* * * Холодным февральским днем 1984 года, через пять месяцев после появления жуков, Брайан всунулся в кабинет сержанта. Тони Скундист находился в Скрантоне, пытался объяснить, почему он не полностью израсходовал бюджетные средства, выделенные на 1983 год (одного-двух экономных сержантов хватало, чтобы в глазах законодателей остальные выглядели транжирами), и высокое кресло занимал Сэнди Диаборн. — Думаю, тебе лучше приподняться и пройти к гаражу, босс. Код Д. — О каком коде Д мы говорим, Брай? — Багажник открыт. — И ты уверен, что он не просто открылся? Фейерверков не было с Рождества. Обычно… — Обычно перед этим случается фейерверк, я знаю. Но последнюю неделю в гараже держалась слишком низкая температура. Кроме того, я там что-то вижу. Этого хватило, чтобы Сэнди вскочил. Почувствовал, как гулко забилось сердце. Опять придется убирать всякую дрянь. «Пожалуйста, Господи, только не еще одну рыбу, — взмолился он. — Ничего такого, что нужно смывать из шланга, надев маску». — Ты думаешь, это живое? — спросил Сэнди. Он надеялся, что голос звучит спокойно, но внутри его уже трясло. — То, что ты видел, оно похоже… — Оно похоже на растение, торчащее корнями вверх, — ответил Брайан. — Часть свешивается на задний бампер. И вот что я скажу, босс, оно немного похоже на длинноцветковую лилию. — Пусть Мэтт вызовет Керта. Тем более что смена у него уже заканчивается. Керт подтвердил, что получил код Д, сказал, что находится на Соумилл-роуд и подъедет через пятнадцать минут. Этого времени вполне хватило Сэнди, чтобы взять из будки желтую веревку и насмотреться на очередной «подарок» в слабенький бинокль, который тоже держали в будке. Он согласился с Брайаном. Из багажника вроде бы свешивалось растение и оно напоминало длинноцветковую лилию Истер. Вырванную с корнем дней пять назад и уже наполовину засохшую. Появился Керт, припарковался перед заправочной колонкой, подбежал к тому месту, где Сэнди, Брайан, Хадди, Арки Арканян и несколько других патрульных стояли у окон гаража в позе охранника городской достопримечательности. Сэнди протянул бинокль, Керт взял. Простоял с минуту, сначала подстраивал резкость, потом только смотрел. — Ну, — спросил Сэнди, когда Керт наконец насмотрелся. — Я иду в гараж. — Слова эти ни в коей мере Сэнди не удивили, иначе зачем бы он брал веревку. — А если эта торчащая из багажника хреновина не подпрыгнет и не попытается меня укусить, я ее сфотографирую, сниму на видео и упакую в мешок. Мне нужно пять минут, чтобы подготовиться. Он уложился быстрее. Вышел из здания в хирургических перчатках, в ПШП они уже получили прозвище «спидовские рукавички», фартуке парикмахера, резиновых галошах и шапочке для плавания. На шее у него болталась «пафф-пэк», маленькая пластиковая дыхательная маска с запасом кислорода на пять минут. В одной затянутой в перчатку руке он нес «полароид». За пояс засунул зеленый пластиковый мешок для мусора. — Эй, красавчик! — крикнул Хадди, снимая его на видеокамеру. — Помаши рукой своим верным фанам! Кертис Уилкокс помахал. Некоторые из фанов смотрели эту пленку и через семнадцать лет после его безвременной гибели, стараясь не плакать, даже когда смеялись, глядя на его глупый наряд. Из раскрытого окна коммуникационного центра Мэтт запел ему вслед на удивление сильным тенором: «Обними меня.., красавчик! Поцелуй меня.., красавчик!» Керт и ухом не повел — его занимали другие мысли. К нему это словно и не относилось, а смех.., друзья смеялись над чем-то еще в соседней комнате. И глаза его горели рисковым огнем. — По-моему, мы слишком торопимся, — сказал Сэнди, завязывая петлю на талии Керта. Без особой надежды отговорить его. — Нам следовало бы подождать, во что все выльется. Убедиться, что больше из багажника ничего не появится. — Все будет хорошо, — рассеянно ответил Керт. Если он и слушал Сэнди, то вполуха. Уже находился в гараже, прокручивал в голове порядок своих действий. — Может, — не унимался Сэнди, — может, мы становимся