7 Норман был слишком занят поисками Розы, чтобы видеть, как чернокожая женщина, заметившая его раньше, снова обратила на него внимание. Женщина была огромной и немного напоминала Уильяма Перри по прозвищу «Холодильник». Джерт стояла на игровой площадке, раскачивая маленького мальчика на качелях. Вдруг она застыла и тряхнула головой, словно стараясь прочистить мозги. Она по-прежнему смотрела на калеку в мотоциклетной куртке, хотя теперь могла видеть его лишь со спины. На спинке его инвалидной коляски красовалась наклейка: «Я — мужчина, уважающий женщин». «Ты еще и мужчина, которого я где-то видела, — подумала Джерт. — Или ты просто похож на какого-то киноактера?» — Давай, тетя Джерт! — скомандовал Стэнли, мальчонка Мелани Хаггинс. — Толкай! Я ха-ачу взлететь повыше! Ха-ачу сделать петлю! Джерт толкнула его выше, хотя маленький Стэнли ни в коем случае и близко не должен подобраться к петле — во всяком случае, она сама и его мать все сделают для этого. Тем не менее он зашелся смехом; это вызвало улыбку и у нее. Она подтолкнула его еще чуть выше, выкинув из своих мыслей человека в инвалидной коляске. Из своих мыслей на поверхности. — Я ха-ачу сделать петлю, тетя Джерт! Пожалуйста! Ну давай, пожа-а-алуйста! Ну, подумала Джерт, может, одна петля и не повредит. — Держись крепче, герой, — сказала она. — Поехали! 8 Норман продолжал кататься, хотя знал, что ему встречаются последние из торопящихся к ленчу участников пикника. Он чувствовал, что ему будет невредно и поголодать, пока женщины из «Дочерей и Сестер» и их друзья едят. К тому же его тревога продолжала нарастать, и он боялся, как бы кто-нибудь не заметил, что с ним творится неладное, если он будет торчать неподалеку. Роза должна быть здесь, и он засек бы ее к этому времени, но не засек. Он полагал, что ее здесь нет, и это было непонятно. Ведь она же была мышкой, мышкой-норушкой, и если она не здесь, со своими подружками, шлюшками-поблядушками, то где же еще? Куда она могла пойти, если не сюда? Он проехал под дугообразным плакатом с надписью «Добро пожаловать на гулянье!» и покатил по широкой асфальтовой дорожке, почти не обращая внимания на то, куда едет. Он обнаружил, что самое привлекательное в инвалидной коляске — это то, что другие люди сами следят за твоей и своей безопасностью. Парк заполнялся людьми, и он полагал, что это хорошо, но все остальное шло неважно. Голова у него снова трещала, и потоки спешащих людей вселяли в него странное чувство, словно он был чужаком внутри собственной шкуры. Например, почему столько из них смеются? Что, скажите ради Бога, может вызывать у них смех? Разве они не видят, на что похож этот мир? Разве не понимают, что все — все — на грани того, чтобы рухнуть? С отчаянием он понял, что теперь они все для него похожи на лесбиянок и педрил, все без исключения, словно весь мир деградировал и превратился в выгребную яму с однополыми любовниками, женщинами-воровками, мужчинами-лжецами. Никто из них не испытывал ни малейшего уважения к тому клею, на котором держится все общество. Его головная боль усилилась, и маленькие яркие зигзаги снова замелькали по краям предметов. Разнообразные шумы стали оглушительно громкими, словно какой-то жестокий гномик у него в голове завладел кнопками управления и стал постепенно увеличивать громкость, врубая все больше децибел. Урчание машин, одолевавших первый подъем на аттракционе с горками, звучало как лавина, а вопли седоков, когда машины ныряли в первый спуск, взрывались как шрапнель. Каллиопа[8], выдувающая бесконечные мелодии, электронная трескотня, доносящаяся из видеосалона, вой жуков-картингов, носящихся по гоночному треку, — сумятица этих звуков вгрызалась в его смятенный и встревоженный разум как голодные монстры. Хуже всего было перекрывающее все и буравящее плоть его мозга, как наконечник тупого сверла, завывание механического моряка на палубе «Волшебного корабля». Он почувствовал, что, если еще хоть раз услышит его вопль: «Свистать всех наверх!», — его мозг вспыхнет, как папиросная бумага на включенной электроплите. Или так, или он просто выпрыгнет из этой гребаной коляски и с криком ринется сквозь всю эту сволочь… Остановись, Норми! Он закатил коляску в маленькое пустое пространство