Энджела проигнорировала извинения. Она была сосредоточена на тихой декламации заученных ранее рифм — небольшой комфорт, который она создавала, чтобы обеспечить достаточно света, когда наступала темнота, и никого не было рядом, чтобы её разбудить, того, с кем можно было поговорить и освободить свой разум от того, что она сделала. — А надо было. Каждый мужчина, которого я убила, причинял мне боль, или причинил бы мне боль, если бы я дала ему такой шанс. Я не хотела убивать эту девочку, но я не могла позволить, чтобы такова была и ее жизнь. Вздох, который Эви выдала в ответ, был густым, полным настоящих слез. Энджела говорила правду, только правду, и ничего, кроме правды существования в то время и в том месте, где её застигли обстоятельства. Конечно, шансы были минимальными, что они с Энджелой смогли бы поладить: так или иначе, эта женщина была испорченной и сумасшедшей. Тем не менее, Энджела была не далека от истины: они причиняли ей боль, и они, вероятно, причинили бы боль той девочке, чуть позже. Это ведь мужчины, а все мужчины любят причинять боль. Земля их ненавидела, но любила удобрения из их убитых тел. — Почему ты плачешь, Эви? — Потому что я чувствую все это, и мне больно. А теперь заткнись. Говоря словами из Генриха IV, игра начинается. У меня дела. — Какие дела? Словно в ответ на этот вопрос, дверь в дальнем конце Крыла А с лязгом отворилась, и послышались шаги. Это был доктор Норкросс, офицеры Мерфи и Куигли, и двое незнакомцев. — Почему они прошли сюда? — Выкрикнула Энджела. — Эти двое не имеют никакого права здесь находиться! — Тише, я тебе сказала — произнесла Эви. — Или я заставлю тебя замолчать. У нас, кажется, возникло взаимопонимание, Энджела, так не порть этого. Клинт остановился перед камерой Эви. Женщина подошла и встала рядом с ним. Под ее глазами были фиолетовые мешки, но сами глаза были яркими, без грамма сонливости. Эви произнесла: — Здравствуйте, Микаэла Коутс, также известная как Микаэла Морган. Я Ева Блэк. — Она протянула руку через решетку. Тиг и Рэнд инстинктивно двинулись вперед, но Клинт протянул руки, чтобы удержать их на месте. Микаэла без колебаний схватила предложенную руку. — Вы видели меня в новостях, я так понимаю. Эви добродушно улыбнулась. — Боюсь, я не смотрю новости. Слишком удручающе. — Тогда откуда вы знаете… — Можно я буду называть тебя Микки, как это делает твой друг доктор Фликингер? Гарт подпрыгнул. — Мне жаль, что ты не увидела свою мать, — продолжила Эви. — Она была хорошим начальником. — Как блядь, — пробормотала Энджела, и, когда Эви предупреждающе кашлянула — ладно, я затыкаюсь, я затыкаюсь. — Откуда вы знаете… — начала Микаэла. — Что твоя мать начальник этой тюрьмы, Коутс? Что ты взяла фамилию Морган, потому что какой-то мерзкий подлец, хоть и профессор журналистики, сказал тебе, что телезрители, как правило, запоминают аллитеративные[295] имена? О, Микки, тебе не стоило с ним спать, но я думаю, ты и сама это знаешь. По крайней мере, выкидыш спас тебя от необходимости делать трудный выбор. — Эви пожала плечами и покачала головой, заставляя ее темные волосы летать. За исключением красных глаз, Микаэла стала мертвенно бледной. Когда Гарт обнял ее за плечи, она вцепилась в его руку, как утопающая хватается за спасательный круг. — Откуда ты это знаешь? — Прошептала Микаэла. — Кто ты? — Я женщина, услышь мой рев,[296] — сказала Эви, и еще раз засмеялась: веселый звук, как звон колокольчиков. Она переключила свое внимание на Гарта. — Что касается вас, доктор Фликингер, послушайте