– Достань и включи. – Нет. – Как скажешь. Тогда я сразу разберусь с мисс Гибни. – Брейди опускает винтовку и целится в шею Холли. – При стрельбе в автоматическом режиме голову ей просто оторвет. Залетит ли она в камин? Давай это выясним. – Хорошо, – говорит Ходжес. – Хорошо-хорошо-хорошо. Достает «Заппит» и находит наверху кнопку включения. Дисплей вспыхивает. Его пересекает красная диагональ буквы «зет». Ходжесу предлагают провести пальцем по экрану и получить доступ к играм. Он это делает без напоминания Брейди. Капли пота катятся по лицу. Никогда ему не было так жарко. Сломанное запястье пульсирует болью. – Видишь иконку «Рыбалки»? – Да. Открывать «Рыбалку» ему хочется меньше всего на свете, но что делать, если альтернатива – сидеть со сломанным и распухшим запястьем и болью в животе, наблюдая, как свинцовый вихрь отрывает голову Холли от ее хрупкого тела? Выбора просто нет. А потом, он где-то читал, что человека нельзя загипнотизировать против его воли. Правда, игровая приставка Дайны Скотт едва не ввела его в транс, но тогда он не понимал, что происходит. Теперь Ходжес в курсе. И если Брейди подумает, что он в трансе, а на самом деле все будет иначе, тогда, возможно… только возможно… – Я уверен, ты знаешь, что нужно делать. – Глаза Брейди сверкают – это глаза мальчишки, который вот-вот подпалит паутину, чтобы посмотреть, как поведет себя паук. Будет бегать по ней, пытаясь спастись, или просто сгорит. – Коснись пальцем иконки. Рыбы начнут плавать, зазвучит музыка. Стучи по розовой рыбе и складывай числа. Чтобы выиграть, нужно набрать сто двадцать очков за сто двадцать секунд. Если у тебя получится, я сохраню жизнь мисс Гибни. Если нет – посмотрим, на что способна эта штурмовая винтовка. Бэбино однажды видел, как из нее разнесли стену из бетонных блоков, поэтому можно представить, что она проделает с плотью. – Ты не оставишь ее в живых, даже если я наберу тысячу, – отвечает Ходжес. – Никогда в это не поверю. Синие глаза Бэбино раскрываются в притворном изумлении. – Но ты должен! Тем, какой я сейчас, я целиком и полностью обязан этой суке, которая лежит передо мной. Так что сохранить ей жизнь – самое малое, что я могу для нее сделать. При условии, что у нее нет мозгового кровотечения и она уже не умирает. А теперь перестань тянуть время. Играй. У тебя сто двадцать секунд с того момента, как твой палец коснется иконки. Все пути отрезаны. Ходжес касается иконки. Экран темнеет. Следует синяя вспышка, такая яркая, что Ходжес прищуривается, а потом на экране начинают плавать рыбы, вправо и влево, верх, вниз и поперек, оставляя серебристые шлейфы пузырьков. Звучит мелодия песни «У моря, у моря, прекрасного моря…» Только это не просто музыка. В нее подмешаны слова. И в синих вспышках – тоже слова. – Прошло десять секунд, – сообщает Брейди. – Тик-так, тик-так. Ходжес стучит пальцем по розовой рыбе и промахивается. Он правша, и каждое прикосновение пальца к экрану усиливает пульсирующую боль в распухшем запястье, но боль эта – ничто по сравнению с болью, которая сейчас поджаривает его нутро, от паха до шеи. С третьей попытки он попадает по розушке (так он про них думает – розушки), и она превращается в цифру пять. Ходжес сообщает об этом вслух. – Только пять очков за двадцать секунд? – Брейди качает головой. – Тебе надо прибавлять, детектив. Ходжес увеличивает темп, его взгляд мечется вправо-влево, вверх-вниз. Он уже не щурится при вспышках, потому что привык к ним. Ловить рыб все легче. Они вроде бы становятся больше и не такими быстрыми. И музыка меняется, она словно окутывает его. Со мною, со мною, ты рядом со мною. Голос Брейди? Он поет под музыку, или это игра воображения? Живой звук или «Меморекс»? Думать об этом нет времени. Его все меньше. Семь очков, потом четыре, наконец – удача! – двенадцать. – У меня уже двадцать семь очков, – говорит Ходжес. Но двадцать семь ли? Он сбился со счета. Брейди его не поправляет, только говорит: – Осталось восемьдесят секунд. – Его голос – словно эхо, которое доносится с дальнего конца длинного коридора. А еще происходит чудо: боль в животе начинает уходить. Ух ты, думает Ходжес. Надо обязательно поставить в известность Американскую медицинскую ассоциацию. Он ловит еще одну розушку. Она