4 Неподалеку от дома Эвансов, на заброшенной лесной дороге, которую не вспомнил бы даже старый Клай Брэсси, олень объедал нежные побеги на краю Престильского болота. Так уж вышло, что за очередным побегом он потянулся на сторону Моттона, и когда возник Купол, голову оленю отрезало, так аккуратно, словно его гильотинировали. 5 Мы совершили экскурсию по носкообразному контуру, который являл собой административную границу Честерс-Милла, и вернулись на шоссе номер 119, где, спасибо магии повествования, ни секунды не прошло с того мгновения, как мужчина лет шестидесяти, выскочивший из «тойоты», впечатался лицом во что-то невидимое, но очень прочное и сломал нос. Он сидит и в полнейшем замешательстве таращится на Дейла Барбару. Морская чайка, летевшая по привычному маршруту от отменного салат-бара на городской свалке Моттона к чуть менее отменному салат-бару на городской свалке Честерс-Милла, камнем падает вниз и приземляется в каких-то трех футах от бейсболки Тюленей, принадлежащей мужчине лет шестидесяти. Тот подбирает бейсболку, отряхивает от пыли, надевает на голову. Он и Дейл смотрят наверх, откуда свалилась чайка, и снова видят нечто непостижимое. Впрочем, непостижимого будет в этот день просто навалом. 6 Прежде всего Барби подумал, что наблюдает некий послеобраз взорвавшегося самолета — так иногда видишь большую синюю плавающую точку, если чья-то фотовспышка срабатывает рядом с твоим лицом. Только он увидел не точку, и не синюю, и она не поплыла, когда Барби посмотрел в другую сторону — в данном случае на нового знакомого. Грязное пятно осталось висеть в воздухе в том самом месте, где и висело, когда Дейл заметил его. Тюлень посмотрел вверх и потер глаза. Он вроде бы забыл про сломанный нос, раздувшиеся губы и кровоточащий лоб. Встал, чуть не свалился вновь, поскольку слишком уж закидывал голову назад. — Что это? Что это, черт побери, такое?! — Большое черное пятно — по форме похожее на пламя свечи, если напрячь воображение, пачкало синее небо. — Это… облако? — Сомнение в голосе Тюленя предполагало, что ответ он и так знает: нет. — Я думаю… — Барби замолчал. Не хотелось ему слышать произнесенные далее слова. — Я думаю, это место, где ударился самолет. — Что вы говорите? — переспросил Тюлень, но, прежде чем Барби успел ответить, приличных размеров гракл пролетел над ними на высоте пятидесяти футов. Он вроде бы ни обо что не ударился — во всяком случае, они не увидели, обо что гракл ударился — и упал недалеко от чайки. — Вы это видели? Барби кивнул, потом указал на полоску горящего сена слева от него. От этой полоски и от двух-трех по правую сторону шоссе поднимались столбы густого дыма, который смешивался с дымом, шедшим от обломков «сенеки», но зона горения особо не расширялась: днем раньше прошел сильный дождь, и сено еще не подсохло. Повезло, иначе травяной пожар быстро распространялся бы в обоих направлениях. — Вы это видели? — спросил Барби Тюленя. — Ну и дерьмо! — Тюлень окинул долгим взглядом окрестности. Огонь уже выжег участок земли примерно в шестьдесят квадратных футов и продвигался дальше, пока не поравнялся с тем местом, где Барби стоял напротив Тюленя. Продолжил неспешное распространение — на запад к обочине шоссе, на восток по четырем акрам пастбища, принадлежащим владельцу молочной фермы, — не беспорядочно, как обычно продвигается травяной пожар, когда огонь бросается то в одну сторону, то внезапно в другую, а ровно, будто по линейке. Еще одна чайка летела к ним, на этот раз направляясь в Моттон, а не к Миллу. — Осторожно! — Тюлень указал на чайку. — Берегитесь птицы. — Может, все обойдется. — Барби поднял голову, прикрыл ладонью глаза. — Может, это что-то останавливает их, если только они летят с юга. — Сомневаюсь я, судя по разбившемуся самолету. — Тюлень говорил тоном человека, пребывающего в глубоком недоумении. Чайка, летевшая от Милла, ударилась о барьер и рухнула на самый большой обломок горящего самолета. — Останавливает с обеих сторон. — Тюлень, похоже, только что получил веское подтверждение ранее не доказанного предположения. — Это какое-то