– Джейми, будь добр, принеси мне айпад. Он в спальне, на тумбочке у кровати. У него в спальне пахло так же, как в санаторной палате у дяди Гарри, плюс еще чем-то едким лекарственным, видимо, какой-то мазью от растяжения связок и мышц. Я взял айпад и принес его профессору Беркетту. У него не было мобильного телефона, только стационарный телефунгус, висевший на стене в кухне, как реквизит в старом фильме, но планшетом профессор пользовался вовсю. Он тут же его включил (на начальной заставке была фотография молодой пары в свадебных нарядах; видимо, его самого с миссис Беркетт) и принялся сосредоточенно тыкать пальцем в экран. – Вы ищете Террьо? Он покачал головой, не отрываясь от своего занятия. – Того человека в Центральном парке. Говоришь, ты ходил в детский сад, когда это случилось? – Да. – Значит, это был две тысячи третий год… или две тысячи четвертый… ага, вот и он. – Он склонился над планшетом и начал читать, периодически откидывая со лба волосы, падавшие на глаза (волос у него было много). Наконец он выпрямился и сказал: – Значит, ты видел, как он лежал мертвым, и он же стоял рядом с собственным телом. Твоя мама могла бы это подтвердить? – Она знала, что я не врал, потому что я знал, в какой он был футболке, хотя верхняя половина тела была закрыта. Но мне правда не хочется, чтобы… – Я все понимаю. Теперь что касается последней книги Риджиса Томаса. Он ее не дописал… – Он успел написать только первые две-три главы. – Но твоя мама смогла выяснить подробности и дописать книгу за автора, используя тебя в качестве медиума? Я никогда не считал себя медиумом, но в каком-то смысле профессор Беркетт был прав. – Да, наверное. Как в «Заклятии». – Он озадаченно нахмурился, и я пояснил: – Это фильм. Мистер Беркетт… профессор… по-вашему, я сумасшедший? – Впрочем, мне было почти все равно, что он обо мне подумает. Потому что я наконец сумел выговориться, и это было огромное облегчение. – Ты не сумасшедший, – сказал он, но тут же предупредительно поднял палец. Видимо, отразившееся на моем лице облегчение заставило его пояснить: – Это не значит, что я поверил в твою историю, во всяком случае, не получив подтверждения от твоей мамы, а мы уже договорились, что я не буду к ней обращаться. Но надо признаться, что я не то чтобы совсем уж не верю. В основном из-за колец, но еще и потому, что последняя книга Томаса действительно вышла. Я, конечно, ее не читал. – Тут он немного поморщился. – Ты говоришь, что подруга твоей мамы… ее бывшая подруга… тоже может подтвердить последнюю и наиболее колоритную часть твоего рассказа? – Да, но… Он поднял руку, как делал, наверное, тысячу раз, чтобы утихомирить студентов в аудитории. – Ты не хочешь, чтобы я с ней говорил, и я тебя понимаю. Я ее видел всего один раз, и этого раза хватило. Неприятная женщина. Она действительно приносила наркотики прямо к вам в дом? – Я сам не видел, но если мама сказала, что да, значит, да. Он отложил айпад в сторону и погладил белый круглый набалдашник своей основной трости, с которой ходил всегда. – Стало быть, Тия правильно сделала, что избавилась от такой подруги. А этот Террьо, который, как ты утверждаешь, тебя преследует… Он сейчас здесь? – Нет. Но я все равно огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что Террьо действительно нет. – И ты, разумеется, хочешь от него избавиться. – Да, но не знаю, как именно. Профессор Беркетт отпил чаю, надолго задумался, глядя в чашку, потом поставил ее на стол и опять посмотрел на меня своими пронзительными голубыми глазами. Он сам был старым, а глаза – молодыми. – Интересная задача, особенно для стареющего джентльмена, которому за его долгую читательскую жизнь пришлось столкнуться с самыми разными сверхъестественными существами. В готической литературной традиции они встречаются повсеместно. Чудовище Франкенштейна и граф Дракула – лишь двое самых известных, наиболее часто используемых в популярном кинематографе. Но их значительно больше в европейском фольклоре и литературе. Предположим, пока лишь предположим, что этот Террьо существует не только в твоей голове. Допустим, он существует на самом деле. Я сдержался и не стал говорить, что Террьо действительно существует. Профессор и так уже знал, что я в это верю. Он сам так сказал. – Пойдем еще на шаг дальше. На основании твоих собственных слов о других случаях, когда ты видел мертвых – включая мою жену, – я делаю