превращается в цифру два. Негусто, но рыб еще много. Более чем достаточно. Тут у Ходжеса возникает ощущение, будто чьи-то пальцы осторожно шевелятся в его голове, и это не воображение. В его разум проникают. Это было легко, сказал Брейди о медсестре Макдоналд. Это всегда легко, как только проникнешь в разум и переключишь рычаги управления на себя. И когда Брейди добрался до его рычагов? «Он залезет в меня, как запрыгнул в Бэбино, – думает Ходжес… хотя осознание этого теперь схоже с голосом и музыкой, доносящимися с конца длинного коридора. В конце этого коридора – дверь в палату 217, и она открыта. – Почему он хочет это сделать? Почему хочет попасть в тело, которое превратилось в фабрику раковых клеток? Потому что хочет, чтобы я убил Холли. Не из оружия, его он мне никогда не доверит. Он использует мои руки, чтобы задушить ее, пусть у меня и сломано запястье. А потом оставит меня с тем, что я натворил». – У тебя все идет отлично, детектив Ходжес, и в твоем распоряжении еще минута. Просто расслабься и продолжай ловить рыб. Когда ты расслаблен, получается лучше. Голос доносится уже не с конца длинного коридора. Брейди стоит перед ним, но голос долетает из далекой-далекой галактики. Брейди наклоняется и с нетерпением всматривается в лицо Ходжеса. Только теперь рыбы плавают между ними. Розушки, и синюшки, и краснушки. Потому что Ходжес уже внутри игры. Он в аквариуме, и он – рыба. Скоро его съедят. Съедят заживо. – Давай, Билли, стукни по розовой рыбе! «Я не могу позволить ему войти в мой разум, – думает Ходжес, – но не могу и помешать». Он стучит по розовой рыбе, она превращается в цифру девять, и он ощущает уже не чьи-то осторожные пальцы, а чужой разум, который начинает вливаться в него. Словно чернильное пятно, растекающееся в воде. Ходжес пытается бороться и знает, что проиграет. Потому что вторгающийся разум обладает невероятной силой. «Мне предстоит утонуть. Утонуть в игре, утонуть в Брейди Хартсфилде». У моря, у моря, прекрасного моря… Звенит разбивающееся стекло. Мальчишки радостно кричат: «КРУГОВАЯ ПРОБЕЖКА!» Этот внезапный звон, эти громкие крики рвут телепатическую связь между Ходжесом и Брейди. Ходжес дергается, выпрямляется, сидя на кресле. Брейди отшатывается, у него дикие глаза, рот изумленно раскрыт. Револьвер, который удерживал за поясом только короткий ствол – цилиндр под ремень не пролез, – от резкого движения падает на медвежью шкуру. Ходжес не теряет ни секунды. Бросает «Заппит» в камин. – Не делай этого! – ревет Брейди и поднимает винтовку. – Не де… Ходжес хватает то, что под рукой, не револьвер, а керамический череп. С левым запястьем у него все в порядке, и расстояние невелико. Он бросает череп в украденное Брейди лицо, бросает со всей силы, и попадает точно в цель. Брейди кричит – от боли, но больше от шока, – и из его носа начинает хлестать кровь. Когда он вновь пытается нацелить на Ходжеса винтовку, тот поднимает согнутые в коленях ноги и, не обращая внимания на бычий рог в животе, с силой бьет ими в грудь Брейди. Того отбрасывает назад, он пытается сохранить равновесие, но натыкается на пуфик и валится на пол. Ходжес пробует встать, но только переворачивает стол, на который опирается. Падает на колени, а Брейди уже сидит, поднимая винтовку. Однако выстрел раздается до того, как он успевает нацелить винтовку на Ходжеса, и Брейди снова кричит. На этот раз только от боли. Не веря своим глазам, он смотрит на плечо: из дыры в рубашке льется кровь. Холли сидит. Над левым глазом – здоровенная шишка, почти в том же месте, что и у Фредди. Сам глаз красный, залит кровью, зато второй блестящий и ясный. Холли двумя руками держит «Виктори» тридцать восьмого калибра. – Стреляй, Холли! – кричит Ходжес. – Стреляй! И когда Брейди поднимается – одна рука прижата к ране в плече, вторая держит винтовку, на лице – полнейшее изумление, – Холли стреляет вновь. Пуля пролетает выше, рикошетит от трубы из плитняка над ревущим огнем. – Прекрати! – кричит Брейди, пригибаясь. Одновременно пытается поднять винтовку. – Немедленно прекрати, су… Холли стреляет в третий раз. Рукав рубашки Брейди дергается, и он кричит. Ходжес не уверен, что она попала, но задела – точно. Он встает и пытается броситься на Брейди, который вновь поднимает