— Потому что это не магическая дверь, правда? Миа улыбнулась, кивнула, хлопнула себя по колену. Сюзанна смотрела на нее, чувствуя, как нарастает волнение. — Это еще одна половина пары, один из близнецов, — выдохнула она. — Ты так говоришь? — Да. Только на этот раз Труляля и Траляля — наука и магия. Рациональное и иррациональное. Здравомыслие и безумие. Неважно, какими терминами ты воспользуешься, если есть что-то одно, у него обязательно найдется пара. — Неужели? Ты так считаешь? — Да! Магические двери, вроде той, что нашел Эдди, и через которую ты перетащила меня в Нью-Йорк, обеспечивают двустороннее движение. Двери, которые изготовил «Норд сентр позитроникс», чтобы заменить их, когда Прим спал, а магия иссякла… они могут «открываться» только в одну сторону. Это я поняла правильно? — Думаю, да. — Возможно, до того, как мир сдвинулся, они просто не успели придумать, как обеспечить двустороннюю телепортацию. В любом случае, Волки попадают в Кэлла с помощью двери, а возвращаться в Федик им приходится на поезде. Так? Миа кивнула. Сюзанна более не вспоминала о том, что она всего лишь пытается убить время. Такая информация впоследствии могла очень даже пригодиться. — А после того, как люди Короля, «низкие люди» Каллагэна покопались в мозгах детей, что происходило потом? Наверное, они возвращались через дверь под замком. Попадали в то же место, откуда Волки начинали набег. И до дома их довозил поезд. — Ага. — А почему они вообще возвращают детей? — Женщина, я не знаю, — тут Миа перешла на шепот. — Под замком Дискордия есть еще одна дверь. Еще одна дверь в комнатах руин. Только через эту дверь… — она облизала губы. — Через эту дверь уходят в тодэш. — Тодэш? — переспросила Сюзанна. — Я знаю это слово, знаю, что оно означает, но не понимаю, с чего такой страх перед… — Миров бесконечное множество, в этом твой дин совершенно прав, но, даже когда все эти миры близки между собой, скажем множество Нью-Йорков, их разделяют бесконечные пространства. Представь себе пространства между внутренней и наружной стенами дома. Пространства, где всегда темно. Но ведь темнота не говорит о том, что пространство это пустое. Не так ли, Сюзанна? «В тодэшной тьме живут чудовища». Кто так говорил? Роланд? Вроде бы нет, тодэш он называл Прыжком, да и какое это имело значение? Главное, она понимала, что имела в виду Миа, а если так, это было ужасно. — В стенах живут крысы, Сюзанна. В стенах живут летучие мыши. В стенах живут кусачие, сосущие кровь насекомые. — Прекрати, мне все ясно. — Эта дверь под замком — одна из их ошибок, я в этом убеждена, потому что ведет она в никуда. В тьму между мирами. В тодэшное пространство. Но не пустое, — она еще больше понизила голос. — Эта дверь для злейших врагов Алого Короля. Их бросают в тьму, где они могут жить долгие годы, слепые, бредущие неведомо куда, безумные. Но конец их ждет один: что-то их находит и пожирает. Чудовища, представить себе которых наш разум просто не в силах. Сюзанна попыталась нарисовать дверь и то, что ждало за ней. Не хотела, но ничего не смогла с собой поделать. Во рту у нее пересохло. А Миа продолжила все так же тихо, доверительно: — Существовало много мест, где древние люди пытались соединить магию и науку, но это, возможно, единственное оставшееся, — она мотнула головой в сторону «Догана». — Именно туда отвел меня Уолтер, чтобы сделать меня смертной, чтобы мой путь навсегда разошелся с путем Прима. Чтобы сделать меня такой же, как ты. 13 Миа знала не все, но Сюзанне уже стало ясно, что Уолтер/Флегг предложил призраку, который потом стал Миа, сделку, обратную предложенной Фаусту. Если она соглашалась расстаться со своим практически вечным, но бестелесным состоянием и стать смертной женщиной, то могла забеременеть и родить ребенка. Уолтер честно признал, что получит она очень мало, отдавая все, что у нее есть. Ребенок не будет расти, как растут нормальные дети, как рос Майкл под невидимым, но восхищенным взглядом Миа, и она будет растить его только семь лет, но какими прекрасными смогут стать эти годы! О подробностях Флегг тактично умалчивал, предоставляя Миа возможность рисовать это невыразимо сладкое будущее: как она будет кормить своего ребенка и мыть его, не пропуская нежных складочек под коленями и за ушками; как будет целовать медовую кожу между лопатками; как будет гулять с ним, держа за обе ручки, пока он будет учиться ходить, переваливаясь с ножки на ножку; как будет учить его читать, показывать в небе Старую Звезду и Древнюю Матерь, рассказывать историю о том, как Рыжий Сэм украл у вдовы краюху хлеба; как будет обнимать его и поливать щеки благодарными слезами, когда он произнесет