между будками, в одной из которых торговали жареным картофелем, а в другой развесной пиццей, и там остановился, в стороне от круговорота толпы. Когда звучал внутренний голос, Норман всегда его слушал. Это был голос, сказавший ему девять лет назад, что единственный способ заткнуть глотку Уэнди Ярроу — это убить ее. Тот же голос убедил его отвезти Розу в больницу, когда она сломала ребро. «Норми, ты спятил, — произнес теперь этот спокойный, ясный голос. — По стандартам залов суда, где ты тысячи раз давал свидетельские показания, ты точно так же „с приветом“, как шоколадная конфетка под этим же названием. Ты отдаешь себе в этом отчет?» Слабый бриз донес до него с озера: «Свистать всех наверх!» Норми? — Ага, — прошептал он и начал массировать ноющие от боли виски кончиками пальцев. — Ага, отдаю. Отлично! Человек может справиться со своими недугами, если… он способен признать их. Он должен выяснить, где она, а это означает — рискнуть. Но он уже рисковал, просто придя сюда, верно? — Да, — сказал он. — Да, папаша, я рисковал. Отлично, здесь мы поставим точку и пойдем дальше. Навостри уши, Норми. И Норман навострил уши. 9 Джерт еще немного покачала Стэна Хаггинса на качелях. Его вопли, требующие «покрутить петлю еще», становились все более назойливыми. Она не собиралась повторять это: в первый раз он едва не свалился, и на мгновение Джерт показалось, что она сейчас рухнет замертво от инфаркта. Теперь ее мысли вновь вернулись к тому парню. Лысому. Видела ли она его когда-то? Знала? Мог он быть мужем Рози? Ох, да это же бред. Чистая паранойя. Может, и так. Почти наверняка. Но мысль продолжала свербить. Рост, похоже, его… Хотя трудно судить, разглядывая парня в инвалидной коляске, не так ли? И мужик вроде мужа Рози, конечно, знал бы это. Перестань. Ты гоняешься за тенями. Стэн устал от качелей и спросил Джерт, заберется ли она вместе с ним на детскую лесенку. Она улыбнулась и отрицательно покачала головой. — Почему нет? — спросил он, надувшись. — Потому что у твоей старой подружки Джерт комплекция не подходит для детской лесенки. От ее веса она может рухнуть. — Джерт увидела Рэнди Франклин, стоявшую возле пластиковой горки, и вдруг приняла решение. Если она не поохотится чуть-чуть за этим наваждением, оно сведет ее с ума. Она спросила Рэнди, не присмотрит ли та ненадолго за Стэном. Женщина сказала, что да, конечно, и Джерт назвала ее ангелом, каковым Рэнди определенно не являлась, но… небольшое преувеличение в лучшую сторону никому не вредит. — Куда ты, Джерт? — спросил явно разочарованный Стэн. — Должна выполнить одно поручение, астронавт. Сходи вон туда и покатайся немножко с горки с Андреа и Полом. — Эта горка для малышей, — с обидой заявил Стэн, но все же отправился туда. 10 Джерт пошла по дорожке, ведущей от зоны пикников к главной аллее, и, выйдя на нее, направилась к будкам у входа в парк. У «Билетов на весь день» и у «Билетов на полдня» выстроились длинные очереди, и она была почти уверена, что мужчина, с которым хотела поговорить, ничем ей не поможет, — она уже видела его за работой. Задняя дверь будки «Билетов на весь день» была открыта. Джерт постояла на месте еще секунду, набираясь решимости, а потом зашагала к будке. У нее не было официального статуса в «Дочерях и Сестрах», никогда не было, но она любила Анну, которая помогла ей выпутаться из отношений с мужиком, девять раз отправлявшим ее в пункт срочной медицинской помощи. Это началось, когда Джерт было шестнадцать, а закончилось в до-девятнадцатилетнем возрасте. Сейчас ей стукнуло тридцать семь, и последние пятнадцать она была неформально правой рукой Анны. Учить обиженных новеньких тому, чему научила ее Анна — что они не должны возвращаться к своим агрессивным мужьям, дружкам, отцам и отчимам, — было лишь одной из ее функций. Она преподавала искусство самообороны (не потому, что оно спасало жизнь, а потому, что вырабатывало чувство уверенности в себе). Она помогала Анне устраивать прибыльные мероприятия, вроде сегодняшнего. Работала вместе со слабым и пожилым персоналом Анны, помогая содержать приют в состоянии, напоминающем платное заведение. И когда требовалась работа по охране, она старалась выполнить ее как можно лучше. Именно в этой роли она