слишком беспечными, забываем об осторожности. — Он не знал, так ли это, но хотел высказать свои опасения вслух, узнать мнение остальных. — Начинаем верить, что ничего ни с кем из нас не случится, потому что до сих пор обходилось. Именно это губит копов и укротителей львов. — С осторожностью у нас все в порядке, — ответил Керт и в подтверждение своих слов попросил всех чуть отойти. А когда они отошли, взял видеокамеру у Хадди, установил на треногу и повернулся к Арки. — Открой ворота. Арки нажал на кнопку пульта дистанционного управления, висевшего на поясе, ворота, отъезжая, заскрежетали. Керт сдвинул ремешок «полароида» на сгиб локтя, поднял треногу с видеокамерой и вошел в гараж Б. Постоял на полпути между воротами и «бьюиком», одной рукой обхватив «пафф-пэк», готовый надвинуть маску на рот и нос, если вонь будет такая же, как и от «рыбы». — Не так уж плохо, — поделился он своими впечатлениями. — Пахнет чем-то сладким. Может, это действительно длинноцветковая лилия. Он, конечно, шутил. Цветы, числом три, бледные, как ладонь трупа, почти прозрачные, формой напоминали воронку. К донышку каждого цветка прилепился темно-синий комок, по консистенции напоминающий желе. Из желе торчали маленькие черные столбики. Стебли выглядели скорее как ствол дерева, чем часть растения, шероховатую зеленую поверхность изрезали многочисленные трещины. Бурые пятна на стеблях напоминали плесень, и они разрастались. Стебли торчали из кома черной земли. Когда Кертис наклонился к растению (никому из зрителей это не понравилось, они словно наблюдали за человеком, сующим голову в пасть медведя), он вновь почувствовал капустный запах. Слабый, конечно, но ошибки быть не могло. О чем он и сказал. — Сэнди, и еще пахнет морской солью. Я это знаю. Не одно лето провел на Кейп-Код[52]. Этот запах ни с чем не спутаешь. — Мне без разницы, чем там пахнет, трюфелями или икрой, — ответил Сэнди. — Вылезай оттуда к чертовой матери. Керт рассмеялся, ох этот тревожно-мнительный Диаборн, но подался назад. Поставил треногу, навел камеру на багажник, включил. Сделал несколько снимков «полароидом». — Зайди, Сэнди. Хочу, чтобы ты посмотрел. Сэнди обдумал предложение. Плохая идея, очень плохая. Глупая. Это однозначно. И как только с этим все стало ясно, он отдал бухту желтой веревки Хадди и вошел в гараж. Посмотрел на увядшие цветы, лежащие в багажнике, один перевесился через край (его-то и увидел Коул), и не смог подавить пробежавшую по телу дрожь. — Я знаю. — Керт понизил голос, чтобы слова не доносились до патрульных, не входивших в гараж. — Больно смотреть, да? Визуальный эквивалент звука, когда кто-то скребет ногтями по грифельной доске. — Сэнди кивнул. Керт попал в десятку. — Но чем обусловлена такая реакция. Не понимаю. А ты? — Не знаю. — Сэнди облизал вдруг пересохшие губы. — Может, потому, что мы видим все вместе. Много белого. — Белое. Цвет. — Да. Неприятный. Как брюшко жабы. — Как паутина на цветах, — добавил Керт. Они переглянулись, постарались улыбнуться, но получилось не очень. Поэты дорожной полиции. Патрульный Фрост и патрульный Сэндберг[53]. Еще немного, и они начнут сравнивать эти чертовы цветочки с летним днем. Но приходится предпринимать такие попытки: осознать то, что видишь перед собой, кроме как с помощью поэтических сравнений, невозможно. Вот они и роились в голове Сэнди. Белые, как хлеб святого причастия во рту мертвой женщины. Белые — налет под языком при афтозном стоматите. Белые, как пена создания на гребне пространства. — Все это приходит из мест, которые мы даже представить себе не можем, — продолжил Керт. — Наше сознание не способно такое воспринять. Говорить об этом бесполезно.., с тем же успехом можно пытаться описать четырехугольный треугольник. Посмотри туда, Сэнди. Видишь? — Палец в перчатке указывал на сухое коричневое пятно под мертвенно-бледным цветком. — Да, вижу. Похоже на ожог. — И становится больше. Все пятна растут. И посмотри на этот цветок. — Еще