силовое поле, как в «Стар трюке». — Треке, — машинально поправил его Барби. — В чем? — Черт! — Барби смотрел за спину Тюленя. — Что? — Тот оглянулся. — Вот дерьмо! К ним приближался лесовоз. Большой, загруженный выше разрешенного предела гигантскими бревнами. И мчался он, заметно превышая разрешенную скорость. Барби попытался прикинуть, каким должен быть тормозной путь у этого бегемота, но даже представить себе не смог. Тюлень рванул к «тойоте», припаркованной под углом на прерывистой разделительной линии. Парень, который сидел за рулем лесовоза, может, закинувшийся таблетками, может, обкурившийся, может, просто молодой, куда-то очень спешащий и полагающий себя бессмертным, увидел Тюленя и нажал на клаксон. Не сбавляя скорости. — Чтоб тебя! — Тюлень прыгнул за руль. Завел двигатель и задним ходом попытался убрать «тойоту» с дороги, даже не закрыв водительской дверцы. Маленький внедорожник съехал в кювет, задрав квадратный нос к небу. В следующее мгновение Тюлень уже выскочил из кабины. Споткнулся, упал на одно колено, поднялся и побежал в поле. Барби, думая о самолете, птицах, думая о странном черном пятне, возможно, в месте удара самолета о невидимое препятствие, тоже побежал, только на пастбище, через небольшие, вялые языки пламени, поднимая облачка черного пепла. Увидел кроссовку — слишком большую для женской — с торчащей из нее мужской ногой. Пилота, подумал он. Надо мне перестать бегать, как зайцу. — Идиот, тормози! — крикнул Тюлень водителю лесовоза тонким, паническим голосом, но с инструкциями припозднился. Барби, оглядываясь через плечо (не мог заставить себя удержаться), подумал, что водитель этой громадины в последний момент, возможно, придавил педаль тормоза. Вероятно, увидел обломки самолета. Но разумеется, результата это не дало. Лесовоз врезался в сторону Купола, обращенную к Моттону, на скорости шестьдесят миль в час, а то и больше, при этом вес бревен составлял порядка сорока тысяч фунтов. Кабину при столкновении смяло в лепешку. Груженый прицеп, подчиняясь законам физики, продолжал двигаться вперед. Топливные баки тащило под бревнами, рвало в клочья, металл искрил. Когда баки взорвались, бревна уже поднялись в воздух, летели над тем, что недавно было кабиной, а теперь превратилось в зеленый металлический аккордеон. Бревна, которые инерция тянула вперед и вверх, ударились о невидимый барьер и разлетелись уже во всех направлениях. К небу густо взметнулся огонь и черный дым. Жуткий грохот прокатился по окрестностям, как громадный валун. Бревна дождем падали на землю со стороны Моттона, приземляясь на шоссе и окружающие поля, словно громадные соломинки. Одно стукнуло по крыше внедорожника, принадлежащего Тюленю, и продавило ее. Ветровое стекло выплеснулось на капот фонтаном осколков. Другое бревно упало перед самим Тюленем. Барби уже не бежал — только смотрел. Тюлень отпрянул, упал, уставился на бревно, которое едва не лишило его жизни, поднялся. Постоял, покачиваясь, с округлившимися от ужаса глазами. Барби направился к нему и через двенадцать шагов наткнулся, как ему показалось, на кирпичную стену. Отшатнулся, почувствовав, как теплая жидкость течет из носа по губам. Смахнул полную ладонь крови, посмотрел на руку, не веря своим глазам, потом вытер ладонь о рубашку. Теперь автомобили подъезжали с двух направлений, из Моттона и из Честерс-Милла. Три фигурки, пока еще маленькие, бежали по пастбищу от фермерского дома на другом его краю. Несколько водителей жали на клаксоны, словно гудки каким-то образом могли решить все проблемы. Первый автомобиль, подъехавший из Моттона, свернул на обочину достаточно далеко от горящего лесовоза. Две женщины вылезли из кабины и, прикрыв глаза ладонями, уставились на столбы огня и дыма. 7 — Твою мать, — едва слышно выдохнул Тюлень. Он направлялся к Барби через поле, держась подальше от погребального костра. Водитель, возможно, перегрузил лесовоз и ехал слишком быстро, подумал Барби, но по крайней мере похороны он себе устроил, как викинг. — Вы видели, куда упало одно бревно? Я чуть не обделался. Оно могло раздавить меня, как