– Это хорошо, Джо! Очень, очень хорошо! Джо подбежал к ней и позволил себя обнять на секунду-другую. Потом вновь уставился на мотоциклы, ухая и смеясь. – Он может говорить, – сказал Ларри. – Я знала, что он не немой, – ответила Надин. – И это замечательно, что он может пойти на поправку. Думаю, мы оба ему нужны. Две половинки. Он… ох, я не знаю. Ларри увидел, как она покраснела, и подумал, что догадывается о причине. Он начал просовывать резиновый шланг в дыру в бетоне, и ему неожиданно пришло в голову, что его действия можно расценить как символичную (и довольно-таки грубую) пантомиму. Он резко вскинул на нее глаза. Надин быстро отвернулась, но Ларри успел заметить, с каким напряженным вниманием она следила за движениями его рук и какой яркий румянец выступил у нее на щеках. В его груди поднялась волна жуткого страха, и он закричал: – Ради Бога, Надин, смотри, куда едешь! Она целиком сосредоточилась на руках и не смотрела, куда едет, направляя «хонду» прямиком в сосну, пусть и с пешеходной скоростью пять миль в час. Надин подняла голову, и он услышал ее удивленный возглас. Потом она слишком резко повернула руль и свалилась с мотоцикла. «Хонда» заглохла. Ларри побежал к ней с трепыхающимся в горле сердцем. – С тобой все в порядке, Надин? С тобой все… Она уже медленно поднялась на ноги, глядя на свои ободранные руки. – Да, все хорошо. Какая я дура, не смотрю, куда еду. Я не разбила мотоцикл? – Не важно, что с мотоциклом, дай мне взглянуть на твои руки. Она протянула ему ладони, он достал из кармана брюк пластмассовую бутылочку бактина и попрыскал на царапины. – Ты весь дрожишь, – отметила она. – И это не важно! – Голос Ларри прозвучал чуть более резко, чем ему хотелось. – Послушай, может, нам все-таки поехать на велосипедах? Это опасно… – Дышать тоже опасно, – ответила она спокойно. – Я думаю, Джо лучше поехать с тобой, по крайней мере сначала. – Он не… – Я думаю, он согласится. – Надин смотрела Ларри в глаза. – И ты тоже будешь не против. – Ну ладно, на сегодня хватит. Уже так темно, что почти ничего не видно. – Еще разок. Я где-то читала, что надо немедленно снова сесть на лошадь, если она только что сбросила тебя. Джо прогуливался неподалеку, поедая ежевику из мотоциклетного шлема. Он нашел за салоном целое поле диких кустов ежевики и собирал ягоды, пока Надин брала свой первый урок вождения мотоцикла. – Наверное, ты права, – покорно согласился Ларри. – Но пожалуйста, смотри, куда едешь. – Да, сэр. Будет исполнено, сэр. – Она отдала ему честь и улыбнулась. Ее красивая медлительная улыбка озаряла все лицо. Улыбнулся и Ларри – а что ему оставалось делать? Когда улыбалась Надин, ей в ответ улыбался даже Джо. На этот раз она сделала два круга по стоянке, а потом выехала на дорогу, повернув слишком резко и вновь заставив сердце Ларри запрыгнуть в горло. Но она проворно опустила ногу вниз, как он учил ее, удержала равновесие, поднялась на холм и скрылась из виду. Он видел, как она осторожно переключилась на вторую передачу, и услышал, как перешла на третью за гребнем холма. Потом шум мотора превратился в слабое тарахтение и постепенно затих полностью. Ларри стоял в сумерках, охваченный тревогой, время от времени механически убивая очередного комара. Мимо прошел Джо с синим ртом. – Пжалста, – повторил он и улыбнулся. Ларри натянуто улыбнулся в ответ. Он уже решил, что поедет за ней, если она не вернется в ближайшее время. Перед его мысленным взором стояла мрачная картина: Надин лежит в канаве со сломанной шеей. И как раз когда он направлялся ко второму мотоциклу, раздумывая, брать ли с собой Джо, вновь раздалось слабое тарахтение, которое постепенно переросло в гул двигателя «хонды», ровно работавшего на четвертой передаче. Ларри расслабился… слегка. С горечью осознал, что никогда не сможет чувствовать себя спокойно, пока она будет ехать на этой хреновине. Она возникла на гребне холма с включенной фарой и подкатила к нему. – Неплохо, да? – Надин выключила двигатель. – А я уже собрался за тобой ехать. Думал, что-то стряслось. – Едва не стряслось. – Она заметила, как он напрягся, и быст ро добавила: – Я слишком медленно