дружеский совет. Вам нужно спрыгнуть с наркоты, и очень быстро. У вас уже было одно предупреждение от кардиолога. Другого не будет. Продолжите курить эти кристаллы, и вас свалит острый инфаркт… — Она закрыла глаза, как ярмарочная гадалка, затем открыла их. — Примерно через восемь месяцев. Может быть, девять. Скорее всего, во время просмотра порно, с штанами, спущенными вокруг лодыжек и открытой бутылочкой Лубридерма[297] под рукой. Все еще занимаетесь этим в свои пятьдесят три года. — Звучит неплохо, — сказал Гарт, — но его голос был почти что обморочным. — Конечно, это если повезет. Если же вы продолжите ошиваться тут вместе с Микаэлой и Клинтом, и попытаетесь защитить меня, такую бедную и беззащитную, и остальных женщин, вы, вероятно, умрете намного раньше. — У вас самое симметричное лицо, которое я когда-либо видел. — Гарт сделал паузу и откашлялся. — Можете ли вы прямо сейчас перестать говорить страшные вещи? Эви, видимо, не могла. — Обидно, конечно, что ваша дочь — гидроцефал и должна жить своей жизнью в спецучреждении, но это не оправдание для того непоправимого ущерба, который вы наносите бывшему прекрасному телу и разуму. Присутствующие при разговоре офицеры захихикали. Клинт надеялся на что-то, что докажет, что Эви — из другого мира, но это превзошло все самые смелые его ожидания. Словно он произнес это вслух, Эви посмотрела на него и подмигнула. — Откуда ты знаешь о Кэти? — Спросил Гарт. — Как ты можешь это знать? Глядя на Микаэлу, Эви произнесла: — У меня есть агенты среди земных существ. Они-то мне все и рассказывают. Они мне помогают. Это как в Золушке, но чуть по-другому. Во-первых, они мне больше нравятся как крысы, чем как извозчики. — Эви… Мисс Блэк… вы несете ответственность за сон всех этих женщин? И если да, то можно ли их разбудить? — Клинт, вы уверены, что это правильно? — Спросил Рэнд. — Позволить этой леди взять интервью в нашей тюрьме? Я не думаю, что начальник Коутс… Жанетт Сорли выбрала именно этот момент, чтобы появиться, спотыкаясь по коридору, держа перед собой подол коричневой робы, создавая тем самым импровизированный мешочек. — Кто хочет гороха? — Прокричала она. — Кто хочет свежего гороха? Эви, тем временем, казалось, потеряла интерес к разговору. Ее руки сжали тюремную решетку так сильно, что костяшки пальцев побелели. — Эви? — Спросил Клинт. — С тобой все в порядке? — Да. И хотя я понимаю необходимость неотложности принятия вами решений, Клинт, сегодня я вынуждена работать не насколько фронтов. Подождите немного, пока я кое о чем позабочусь. — И тогда, обращаясь к себе, игнорируя полдюжины людей вне ее камеры. — Мне жаль это делать, но он все равно бы долго не протянул. — Пауза. — И он так скучает по своей кошке. 6 Судья Сильвер завершил большую часть пути через парковку Олимпии, прежде чем Фрэнк догнал его. Драгоценные камни, возникшие из капель подмерзающего дождя, блестели на опущенных плечах пальто старика. Сильвер повернулся при его подходе — со слухом, кажется, у него полный порядок — и одарил его милой улыбкой. — Я хочу еще раз поблагодарить вас за Какао, — сказал он. — Не стоит благодарности, — сказал Фрэнк. — Я просто делал свою работу. — Да, но вы сделали её с искренним состраданием. И мне стало легче. — Я рад. Судья, мне показалось, что у вас есть идея. Не хотите со мной поделиться? Судья Сильвер подумал. — Могу я говорить откровенно? Другой человек улыбнулся. — Поскольку мое имя — Фрэнк, я не ожидал бы ничего другого.