сейчас двинулась вперед, расстегивая защелку своей сумки, служившей ей походным кабинетом. — Прошу прощения, сэр, — сказала она, заглядывая в открытую заднюю дверь. — Могу я поговорить с вами минутку? — «Справочная для посетителей» справа от «Волшебного корабля», — тотчас отреагировал мужчина в будке, не поворачивая головы. — Если у вас проблемы, обратитесь туда. — Вы меня не поняли. — Джерт сделала глубокий вдох, заставив себя говорить спокойным тоном. — С этой проблемой только вы можете мне помочь. — С вас двадцать четыре доллара, — объявил продавец билетов молодой парочке, стоявшей с другой стороны окошка, — и вот шесть сдачи. Счастливо провести день… — И в сторону Джерт, по-прежнему не поворачивая головы: — Я очень занят здесь, леди, говорю на тот случай, если вы не заметили. Так что если хотите пожаловаться на организацию игр или что-нибудь в этом роде, прогуляйтесь до «Справочной для посетителей» и… Вот так. Но Джерт не собиралась выслушивать советы этого парня прогуляться куда бы там ни было, тем более в таком снисходительно-издевательском тоне. Может, мир и впрямь полон дурочек, но она не из них, и она знала кое-что, чего этот самодовольный кретин не знал: Питер Слоуик был укушен более восьмидесяти раз, и не исключено, что человек, который сделал это с ним, находится сейчас здесь, разыскивая свою жену. Она едва втиснулась в тесную будку, схватила продавца за плечики голубой форменной рубашки и развернула к себе. На именной бирке, пришпиленной к нагрудному карману его рубашки, было написано: «Крис». Крис уставился на физиономию Джерт Киншоу, напоминавшую потемневшую луну, ошарашенный тем, что до него дотронулся посетитель. Он раскрыл было рот, но Джерт заговорила до того, как он успел издать хоть один звук. — Заткнись и слушай. Я думаю, что сегодня ты, возможно, продал дневной билет очень опасному парню. Убийце. Так что не утруждай себя рассказами, какой у тебя был трудный денек, Крис, потому что мне… мать твою… наплевать на это. Крис пялился на нее выпученными от удивления глазами. Прежде чем к нему вернулся голос и деловой настрой, Джерт вытащила из своей громадной сумки слегка потускневшую, полученную по факсу фотографию и сунула ее ему под нос. «Детектив Норман Дэниэльс, который размотал крупное дело о наркотиках» — гласила подпись под ней. — Вам нужна администрация парка, — сказал Крис. Голос его звучал одновременно обиженно и испуганно. За его спиной мужчина, стоявший теперь в начале очереди, — на нем была идиотская шляпа, вроде колпака Буратино, и майка с надписью: «Самый классный в мире дед», — резко вскинул видеокамеру и начал снимать, возможно, предвкушая столкновение, благодаря которому его пленку прокрутят по вечерней хронике. «Если бы я знала, как забавно все это будет, я бы нисколько не колебалась», — подумала Джерт. — Нет, она мне не нужна, во всяком случае, пока. Мне нужен ты. Пожалуйста. Ты только взгляни как следует и скажи мне… — Леди, если бы вы знали, скольких людей я вижу за де… — Я говорю о парне в инвалидной коляске. Приехал рано. До столпотворения, сечешь? Здоровый парень. Лысый. Ты высунулся из будки и заорал что-то ему вслед. Он вернулся. Наверное, забыл взять сдачу. Или что-то в этом роде. В глазах Криса вспыхнули огоньки. — Нет, было не так, — сказал он. — Парень думал, что платит верно. Я знаю, что он так считал, потому что он дал десятку и два бакса по одному. Он или забыл цену для инвалидов за весь день, или вообще не заметил вывески. «Ага, — подумала Джерт. — Как раз та вещь, про которую парень, только притворяющийся калекой, мог забыть, если голова у него занята другим». Буратино, понявший, что никакой потасовки здесь не будет, опустил камеру. — Дайте, пожалуйста, один билет для меня и один для моего внука, — попросил он, нагнувшись к переговорному окошечку. — Успеешь, — отрезал Крис. Хамства ему было не занимать, но сейчас не время давать уроки хорошего тона. Сейчас требовалась дипломатия. Когда он снова повернул к Джерт свою недовольную и важную физиономию, она опять выставила вперед фотографию и заговорила мягким, уважительным тоном: — Это тот мужик, в инвалидной коляске? Представь себе его без волос. — Ох, леди, ну что вы, в самом деле! Он был еще и в темных очках.