разворачивалась и забыла выжать сцепление. Мотор заглох. – Ох! Достаточно на сегодня, ладно? – Да, – кивнула она. – Даже копчик болит. В тот вечер он лежал под одеялами и думал, придет ли она к нему, когда Джо уснет, или ему самому пойти к ней. Он хотел ее и думал, что Надин также хочет его, судя по тому, с каким видом она наблюдала за абсурдной пантомимой с резиновым шлангом. Наконец он заснул. Ему снилось, что он заблудился на кукурузном поле. Но где-то раздавалась музыка, гитарная музыка. Джо играет на гитаре. Если он найдет Джо, все будет хорошо. Он двинулся на звук, переходя от одного ряда к другому, когда требовалось, и наконец выбрался на поляну. Там стоял небольшой домик, скорее лачуга, а крыльцо подпирали старые, ржавые домкраты. Играл на гитаре не Джо, да он и не мог, ведь Джо держал его за левую руку, а Надин – за правую. Они шли вместе с ним. На гитаре играла старуха. Она исполняла нечто вроде джазового спиричуэла, и, слушая ее, Джо улыбался. Старуха была чернокожей, она сидела на крыльце, и Ларри подумал, что это, наверное, самая старая женщина из всех, кого он видел за свою жизнь. Но пока он смотрел на нее, ему вдруг стало очень хорошо… как бывало только в раннем детстве, когда мать неожиданно обнимала его и говорила: Нет второго такого мальчика, мальчик Элис Андервуд – самый лучший на свете. Старуха кончила играть и посмотрела на них. Что ж, вот и гости прибыли. Выходите, чтобы я могла вас рассмотреть, мои гляделки уже не такие острые, как раньше. Они подошли ближе, втроем, держась за руки. Джо протянул свободную руку, тронул старую лысую покрышку, и та начала медленно раскачиваться. Похожая на пончик тень перемещалась взад-вперед по заросшей травой земле. Они находились на крошечной полянке, на островке в море кукурузы. Проселочная дорога уходила к горизонту на север. Хочешь поиграть на этом старом ящике? – спросила старуха у Джо, и тот поспешил к ней, взял гитару из ее узловатых рук. Начал наигрывать мелодию, которая привела их на поляну, только лучше и быстрее. Благослови его Господь, он играет хорошо. Я-то уже слишком старая. Не могу заставить пальцы шевелиться быстрее. Это все ревматизм. Но в тысяча девятьсот втором я играла в зале собраний округа. Первая негритянка, которая там играла, самая первая. Надин спросила у негритянки, кто она. Они находились в каком-то зачарованном месте, где солнце остановилось за час до захода, а тень от качелей, приведенных в движение Джо, вечно перемещалась взад-вперед по поросшей сорняками земле. Ларри хотел бы остаться здесь навсегда, вместе с семьей. Он чувствовал, что это хорошее место. Человек без лица никогда не смог бы достать их здесь. Ни его, ни Джо, ни Надин. Матушка Абагейл, так меня здесь называют. Наверное, я самая старая женщина в восточной Небраске, но по-прежнему могу сама испечь лепешку. Приходите ко мне, приходите быстрее. Мы должны уйти, прежде чем он нас почует. Туча закрыла солнце. Перемещающаяся тень от шины исчезла. Джо перестал перебирать струны, и Ларри почувствовал, как волоски у него на загривке встали дыбом. Старая женщина словно ничего не заметила. Прежде чем нас почует – кто? – переспросила Надин, и Ларри пожалел, что не может говорить, а то крикнул бы ей, потребовал забрать вопрос обратно, прежде чем он причинит им вред. Этот темный человек, слуга дьявола. Нас разделяют Скалистые горы, слава Богу, но они не смогут удержать его. Вот почему нам надо держаться вместе. В Колорадо. Бог явился мне во сне и указал место. Но все равно нам надо спешить, спешить, насколько это в наших силах. Так что приходите ко мне. Другие тоже придут. Нет! – Голос Надин звучал холодно и испуганно. Мы едем в Вермонт, и не дальше. Только в Вермонт – совсем короткая поездка. Твоя поездка может затянуться, если ты не справишься с его силой, ответила старуха во сне Ларри. И посмотрела на Надин с невыразимой грустью. Человек с тобой может быть хорошим, женщина. Он хочет измениться к лучшему. Почему бы тебе не следовать за ним, вместо того чтобы использовать его? Нет! Мы едем в Вермонт, в ВЕРМОНТ! Во взгляде старухи появилась жалость. Ты отправишься прямо в ад, если не