вывод, что они полностью исчезают через несколько дней после смерти. Уходят куда-то… – Он неопределенно взмахнул рукой. – Куда-то туда. Но не этот Террьо. Он по-прежнему здесь. И ты считаешь, что он не просто не собирается уходить, но еще и набирает силу. – Я в этом уверен. – В таком случае очень даже возможно, что это уже и не Кеннет Террьо. Возможно, то, что осталось от Террьо после смерти, было заражено… вот верное слово, «заражено», не «захвачено»… неким демоном. – Видимо, он увидел мое лицо, потому что поспешно добавил: – Это просто отвлеченные рассуждения, Джейми. Скажу тебе честно. С моей точки зрения, наиболее вероятно, что ты страдаешь специфическим нервным расстройством, которое вызывает галлюцинации. – Иными словами, схожу с ума. Я по-прежнему не жалел, что рассказал ему все, но его вывод меня огорчил, хотя чего-то такого я и ожидал. Он взмахнул рукой. – Глупости. Ты не сходишь с ума. Ты нормально взаимодействуешь с реальным миром. Но надо признать, что в твоей истории есть много всего, не поддающегося рациональному объяснению. Я не сомневаюсь, что ты ездил к дому покойного мистера Томаса вместе с Тией и ее бывшей подругой. Не сомневаюсь, что детектив Даттон возила тебя к дому Террьо и в больницу, где он работал. Если она обратилась к тебе за помощью – я сейчас выступаю в роли Эллери Куина, одного из моих любимых поборников строгой дедукции, – значит, она верила в твои способности медиума. Что, в свою очередь, возвращает нас к вашей поездке к дому мистера Томаса, где детектив Даттон увидела что-то такое, что укрепило ее веру в твои способности. – Не понимаю, – пробормотал я. – Это не важно. – Он наклонился вперед. – Я говорю лишь о том, что, хотя сам склоняюсь к рациональному, объяснимому, эмпирическому… я ни разу не видел призрака, ни разу не испытал вспышки предвидения… все же надо признать, что в твоей истории есть элементы, от которых нельзя так просто отмахнуться. Поэтому мы допускаем, что Террьо или некое потустороннее зло, поселившееся в Террьо, существует на самом деле. В связи с чем возникает вопрос: можно ли как-то от него избавиться? Теперь я тоже наклонился вперед, вспомнив о книге сказок, которую мне подарил профессор Беркетт. По сути, там были не сказки, а настоящие страшилки, в которых редко бывает счастливый конец. Вредные сводные сестры отрезали себе пальцы на ногах, принцесса не поцеловала лягушонка, а со всей силы швырнула его об стену – шмяк! – Красная Шапочка сама уговаривала злого серого волка съесть ее бабушку, чтобы ей достался бабушкин домик в лесу. – А от него можно избавиться? Вы прочли столько книг, наверняка хоть в одной из них был описан какой-то способ! Или… – Тут меня озарило. – Экзорцизм! Может быть, обратиться к священнику? – Лучше не надо, – сказал профессор Беркетт. – Священник скорее погонит тебя к детскому психиатру, чем возьмется изгонять бесов. Если твой Террьо действительно существует, Джейми, возможно, ты никогда от него не избавишься. Я испуганно уставился на него. – Но может быть, это не так уж и плохо. – Не так уж и плохо?! Да это же ужас! Он отхлебнул чаю и снова поставил чашку на стол. – Ты что-нибудь слышал о ритуале Чудь? 38 Сейчас мне двадцать два – если точнее, почти двадцать три, – и я живу в стране «позже». Я могу голосовать, могу водить автомобиль, могу покупать выпивку и сигареты (и собираюсь бросить курить уже в самое ближайшее время). Я понимаю, что еще слишком молод, и когда-нибудь в будущем, вспоминая себя теперешнего, я и сам наверняка посмеюсь (хорошо, если без отвращения) над своей глупостью и наивностью. И все же между тринадцатью и двадцатью двумя годами пролегает огромное, космическое расстояние. Теперь я знаю больше, а вот доверчивости во мне меньше. Слова профессора Беркетта, оказавшие магическое воздействие на меня тринадцатилетнего, сейчас не подействовали бы никак. Не подумайте, будто я жалуюсь! Кеннет Террьо, – я не знаю, что это было на самом деле, так что давайте пока остановимся на этом имени, чтобы хоть как-то его называть – пытался свести меня с ума. Профессор Беркетт спас мне рассудок. Может быть, даже жизнь. Уже позже, когда я учился в университете (конечно, Нью-Йоркском) и собирал материалы для доклада по антропологии, я выяснил, что половина из сказанного профессором в тот день была правдой. Вторая половина представляла собой чистый гон. Хотя надо отдать ему должное, гнал