарике, который он оставил Ричарду: шарике, который в другом мире был волшебным зеркалом. У него на глазах шарик сам по себе прокатился шесть футов. Потом остановился. Он катился, да. Катился, потому что это шарик, а шарики должны катиться. Шарики круглые. Шарики круглые, как Талисман. В мятущемся разуме вспыхнул свет. Держа Ричарда одной рукой, Джек медленно покатил Талисман по его телу. Когда добрался до груди, Ричард перестал вырываться. Джек подумал, что его друг лишился чувств, но одного взгляда хватило, чтобы понять, что это не так. Ричард смотрел на него с нарастающим изумлением. …и прыщи исчезли с его лица! И твердые красные выпуклости бледнели! – Ричард! – крикнул Джек и бешено расхохотался. – Эй, Ричард, ты только посмотри на это! Бвана творит заклинания! Ладонью он медленно перекатил Талисман на живот Ричарда. Талисман ярко светился, пел ясную и чистую безмолвную песнь здоровья и излечения. Дальше, к промежности Ричарда. Джек свел вместе тощие ноги друга и покатил Талисман по ложбине между ними, к щиколоткам. Талисман светился ярко-синим… густо-красным… желтым… зеленью июньской луговой травы. Потом снова стал белым. – Джек? – прошептал Ричард. – Мы пришли за ним? – Да. – Он прекрасен. – Ричард замялся. – Могу я подержать его? Джек ощутил внезапный приступ жадности, достойный Скруджа. На мгновение крепко прижал Талисман к себе. Нет! Ты можешь его разбить! А кроме того, он мой! Ради него я пересек всю страну! Я сражался за него с рыцарями! Ты не можешь прикасаться к нему! Он мой! Мой! Мо… В его руках Талисман вдруг похолодел и на мгновение – мгновение, более ужасное для Джека, чем все землетрясения во всех мирах – стал чернильно-черным. Белый свет иссяк. И в этой густой, абсолютной черноте Джек увидел черный отель. С надстройками, и мансардами, и башнями, и куполами, которые напоминали бородавки, набитые злокачественными опухолями и непрерывно вращающимися кабалистическими символами: волком, и вороной, и перекошенной звездой. – Значит, ты будешь новым «Эджинкортом»? – прошептал Талисман. – Даже мальчик может стать отелем… если захочет. В голове Джека ясно зазвучал голос матери: Если ты не хочешь поделиться им, Джеки, если не можешь заставить себя рискнуть им ради близкого друга, тогда лучше оставайся там, где ты сейчас. Если ты не можешь заставить себя разделить приз – рискнуть призом, – незачем возвращаться домой. Дети слышат эту муть всю свою жизнь, но когда приходит время проявить себя или забить на все, оказывается, что это две большие разницы, верно? Если ты не можешь поделиться Талисманом, дай мне умереть, дружок, потому что за такую цену я жить не хочу! Талисман вдруг стал невероятно тяжелым, словно в него влился вес мертвых тел. Но Джек каким-то образом поднял его и передал в руки Ричарда. Бледные и исхудалые… однако Ричард легко удержал Талисман, и Джек осознал, что ощущение веса – плод его воображения, извращенного и болезненного стремления не расставаться с Талисманом. И как только Талисман вновь засиял восхитительно белым светом, Джек ощутил выходящую из него внутреннюю темноту. Пришло смутное осознание, что право на обладание вещью можно измерить только легкостью, с которой ты готов с ней расстаться… а потом эта мысль ушла. Ричард улыбнулся, и от улыбки его лицо стало прекрасным. Джек много раз видел улыбку Ричарда, но никогда еще в ней не было такой умиротворенности. Казалось, она выше его понимания. В белом, целебном свете Талисмана Джек видел, что лицо Ричарда, по-прежнему истощенное, осунувшееся и больное, на глазах изменяется к лучшему. Ричард прижимал Талисман к груди, словно ребенка, и счастливо улыбался Джеку. – Если это экспресс «Сибрук-Айленд», я готов купить проездной. Конечно, при условии, что нам удастся покинуть его. – Тебе лучше? Улыбка Ричарда сияла в свете Талисмана. – Словами не передать насколько. А теперь помоги мне встать, Джек. Джек хотел взять друга за плечо. Ричард протянул Талисман. – Сначала возьми его. Я еще слишком слаб, и он хочет вернуться к тебе. Я это чувствую. Джек взял Талисман и помог Ричарду подняться. Ричард обнял Джека за шею. – Ты готов… дружок? – Да, – ответил Ричард. – Готов. Но я почему-то думаю, что морем нам не выбраться. Вроде бы я слышал, как рухнула веранда. – Мы выйдем через парадную дверь, – заявил Джек. – Даже если бы Господь перекинул трап из окна на берег, я бы все равно вышел через парадную дверь. Мы не убегаем из этого места, Ричард. Мы уходим как постояльцы, оплатившие пребывание здесь. Я чувствую, что заплатил сполна. Как думаешь? Ричард вытянул тощую руку, ладонью вверх. Красные высыпания заметно побледнели, но полностью еще не ушли. – Я думаю, мы должны выйти через парадную дверь ради него. Дай пять, Джеки. Джек шлепнул ладонью по ладони Ричарда, а потом они вместе двинулись обратно к коридору, и рука Ричарда по-прежнему обнимала Джека за шею. Уже в коридоре Ричард уставился на груды мертвого металла. – Это еще что? – Жестянки из-под кофе, – ответил Джек. – «Максвелл-хаус». – Джек, что ты нес… – Не важно, Ричард. – Джек улыбался, по-прежнему в прекрасном настроении, но вновь ощущая тревогу. Землетрясение закончилось… однако сражение за Талисман продолжалось. Морган поджидал их. И Гарденер. Не важно. Пусть все идет своим чередом. Они добрались до вестибюля, и Ричард в удивлении воззрился на лестницу, на разломанную регистрационную стойку, на разбросанные охотничьи трофеи и флаги. Голова черного медведя уткнулась носом в одну из ячеек для почтовой корреспонденции, словно из нее хорошо пахло… возможно, медом. – Вау, – покачал головой Ричард. – Тут все грозит развалиться. Джек увлек его к двустворчатой двери и отметил, с какой жадностью друг смотрит на солнечный свет. – Ты действительно готов к этому, Ричард? – Да. – Там твой отец. – Нет, не он. Мой отец мертв. А там его… как ты их называешь? Его двойник. – Ох. Ричард кивнул. Несмотря на близость Талисмана, он вновь выглядел изможденным. – Да. – Борьба будет жестокой. – Что ж, я сделаю все, что смогу. – Я люблю тебя, Ричард.