будешь осторожна, дочь Евы. А попав туда, поймешь, что там холодно. Сон раскололся на множество кусков, и сквозь образовавшиеся трещины хлынула темнота, которая поглотила Ларри. В этой темноте что-то подкрадывалось к нему, холодное и безжалостное, и вскоре его ждали оскаленные в усмешке зубы. Но прежде чем это произошло, Ларри проснулся. Солнце взошло полчаса назад, и мир окутывала белая пелена густого тумана. Мотоциклетный салон выступал из белизны, будто нос какого-то странного корабля, с бортами из шлакоблоков, а не из дерева. Кто-то лежал рядом с ним, и он понял, что не Надин пришла к нему ночью, а Джо. Мальчик сосал большой палец и вздрагивал во сне так, словно его тоже мучил какой-то кошмар. Ларри задался вопросом, сильно ли отличаются сны Джо от его собственных. Он лег на спину, уставился в белый туман и думал об этом до тех пор, пока час спустя не проснулись остальные. К тому времени, когда они закончили завтрак и упаковали рюкзаки, туман в достаточной степени рассеялся, и можно было отправляться в путь. Как и предсказывала Надин, Джо не возражал против того, чтобы ехать позади Ларри. Собственно говоря, он уселся на мотоцикл Ларри по собственной инициативе. – Едем медленно, – в четвертый раз повторил Ларри. – Мы не собираемся нестись сломя голову и попасть в аварию. – Прекрасно, – ответила Надин. – Я так взволнована. Мы словно выступаем в поход! Она улыбнулась ему, но Ларри не смог улыбнуться ей в ответ. Рита Блейкмур произнесла очень похожие слова, когда они уходили из Нью-Йорка. Произнесла за два дня до своей смерти. На ленч они остановились в Эпсоме. Ели жареную консервированную ветчину и запивали ее апельсиновой газировкой как раз под тем деревом, под которым спал Ларри, а Джо стоял над ним с занесенным ножом. Ларри с облегчением обнаружил, что езда на мотоцикле оказалась не столь ужасной, как он предполагал. Большинство участков трассы они преодолевали достаточно быстро, и даже в населенных пунктах ехать со скоростью пешехода приходилось лишь по тротуарам. Надин чрезвычайно осторожно проходила слепые повороты, сбрасывая скорость до минимальной, и даже на прямых участках трассы не заставляла Ларри ехать быстрее тридцати пяти миль в час. Он подумал, что при хорошей погоде они смогут оказаться в Стовингтоне девятнадцатого июля. На ужин они остановились к западу от Конкорда, и Надин заметила, что им удастся выиграть время по сравнению с маршрутом Лаудера и Голдсмит, если они поедут прямо на северо-запад по автостраде 89. – Там будет много заторов. – В голосе Ларри слышалось сомнение. – Мы сможем лавировать между автомобилями или воспользуемся резервной полосой, – уверенно заявила Надин. – В худшем случае нам придется вернуться к съезду и сделать крюк по местной дороге. После ужина они два часа ехали по автостраде 89 и действительно наткнулись на затор. Сразу за Уорнером дорогу перегораживал автомобиль с жилым прицепом. Водитель и его жена, умершие несколько недель назад, лежали на передних сиденьях своей «электры», словно кули с зерном. Втроем им с трудом удалось перетащить мотоциклы через погнувшуюся сцепку между автомобилем и кемпером. После этого они слишком устали, чтобы ехать дальше. В тот вечер Ларри уже не размышлял о том, стоит или нет пойти к Надин, которая унесла свои одеяла на десять футов от того места, где он расстелил свои (мальчик спал между ними). В тот вечер он так устал, что мог только одно – спать. Во второй половине следующего дня они наткнулись на затор, который не смогли преодолеть. В перевернувшуюся фуру врезалось несколько следовавших за ней легковушек. К счастью, произошло это всего в двух милях от съезда в Энфилд. Они вернулись назад, съехали с автострады и, чувствуя усталость и разочарование, устроили двадцатиминутный привал в энфилдском городском парке. – Чем ты занималась раньше, Надин? – спросил Ларри. Он думал о выражении ее глаз в тот момент, когда Джо впервые заговорил (мальчик обогатил свой лексикон словами «Ларри», «Надин», «пасиб» и выражением «иду в тувалет»), а потому высказал догадку: – Учила детей? Она удивленно взглянула на него: – Да, попал в точку. – Маленьких детей?