он шикарно, очень изобретательно (высший балл, как сказала бы Филиппа Стивенс, одна из клиенток маминого агентства, британская писательница, сочиняющая любовные романы). Оцените иронию: моему дяде Гарри не было и пятидесяти, а он уже выжил из ума; Мартин Беркетт, которому было хорошо за восемьдесят, все еще не утратил способности выдать с ходу прекрасную высокохудожественную пургу… и все ради того, чтобы утешить растерянного, встревоженного мальчишку, который явился к нему с запеканкой и совершенно безумной историей. Ритуал Чудь, как сказал мне профессор, практиковала одна из сект тибетского и непальского буддизма. (Правда.) Это делалось для того, чтобы достичь состояния полного небытия и через него уже выйти к предельному духовному просветлению. (Правда.) Также считалось, что ритуал помогает в борьбе с разного рода демонами: и порождениями разума, и сверхъестественными существами, нападающими извне. (Тут непонятно.) – Именно то, что тебе сейчас нужно, Джейми. Для обороны по всем фронтам. – В смысле, это поможет, даже если Террьо не существует на самом деле и я просто поехал крышей? Он одарил меня взглядом, в котором сдержанное раздражение смешивалось с укором. Взглядом, доведенным до совершенства за долгую преподавательскую карьеру. – Давай говорить буду я, а ты будешь слушать, если не возражаешь. – Извините. – Я допивал уже вторую чашку чая и был слегка взвинчен. Заложив фактологический фундамент, профессор Беркетт перебрался в область чистого вымысла… не то чтобы я тогда понял разницу. Он сказал, что ритуал Чудь приходился особенно кстати, когда один из просветленных буддистов встречал в горах йети, также известного как снежного человека. – Они существуют на самом деле? – спросил я. – Так же, как и с твоим мистером Террьо, нельзя сказать наверняка. И так же, как и с твоим мистером Террьо, тибетцы верят, что йети действительно существуют. Профессор сказал, что человеку, которого угораздило встретиться с йети, потом приходилось несладко: йети преследовал его до конца жизни. Был лишь один способ избавиться от преследователя: одолеть его в поединке по правилам ритуала Чудь. Вы уже наверняка догадались, что если бы бредовый гон был олимпийским видом спорта, профессор Беркетт получил бы за то выступление золотую медаль и установил бы олимпийский рекорд, но мне тогда было всего лишь тринадцать лет, и я оказался в весьма непростом положении. Иными словами, я проглотил все целиком. Если у меня и возникали сомнения в правдивости его слов – честно сказать, я не помню, – то я гнал их прочь. Не забывайте, что я был в отчаянии. При одной только мысли, что Кеннет Террьо, он же Подрывник, будет преследовать меня всю жизнь, мне делалось жутко. Даже не знаю, что могло быть страшнее. – И как это все происходит? – спросил я. – О, тебе точно понравится. Это как в той книге сказок, которую я тебе подарил. Все без купюр. Согласно легендам, вам с демоном надо сойтись вплотную и удерживать друг друга, схватившись зубами за язык противника. Эту последнюю фразу он произнес даже с некоторым смаком, и я подумал: С чего бы вдруг вы решили, что мне это понравится?! – Когда единение закрепится, начинается битва характеров. Чья воля сильнее, тот побеждает. Борьба происходит телепатически, как я понимаю, потому что противникам было бы весьма затруднительно разговаривать вслух при… э… взаимно прикушенных языках. Кто первым сдается, тот теряет всю власть над победителем. Я смотрел на него, открыв рот. Я был воспитанным мальчиком, всегда вежливым со взрослыми, особенно с мамиными клиентами и знакомыми, но мне стало настолько противно, что я позабыл о хороших манерах: – Вы, наверное, совсем головой двинулись, если решили, что я буду… даже не знаю… целоваться взасос с этим дедом! Который к тому же еще и мертвый. Вы разве не поняли? – Я все понял, Джейми. – И потом, как мне заставить его подойти? Что я должен ему сказать? «Иди ко мне, Кенни, сладкий. Давай поцелуемся взасос»? – Ты все сказал? – мягко спросил профессор Беркетт, и я снова почувствовал себя непроходимо тупым студентом. – Я думаю, что деталь с языками – это просто символ. Как хлеб и вино в христианстве – символ тела и крови Христа. Я не понял сравнения, поскольку почти не ходил в церковь. Поэтому промолчал. – Слушай меня, Джейми. Слушай очень внимательно. Я слушал так, будто от этого зависела моя жизнь. Потому что я думал, что так и есть.