штурмовую винтовку, однако ноги с трудом его слушаются. – Ты на линии огня! – кричит Холли. – Билл, ты на долбаной линии огня! Ходжес падает на колени и наклоняет голову. Брейди поворачивается и бежит. Гремит револьверный выстрел. В футе справа от Брейди пуля расщепляет дверную раму. В следующее мгновение он исчезает. В распахнутую входную дверь врывается холодный воздух, и языки пламени пускаются в безумный пляс. – Я промахнулась! – в отчаянии кричит Холли. – Глупая и бесполезная! Глупая и бесполезная! – Она бросает револьвер и бьет себя по лицу. Ходжес перехватывает ее руку, не позволяя проделать это снова, опускается рядом с ней на колени. – Нет, один раз ты в него попала, а может, и два. Только благодаря тебе мы до сих пор живы. Но сколько им осталось жить? Винтовка по-прежнему у Брейди, возможно, с запасной обоймой, а то и двумя, и Ходжес знает, что тот не врал насчет способности «SCAR 17S» пробивать бетонные блоки. Видел, как аналогичная штурмовая винтовка, «HK 416», проделывала то же самое на частном стрельбище в округе Виктория. Он ездил туда с Питом, и на обратном пути они шутили, что следует сделать «HK» табельным оружием копов. – Что дальше? – спрашивает Холли. – Что нам предпринять? Ходжес берет у нее револьвер, откидывает барабан. Два патрона, и это оружие ближнего боя. У Холли как минимум сотрясение мозга, сам Ходжес практически выведен из строя. Горькая правда такова: у них был шанс, но Брейди ушел. Ходжес обнимает Холли. – Я не знаю. – Может, нам спрятаться? – Не думаю, что получится, – отвечает он, но не уточняет причину и рад, что она не задает больше вопросов. Дело в том, что в какой-то степени Брейди по-прежнему в его разуме. Возможно, ненадолго, но пока он там, и Ходжес подозревает, что это – маяк в ночи. 32 Брейди плетется по снегу – он доходит уже до середины голени – и все еще не верит в случившееся. Шестидесятитрехлетнее сердце Бэбино бухает в груди. На языке металлический привкус, плечо горит, а в голове бьется одна и та же мысль: Эта сука, эта сука, эта мерзкая, пронырливая сука, почему я не убил ее, когда у меня был шанс? И «Заппита» больше нет. Старого доброго «Заппита-зеро», а запасного он с собой не привез. И теперь он лишен возможности проникнуть в разум тех, кто активировал свои приставки. Тяжело дыша, Брейди стоит перед охотничьим домиком, без пальто, под сильным ветром и снегом. Ключи от автомобиля Зет-боя у него в кармане, вместе с запасной обоймой для винтовки, но какой прок от этих ключей? Колымага не одолеет и первый подъем. Я должен их убить, думает он, и не только потому, что за ними должок. Внедорожник, на котором они приехали, – его единственное спасение, а ключ наверняка или у Ходжеса, или у этой суки. Возможно, они оставили ключ в замке зажигания, но идти туда и проверять – недопустимый риск. Кроме того, он не собирается оставлять их в живых. Он знает, что должен сделать, и переводит винтовку в режим автоматической стрельбы. Упирает приклад в здоровое плечо и начинает стрелять, ведет ствол слева направо, уделяя особое внимание гостиной. Дульные вспышки освещают ночь, словно фотографируя падающий снег. Грохот оглушает. Окна взрываются внутрь, обшивка фасада взмывает в воздух, будто стая летучих мышей. Парадная дверь, оставшаяся приоткрытой после бегства Брейди, распахивается полностью, ударяется о стену и снова захлопывается. Лицо Бэбино перекошено ненавистью Хартсфилда, и он не слышит ни урчания приближающегося двигателя, ни лязга стальных гусениц. 33 – Ложись! – кричит Ходжес. – Холли, ложись! Не ждет, послушает она его или нет, просто валит ее на пол и прикрывает своим телом. Над ними летают щепки, осколки стекла, куски камня. Голова лося падает со стены и приземляется на плиту перед камином. Один стеклянный глаз выбит пулей, и кажется, что лось подмигивает. Холли кричит. Полдесятка бутылок на буфете разбиваются, по гостиной расползаются запахи бурбона и джина. Пуля попадает в горящее бревно в камине, разваливая его надвое и выбивая фонтан искр. «Пожалуйста, пусть у него будет только эта обойма, – думает Ходжес. – И если он сместит прицел ниже, пусть попадет в меня, а не в Холли». Вот только «винчестер» триста восьмого калибра прошьет насквозь их обоих, и Ходжес это знает.