жука. — У вас есть мобильник?! — Барби пришлось возвысить голос, чтобы перекрыть треск горящего лесовоза. — В машине. Если хотите, попробую его достать. — Нет, подождите. — Барби вдруг подумал с облегчением, что все это, возможно, сон, иррациональный сон, в котором езда под водой на велосипеде или разговор о своей сексуальной жизни на незнакомом для тебя языке воспринимаются как само собой разумеющееся. С его стороны барьера первым подъехал толстячок на старом пикапе «джи-эм-си». Барби мужчину узнал — помнил по «Эглантерии»: Эрни Кэлверт, бывший управляющий «Мира еды», ныне на пенсии. Эрни во все глаза смотрел на пожар на дороге, но при этом держал мобильник в руке и что-то в него наговаривал. Барби мало что слышал из-за треска огня, но смог разобрать: «Похоже, дело серьезное», — и предположил, что Эрни говорит с полицией. Или с пожарными. Если с пожарными, Барби надеялся, что из Касл-Рока. В маленьком пожарном депо Честерс-Милла стояли две машины, но Барби полагал, что тушить им придется, если они таки приедут, только травяной пожар, который не разгорался, а уже гас сам по себе. Лесовоз горел буквально на расстоянии вытянутой руки, но Барби сомневался, что здешним пожарным удалось бы до него добраться. Это сон, сказал он себе. Если на этом настаивать, то сможешь хоть как-то функционировать. К двум женщинам со стороны Моттона присоединилось с полдесятка мужчин, тоже прикрывавших глаза ладонями. Автомобили теперь стояли на обеих обочинах. Новые люди подъезжали и присоединялись к толпе. То же самое происходило и на стороне Барби. Создавалось впечатление, что на дороге расположились два конкурирующих блошиных рынка — полные выгодных предложений, — которые разделяла граница. Один со стороны Моттона, второй — Честерс-Милла. Прибыла троица с фермы — сам фермер и двое его сыновей-подростков. Мальчикам бег дался легко, фермер же покраснел и задыхался. — Вот дерьмо! — воскликнул старший сын и тут же схлопотал от отца подзатыльник, которого, судя по всему, и не заметил. Глаза его вылезли из орбит. Младший брат протянул ему руку, а когда старший взял ее, начал плакать. — Что здесь произошло? — спросил фермер Барби, сделав глубокий вдох между здесь и произошло. Барби вопрос проигнорировал. Он медленно двинулся к Тюленю, выставив перед собой правую руку. Тюлень, поняв его без слов, ответил тем же. Приближаясь к тому месту, где находился барьер (определить его труда не составляло — там прямой линией обрывалась сгоревшая трава), Барби замедлил шаг. Он уже приложился к барьеру физиономией. Повторения не хотелось. Внезапно все его тело покрылось гусиной кожей. Мурашки побежали вверх от лодыжек до шеи, и он почувствовал, как на затылке шевелятся и встают дыбом волосы. Яйца зазвенели, как камертон, и на мгновение во рту появился металлический привкус. В пяти футах от него — в пяти футах, которые постепенно сокращались — глаза Тюленя, и без того широко раскрытые, раскрылись еще шире. — Вы тоже почувствовали? — Да. Но теперь это ушло. А у вас? — Ушло, — кивнул Тюлень. Их вытянутые вперед руки не соприкоснулись, и Барби вновь подумал о стеклянной панели: ты прикладываешь к ней руку изнутри, твой приятель — снаружи, пальцы ложатся друг на друга, но касания нет. Он отвел руку, ту самую, которой вытирал хлынувшую из носа кровь, и увидел повисшие в воздухе красные очертания своих пальцев. У него на глазах кровь начала собираться в капельки. Совсем как на стекле. — Святый Боже, что все это значит? — прошептал Тюлень. Ответа у Барби не было. Прежде чем он успел что-то сказать, Эрни Кэлверт похлопал его по спине. — Я позвонил копам. Они едут, но в пожарной команде никто не отвечает. Автоответчик предложил мне позвонить в Касл-Рок. — Так позвоните. — Барби увидел, как очередная птица примерно в двадцати футах от них упала на пастбище и исчезла. Падающая птица подсказала Барби новую идею, порожденную, вероятно, тем периодом времени, когда он ходил с оружием в руках на другом конце света. — Но сначала, думаю, вам нужно позвонить в Национальную гвардию ВВС в Бангоре. Эрни вытаращился на него: — В Гвардию?