4 Остальное расследование было простым и состояло из двух частей. В первой части Лила впервые нарушила закон не только в своей карьере, но и за всю свою жизнь. Она связалась с директором старшей школы Кофлина и, без ордера, запросила копию личного дела Шейлы Норкросс. Директор Кофлина была благодарна ей за помощь в решении в кратчайшие сроки проблемы с шумихой вокруг Маргарет, к тому же Лила заверила её, что на самом деле у неё ничего не было к Шейле Норкросс, и дело было связано с преступлением о похищении личных данных. Директор без колебаний отправила ей по факсу копию личного дела, она настолько доверяла Лиле, что была даже рада нарушить закон. Согласно личного дела, Шейла Норкросс была умной, сильной в английском, еще сильнее в математике и общих науках. Средний балл за год — 3.8. Учителя описывали ее как немного высокомерную, но привлекательную, прирожденного лидера. Ее мать — Шеннон Паркс — числилась единственным ее опекуном. Клинтон Норкросс был указан в качестве отца. Она родилась в 2002 году, на год позже Джареда. До матча Любительской лиги в среду вечером, Лила говорила себе, что ни в чем не может быть уверена. В неопределенности, конечно же, не было смысла, правда была прямо там, в документах о зачислении, и все было ясно, как нос Норкросса на лице девушки, но она должна была как-то через это пройти. Она говорила себе, что должна увидеть девушку, увидеть Шейлу Норкросс, выдающуюся разыгрывающую, немного высокомерную, но симпатичную ученицу со средним баллом 3.8, чтобы убедиться. Лила убеждала себя, что она под прикрытием, что это ее работа — убедить Клинта, что она все еще женщина, на которой он был женат. — Ты выглядишь озабоченной, — сказал ей Клинт во вторник вечером. — Извини. Наверное, это из-за того, что у меня роман на работе, — сказала она, — что должно было быть тем, что сказала бы Лила, если бы она все еще была той Лилой, на которой он был женат. — Это очень отвлекает. — Да. Я понимаю, — сказал Клинт — это Линни, не так ли? — И он притянул ее для поцелуя, и она даже поцеловала его в ответ. 5 Затем, вторая часть: наблюдение. Лила выбрала место на самой вершине трибун спортзала и наблюдала, как команды Любительской лиги Трехокружья разминаются. Шейла Норкросс была сразу же идентифицирована, номер 34, прорвалась, как молния, и бросила из-под кольца, а затем, со смехом, приземлилась на пятки. Лила, с детских времен, имела наметанный глаз прирожденного детектива. Может быть, у номера 34 не было челюсти Клинта, и, может быть, то, как она себя держала, тоже было немного другим, но что с этого? У детей было двое родителей. Во втором ряду, рядом со скамейкой хозяев стояли несколько взрослых, хлопающих под ритм пред игровой музыки. Родители игроков. Та, в тонком полупальто и свитере, и есть мать Шеннон? Или мать девочки — крашеная блондинка в шапочке разносчицы газет? Или какая-то другая женщина? Лила не могла сказать точно. Да и как она могла? Она была незнакомкой на вечеринке, в конце концов, незванной. Люди, когда рассказывали о том, как их брак распался, говорили: «это все было не по-настоящему». Лила думала, что должна чувствовать себя вполне по-настоящему — толпа орет, запахи спортзала соответствуют. Но только все было не так. Она не чувствовала себя по-настоящему. Звучит сирена. Началось игровое время. Шейла Норкросс побежала в центр поля, а затем сделала нечто такое, что стерло все сомнения, все неопределенности. Это было ужасно, просто и убедительно, гораздо более убедительно, чем любое физическое сходство или любые школьные записи. Лила увидела это со своего места на трибунах и поняла, что их с Клинтом брак разрушен. 6 Как только Лила закрыла глаза, чтобы не видеть приближающихся животных, она почувствовала наступление истинного сна — не легкую сонливость, соскальзывание, или клевание носом — он набросился на нее, как шестнадцатиколёсная фура. Яркая паника вызвала у нее нервозность, и она ударила себя по лицу. Сильно. Ее глаза открылись. Не было ни змеи, ни белого тигра, ни павлина. Никакого дерева, похожего на баньян. Там, где оно маячило в центре поляны, стоял дуб, добротный старый восьмидесятифутовый, по-своему великолепный, но вполне обычный. Белка, сидящая на одной из нижних ветвей, шмыгнула в глубину листьев. — Галлюцинации, — сказала она. — Это плохо. — Она сняла рацию с плеча. — Линни? Ты здесь? Ответь. — Здесь, Шериф. — Голос был дребезжащий, немного ломающийся, но это из-за статических помех. — Что… сделать для тебя? Звук линии электропередач — бззз — был опять различим. Лила не понимала, как он мог исчезнуть. А он исчезал? Ребята, она была напутана. — Неважно, Линс, я свяжусь с тобой, когда все прояснится. — Ты… порядке, Лила? — Норма. Скоро поговорим. Она еще раз посмотрела через плечо. Просто дуб. Большой, но все же просто дуб. Она начала отворачиваться, а потом еще одна блестящая зеленая птица сорвалась вверх с дерева, направляясь на запад в предзакатное солнце. В ту сторону полетели и другие птицы. Лила закрыла глаза, а потом резко открыла их. Никаких птиц. Конечно же, нет. Она все это себе представила. Но следы? Они привели меня сюда. Лила решила, что не будет беспокоиться ни о следах, ни о дереве, ни о странной женщине, ни о чем-либо другом. Что сейчас ей нужно сделать — вернуться в город, не заснув. Возможно, пришло время посетить одну из прекрасных аптек Дулинга. И если там ничего не будет, всегда остается шкафчик с уликами. И еще… И еще что? У нее была какая-то мысль, но истощение её развеяло. Или почти развеяло. Она поймала её прямо перед тем, как та развеялась почти полностью. Король Кнуд,[145] вот эта мысль. Король Кнуд командовал волнами, но они не отступали. Некоторые вещи просто невозможно сделать. 