— Ага, и мир рухнул бы в бездну, если бы не великая черепаха. Вместо того, чтобы падать и падать, он приземлился на ее панцирь. — Так нам говорили, и мы говорим, спасибо тебе. Начнешь с того, как чудовища откусили мои пальцы. — Дад-а-джум, дад-а-вальцы, чертовы омары отъели тебе пальцы, — и Кинг рассмеялся. — Да. — Ты бы избавил меня от многих неприятностей, если бы умер, Роланд, сын Стивена. — Я знаю. То же самое можно сказать не только обо мне, но и об Эдди, и об остальных моих друзьях, — тень улыбки искривила уголки рта стрелка. — Потом, после омароподобных чудовищ… — Эдди идет, Эдди идет, — прервал его Кинг и небрежно махнул рукой, как бы говоря, что он все знает и незачем Роланду тратить попусту его время. — Узник, Толкач, Госпожа Теней. Мясник, пекарь и свечных дел мастер, — он улыбнулся. — Как говорит мой сын Джо. Когда? Роланд моргнул, застигнутый вопросом врасплох. — Когда, когда, когда? — Кинг поднял руку и Эдди в изумлении увидел, как тостер, вафельница и сушилка, на которой стояли чистые тарелки поднялись и выплыли в солнечный свет. — Ты спрашиваешь, когда тебе следует снова начать работу? — Да, да, да! — нож сорвался с сушилки, пересек комнату и вонзился в стену. А потом вся кухонная утварь вернулась на прежние места. — Слушай песню Черепахи, крик Медведя, — ответил Роланд. — Песнь Черепахи, крик Медведя. Матурин, из романов Патрика О’Брайана[92]. Шардик, из романа Ричарда Адамса[93]. — Да. Если ты так говоришь. — Хранители Луча. — Да. — Моего луча. Роланд пристально всмотрелся в него. — Ты так говоришь? — Да. — Тогда пусть так и будет. Услышав песнь Черепахи и крик Медведя, ты должен снова начать писать. — Когда я открываю глаз в твой мир, он видит меня, — пауза. — Оно. — Я знаю. Мы постараемся защищать тебя в эти моменты, точно так же, как пытаемся защитить розу. Кинг улыбнулся. — Я люблю розу. — Вы ее видели? — спросил Эдди. — Конечно, в Нью-Йорке. Надо подняться по улице от отеля «ООН-Плаза». Раньше там был магазин деликатесов. «Том и Джерри». Чуть в глубине. А теперь на месте магазина пустырь. — Ты будешь рассказывать нашу историю, пока не устанешь, — продолжил Роланд. — Когда ты больше не сможешь ее рассказывать, когда песня Черепахи и крик Медведя станут едва слышными, тогда ты прервешься, чтобы отдохнуть. А как только вновь появятся силы, будешь писать дальше. Ты… — Роланд… — Сэй Кинг? — Я сделаю, как ты говоришь. Я буду слушать песнь Черепахи и, всякий раз, услышав ее, продолжу писать твою историю. Если буду жив. Но ты тоже должен слушать. Ее песню. — Чью? — Сюзанны. Ребенок убьет ее, если вы не поспешите. А ваши уши должны быть очень чуткими. Эдди в испуге взглянул на Роланда. Стрелок кивнул. Пора двигаться дальше. — Послушай меня, сэй Кинг. Я рад, что мы встретились в Бриджтоне, но теперь мы должны покинуть тебя. — Хорошо, — в голосе слышалось столь искреннее облегчение, что Эдди едва не рассмеялся. — Ты останешься на этом месте, там, где сейчас стоишь, еще на десять минут. Ты понимаешь? — Да. — Потом ты проснешься. В очень хорошем настроении. И забудешь, что мы побывали здесь, будешь помнить об этом только на самых глубоких уровнях своего сознания. — В ямах на дне, заполненных илом. — В ямах на дне, заполненных илом, именно так. А наверху ты будешь думать, что прилег поспать. И отлично выспался. Ты поедешь за своим сыном, а потом уже с ним, куда нужно. Ты будешь отлично себя чувствовать. Будешь жить полноценной жизнью. Напишешь много историй, но каждая из них будет в большей или меньшей степени связана с этой. Ты понимаешь? — Йя-я, — ответил Кинг голосом уставшего и чем-то раздраженного Роланда, и Эдди вновь почувствовал бегущие по спине мурашки. — Потому что видимое не может оставаться невидимым. А то, что известно, не может быть неизвестным, — он помолчал. — За исключением, возможно, смерти. — Да, возможно. Всякий раз, когда ты услышишь песнь Черепахи, раз уж так все это звучит для тебя, ты будешь вновь браться за нашу историю. Единственную