[298] Сильвер не улыбнулся. — Хорошо. Ты хороший человек, и я рад, что ты взвалил на себя эту ношу, в то время как заместитель шерифа Кумбс… скажем так, выбыл из строя… и понятно, что никто из других офицеров не хочет нести эту ответственность, но у тебя нет опыта работы в правоохранительных органах, а это деликатная ситуация. Крайне деликатная. Ты согласен? — Да, — сказал Фрэнк. — По всем пунктам. — Я беспокоюсь о настоящем взрыве. Вооруженный отряд, который выходит из-под контроля и превращается в неуправляемую толпу. Я видел, как это происходило еще во время одной из тех шахтерских забастовок, в семидесятых, и это было весьма неприятно. Дома горели, кто-то грохнул динамитную шашку, погибли люди. — У вас есть альтернатива? — Может быть. Убирайся, черт возьми! — Судья отмахнулся артритной рукой от мотылька, порхающего вокруг его головы. Тот улетел и приземлился на автомобильную антенну, медленно махая крыльями в морозном воздухе. — Эти твари повсюду в последнее время. — Ага. Так что вы хотели сказать? — Есть человек по имени Гарри Рейнгольд в Кофлине. Экс-ФБРовец, вышел на пенсию два года назад. Прекрасный человек, прекрасная репутация, несколько грамот от Бюро — я видел их на стене в его кабинете. Думаю, я мог бы с ним поговорить, и взглянуть, подпишется ли он. — Во что? В помощники? — В качестве советника, — ответил судья, и перевел хриплое дыхание, громыхающее в его горле. — И, возможно, как переговорщик. — Значит, вы хотите пригласить переговорщика. — Да. Первый порыв Фрэнка, детский, но сильный, был сказать судье: ни за что, он сам займется этим вопросом, он здесь главный. Однако один маленький нюанс — технически, он главным не был. А Терри Кумбс был, и всегда существовала возможность, что Терри заявится, с похмелья, но трезвый, и захочет взять бразды правления в свои руки. Кроме того, может ли он, Фрэнк, остановить судью, не применяя физическую силу? Он не мог. Хотя Сильвер был настоящим джентльменом, чтобы произнести это вслух (если не возникнет на то крайняя необходимость, конечно же), он был работником суда, и намного обогнал в юриспруденции самозваного юриста, в чьи обязанности входил отлов бродячих собак и публикация объявлений о передачи в добрые руки домашних питомцев на канале Общественный доступ. Еще одно соображение, и это самое главное: переговоры с заложниками на самом деле было неплохой идеей. Дулингское исправительное учреждением было похоже на крепость. Ведь неважно, кто выудит ту женщину, если работа будет выполнена? И тогда её можно будет допросить. С пристрастием, если необходимо. Они должны прийти к выводу: в состоянии ли она остановить Аврору. Между тем, судья смотрел на него, хмурив брови. — Сделайте это, — сказал Фрэнк. — Я все расскажу Терри. Если этот Рейнгольд согласится, у нас сегодня вечером может быть мозговой штурм либо здесь, либо в департаменте шерифа. — Так ты не… — судья откашлялся. — Вы не будете предпринимать каких-либо немедленных шагов? — Ничего такого сегодня днем и вечером, я просто буду держать патрульную машину около тюрьмы. — Фрэнк остановился. — Больше ничего не могу обещать, все зависит от Норкросса, не попытается ли он чего-нибудь отчебучить. — Вряд ли, я думаю… — Но все возможно. — Фрэнк серьезно постучал пальцем по виску, словно указывая на мыслительные процессы, происходящие внутри. — Я имею возможность торговаться, и я это сделаю. Он думает, что он самый умный, и такие парни могут создать проблемы. Другим и самим себе. Глядя на это с такого ракурса, ваша поездка в Кофлин — это миссия милосердия. Только осторожней, судья.