одно коричневое пятно, напоминающее расширяющуюся дыру на нежной, белой поверхности цветка. — Это декомпрессия. Она идет не так, как у «летучей мыши» или «рыбы», но тем нее менее идет. Не так ли? Сэнди кивнул. — Вытащи мешок для мусора у меня из-за пояса и раскрой его. Сэнди вытащил, раскрыл. Керт сунулся в багажник, ухватил цветок у самого комка земли. В этот самый момент их обдало запахом тухлой капусты и огурцов. Сэнди отступил на шаг, поднял руку ко рту, с трудом подавляя тошноту. — Держи мешок открытым! — просипел Керт, словно человек, набравший в легкие ароматного табачного дыма и не желающий с ним расставаться. — Господи, держать это дерьмо так неприятно! Даже в перчатках! Сэнди вновь раскрыл мешок, тряхнул им. — Только быстрее! Керт бросил засыхающее растение в мешок, мерзко зашуршал пластик. Шуршание это напоминало сухой сдавленный крик, будто кого-то зажали между двумя досками и безжалостно душили. Все эти сравнения к этому случаю не подходили, но тем не менее мелькали в голове. Сэнди Диаборн не мог подобрать слов, чтобы выразить свое отвращение к этим трупным лилиям. К ним и всем остальным «выкидышам» загадочного автомобиля. Если думать о них слишком долго, велика вероятность, что в результате можно свихнуться. Избавившись от цветка, Керт хотел вытереть руки о рубашку, но в последний момент передумал. Вновь наклонился над багажником и быстро вытер их о коричневый коврик. Затем стянул перчатки, знаком показал Сэнди, что надо вновь раскрыть мешок, бросил их к лилиям. Из мешка поднялась волна вони, и Сэнди подумал о матери, пожираемой раком, которая за неделю до смерти рыгнула ему в лицо. Инстинктивная, но слабая попытка блокировать это воспоминание, провалилась. «Только бы не вырвало, — подумал Сэнди. — Господи, помоги». Керт убедился, что отснятые «полароиды» заткнуты за пояс, захлопнул крышку багажника. — Пора убираться отсюда. Что скажешь, Сэнди? — Скажу, что это самая дельная мысль, которую ты высказал за год. Керт ему подмигнул. Как подмигивают известные остряки, да только бледность и катящиеся по щекам и лбу капли пота указывали, что ему вовсе не весело. — Поскольку сейчас только февраль, у меня еще есть шанс придумать что-нибудь более дельное. Пошли. * * * Четырнадцать месяцев спустя, в апреле 1985 года, «бьюик» устроил короткое, но яростное светотрясение, самое значительное после года Рыбы. Интенсивность вспышек опровергла версию Керта и Тони, что со временем «роудмастер» теряет способность накапливать и выделять прежние объемы энергии. А вот краткость события, наоборот, подтверждала эту версию. Но с другой стороны, «бьюик» жил своей жизнью, и любые предсказания основывались не на знаниях, а на наитии. Через два дня после светотрясения, когда стрелка термометра в гараже Б устойчиво стояла на отметке 60[54], крышка багажника открылась и из него, будто потоком сжатого воздуха, вынесло красную палку. Арки Арканян в этот момент находился в гараже, вешал на стену штыковую лопату и напугался до смерти. Красная палка ударилась об одну из потолочных балок, с грохотом упала на крышу «бьюика», скатилась с нее на пол. Привет, незнакомец. Длиной палка была девять дюймов, с необработанной поверхностью, толщиной с запястье мужчины, с двумя дырами от сучков на конце. Энди Колуччи, десять минут спустя разглядывавший палку в бинокль, заявил, что эти дыры — глаза, а наросты на боковой поверхности — лапка, возможно, поднятая перед самой смертью. Энди подумал, что никакая это не палка, а красная ящерица. Вроде «рыбы», «летучей мыши» и «лилий». В гараж, чтобы подобрать подарок «бьюика», на этот раз вошел Тони Скундист, в тот же вечер в «Тэпе» он рассказал нескольким патрульным, что с огромным трудом заставил себя прикоснуться к палке. — Эта хреновина смотрела на меня. Вот что я чувствовал. Деревяшка это или живое существо. — Он налил стакан пива, выпил одним глотком. — Надеюсь, на том все закончится. Очень на это надеюсь. Разумеется, не закончилось. Ширли