реальную историю, которую ты должен рассказать. А мы постараемся тебя защитить. — Я боюсь. — Знаю, но мы постараемся… — Я не об этом. Я боюсь, что не успею закончить ее, — теперь он не говорил — шептал. — Боюсь, что Башня упадет, а вина за это ляжет на меня. — Это решать ка, не тебе, — ответил Роланд. — Или мне. Думаю, мы получили ответы на все вопросы. А теперь… — он кивнул Эдди, встал. — Подождите, — вырвалось у Кинга. — Мне разрешено отправить почту, но только один раз. «Говорит, как заключенный в колонии строгого режима», — подумал Эдди, а вслух спросил: — И кто разрешает вам отправить почту, Стив? Кинг нахмурился. — Ган? — задал вопрос самому себе. — Это Ган? — потом, словно солнце, пробивающееся сквозь утренний туман, лоб его разгладился, на губах появилась улыбка. — Думаю, я сам! Я могу послать себе письмо, может, даже маленькую посылку… но только раз, — улыбка стала шире. — Все это… похоже на сказку, не так ли? — Да, действительно, — согласился Эдди, думая о стеклянном дворце, который перегородил автостраду в Канзасе. — И что ты сделаешь? — спросил Роланд. — Кому отправишь письмо или посылку? — Джейку, — без запинки ответил Кинг. — И что ты ему скажешь? Голос Кинга стал голосом Эдди. Не имитацией — истинным голосом Эдди. И голос этот заставил Эдди похолодеть. — Дад-а-чам, дад-а-чом, — нараспев произнес Кинг. — Не волнуйся, ты с ключом! Они ждали продолжения, но, похоже, напрасно. Эдди посмотрел на Роланда, и на этот раз пришла его очередь вертануть пальцами: мол, пора идти. Роланд кивнул и они направились к двери. — От всего этого просто мороз по коже, — заметил Эдди. Роланд не ответил. Эдди остановил его, прикоснувшись к руке. — Вот что еще, Роланд. Пока он загипнотизирован, может, сказать ему, чтобы он бросил пить и курить. Особенно курить. Похоже, сигарету он изо рта не выпускает. Ты же сам видишь, повсюду эти гребаные пепельницы. На губах Роланда заиграла улыбка. — Эдди, если начинать курить после того, как легкие полностью сформировались, табак удлиняет жизнь, не укорачивает. По этой причине в Гилеаде курили все, за исключением разве что самых бедных, но они старались как-то разжиться куревом. Во-первых, табак не подпускает к легким вызывающие болезни испарения. Во-вторых, отгоняет многих опасных насекомых. Все это знают. — Главный хирург Соединенных Штатов порадовался бы, узнав, что в Гилеаде все это знают, — сухо ответил Эдди. — А как насчет выпивки? Допустим, как-нибудь вечером, в изрядном подпитии, он перевернется на своем джипе или на автостраде выедет на встречную полосу и столкнется с кем-нибудь? Роланд обдумал его слова, потом покачал головой. — Я и так оказал сильное воздействие на его разум, влез в дела ка. Сделал все, что мог, на большее я просто не решаюсь. Нам, конечно, придется приглядывать за ним все эти годы, пока он… что ты качаешь головой? Пока история будет «выходить» из него. — Может и так, но мы не сможет приглядывать за ним двадцать два последующих года, если только не решим бросить Сюзанну… а я на это никогда не пойду. Как только мы прыгнем вперед, в 1999 год, возврата в прошлое не будет. Во всяком случае, в этом мире. Какие-то мгновения Роланд молчал, глядя на человека, который стоял, прислонившись к столику, спал на ногах, но с открытыми глазами, волосы падали на лоб. Еще семь или восемь минут, и Кинг проснется, начисто забыв о появлении в его доме Роланда и Эдди… при условии, что к тому времени они уедут. Эдди не верил, что стрелок оставит Сюзи в минуту смертельной опасности… но ведь он позволил Джейку упасть, не так ли? Позволил Джейку упасть в пропасть, однажды такое случилось. — Тогда ему придется продержаться в одиночку, — прервал затянувшуюся паузу Роланд, и Эдди облегченно вздохнул. — Сэй Кинг. — Да, Роланд. — Помни, услышав песнь Черепахи, ты должен отложить в сторону все остальное и рассказывать эту историю. — Я так и сделаю. По крайней мере, постараюсь. — Хорошо. И тут писатель сказал: — Шар нужно убрать с доски и разбить.