7 Сын Лилы тоже очнулся. Он лежал в грязной канаве на дальней стороне дороги. Он был мокрым, ему было больно, и что-то упиралось ему в спину. Чувствовалось, как пивная банка. Все это было достаточно плохо, и ко всему этому, у него была компания. — Норкросс. Это Эрик. Эрик, гребаный, Бласс. Джаред держал глаза закрытыми. Если бы они поняли, что он в бессознательном состоянии — может быть, даже мертвый — они бы сбежали, как трусливые придурки, которыми они и были. Может быть. — Норкросс! — На этот раз за его именем последовал легкий пинок ботинком в бок. — Эрик, пойдем отсюда. — Еще один придурок. Кент Дейли, голос плачущий, на грани паники. — Я думаю, он в отключке. — Или в коме. — Тон Курта, казалось, указывал на то, что это не будет таким уж трагическим результатом. — Он не в коме. Он притворяется. — Но сам Эрик тоже нервничал. Он наклонился. Глаза Джареда были закрыты, но он почувствовал запах туалетной воды Эрика — Акс. Боже, парень в ней купается? — Норкросс! Джаред лежал неподвижно. Боже, если бы только где-то рядом проезжал полицейский автомобиль, даже тот, который водила его мать, несмотря на все те разъяснения, которые ему необходимо будет давать. Но подкрепление прибывает только в кино. — Норкросс, я пну тебя по яйцам, если ты не откроешь глаза, и я уж, блядь, постараюсь попасть. Джаред открыл глаза. — Ладно, — сказал, улыбаясь, Эрик. — Не хочешь, как хочешь. Джаред, который чувствовал, что он серьезно поврежден — как машиной, которая его сбила, так и этими парнями, — ничего не сказал. Казалось, самое мудрое решение. — Мы ничего не сделали той убогой старушке, да и ты не выглядишь так уж плохо. По крайней мере, кости не торчат из штанов. Так что мы квиты. После того, как ты отдашь мне свой телефон, само собой. Джаред покачал головой. — Ты такой мудак. — Эрик говорил с любезной снисходительностью, словно щенку, который только что наделал на ковер. — Курт? Кент? Держите его. — Господи, Эрик, я не уверен, — сказал Кент. — Я уверен. Держите его. Говорит Курт: — А что, если у него внутренние повреждения? — У него их нет. Машина едва задела его. А теперь держи. Джаред пытался выскользнуть, но Курт прижал одно плечо, а Кент прижал другое. У него все болело, а колено больше всего, и не было никакого смысла бороться с этими парнями. Он чувствовал себя вялым. Он предполагал, что это может быть результатом шокового приземления. — Телефон. — Эрик щелкнул пальцами. — Передайте его. И это был тот парень, с которым Мэри собиралась на концерт. Вот этот парень. — Я потерял его в лесу. — Джаред посмотрел на него, стараясь не плакать. Плакать было худшим решением. Эрик вздохнул, опустился на колени и обшарил карманы Джареда. Он нащупал прямоугольник айфона в правом переднем и вытащил его. — Почему ты такой мудак, Норкросс? — Теперь голос звучал нетерпеливо и капризно, типа, почему ты портишь мне настроение? — Если здесь и есть мудак, то это не я, — сказал Джаред. Он сморгнул, чтобы не капнули слезы. — Ты собирался нассать ей в ухо. — Нет, не собирался. Ты даже думаешь отвратительно, Норкросс. Это была шутка, — сказал Курт. — Парень шутил. Кент с нетерпением, как если бы они на самом деле вели разумную беседу, а не сидели на нем, удерживая: — Да, это был просто мужской разговор! Мы просто прикалывались. Знаешь, как в раздевалке. Не смеши меня, Джаред. — Я собираюсь дать ему уйти, — заявил Эрик. Когда он говорил, то выстукивал по экрану телефона Джареда. — Из-за Мэри. Я знаю, что она твоя подруга, но вскоре она будет намного больше, чем просто мой друг. Так что — здесь ничья. Расход. — Он закончил выстукивать. — Теперь: стираем видео из облака, а затем разбиваем телефон. Все, готово. Серые камни торчали из канавы, глядя на Джареда, как серые язычки, как будто смеющиеся над ним. Эрик ударил айфон Джареда об них полдюжины раз, разбив экран и отправив в полет кусочки черного пластика. Он бросил то, что осталось на грудь Джареда. Остатки скатились в грязную канаву. — Видео пропало, и я не должен был этого делать, хотя бы ради Мэри, но мне нужно, чтобы ты понял, что для подлых сук всегда есть последствия. — Эрик встал. — Ты понял? Джаред ничего не сказал, но Эрик кивнул, как будто бы тот согласился. — Хорошо. Отпустите его. Кент и Курт встали и отступили. Они выглядели настороженно, как будто ожидали, что Джаред встанет в стойку и начнет качаться из стороны в сторону, как Рокки Бальбоа.[146]