свое первое слово, и понятно какое: «Мама». Этот восторженный рассказ вызвал у Сюзанны смешанные чувства жалости и цинизма. Конечно же, Уолтер виртуозно провел свою партию, продав призраку эту идею, и, как всегда, лучший способ для этого — задействовать воображение покупателя. Он даже предложил чисто сатанинский период пребывания у нее ребенка: семь лет. «Просто распишитесь вот на этой строчке из точечек, мадам, и, пожалуйста, не обращайте внимания на запах серы. Как ни стараюсь, не могу очистить от него свою одежду». Сюзанна понимала суть сделки, но все-таки с трудом представляла себе, что такое возможно. Призрак отдавал бессмертие за тошноту по утрам, за набухающие и болящие груди и, в последние шесть недель беременности, необходимость ходить по малой нужды каждые пятнадцать минут. И подождите, дамы и господа, это еще не все! Прибавьте два с половиной года смены подгузников, отяжелевших от мочи и загруженных говном! А бессонные ночи, когда у ребенка режется первый зуб, и он кричит от боли (и радуйся, мамочка, осталось вылезти только тридцати одному[79]). Эти первые магические капли слюны, которые летят изо рта при недовольном крике ребенка! Эта первая теплая струйка мочи, которая стекает по твоей переносице, когда ребенок выстреливает ею аккурат в тот момент, когда ты меняешь ему подгузник! И да, в этом, несомненно, присутствовала магия. Пусть детей у Сюзанны не было, она знала, если мать любит ребенка, что-то магическое будет и в грязных пеленках, и даже в желудочной колике. Но родить ребенка с тем, чтобы его отняли у тебя, когда начинается самое хорошее время, когда у ребенка наступает, и с этим согласны большинство родителей, период благоразумия, здравомыслия и ответственности? Позволить унести его за красный горизонт Алого Короля? Это же ужасно. Неужто Миа, ослепленная перспективой стать матерью, не понимала, что теперь урезается и обещанная ей малость? Уолтер/Флегг в Федике, население которого выкосила Красная Смерть, вел речь о семи годах с малышом. А вот в телефонном разговоре с Миа, находившейся в номере отеля «Плаза-Парк» Сейр скостил этот срок до пяти лет. В любом случае, Миа приняла условия человека в черном. И действительно, для того, чтобы получить ее согласие, особых усилий и не потребовалось. Ее создали для того, чтобы она стала матерью, именно за этим она поднялась из Прима, она осознала это с того самого момента, как увидела человеческого ребенка, Майкла. Как она могла сказать нет? Даже если бы ей предложили три года, даже если бы предложили один, как? С тем же успехом можно ожидать, что давно сидящий на игле наркоман отказался бы от предложенного ему полного шприца. Миа отвели на Экспериментальную станцию. Улыбающийся, саркастичный (и, несомненно, вызывающий страх) Уолтер, который называл себя то Уолтер Крайнего мира, то Уолтер Всех миров, устроил ей экскурсию. Они увидела большой зал, заставленный кроватями, ожидающих прибытия детей. К изголовью каждой подсоединялся стальной шлем, от которого отходила гибкая сегментированная стальная трубка. Ей не хотелось думать, для чего предназначено это оборудование. Ей также показали и тоннели под Замком-над-бездной, и места, где стоял сильный и удушающий запах смерти. Она… там царила красная темнота и она… — Ты к тому времени уже стала смертной? — спросила Сюзанна. — Тебя послушать, так стала. — Процесс уже пошел, — ответила Миа. — Уолтер называл этот процесс становлением. — Хорошо. Продолжай. Тут воспоминания Миа потонули в темном тумане, не в тодэшной тьме, но тоже не вызывающем приятных ощущений. Какая-то амнезия, от которой остался только цвет — красный. Цвет, которому Сюзанна привыкла не доверять. Сопровождался путь беременной женщины из мира призраков в мир плоти, ее превращения в Миа, проходом через какую-то дверь? Она этого не знала. Но без периода темноты, потери сознания, полагала она, не обошлось, а потом она очнулась: «…какой ты меня видишь. Естественно, еще не беременной». По Уолтеру выходило, что Миа не сможет зачать ребенка, даже став смертной женщиной. Выносить — да, забеременеть — нет. И здесь на помощь пришел один из первородных демонов, оказавший Алому Королю большую услугу, взяв сперму Роланда в женском обличье и влив ее Сюзанне в мужском. Была и еще одна причина. Уолтер о ней не упомянул, но Миа и так знала об этом. — Это пророчество, — она смотрела на пустынную улицу Федика, по которой более не дефилировала женщина-призрак. На другой стороне, перед «Федикским кафе» с надписью «ВКУСНАЯ ЕДА НЕДОРОГО» под названием, молчаливо застыл ржавый робот, похожий на Энди из Кэллы. — Какое пророчество? — спросила Сюзанна. — "Тот, кто станет последним в роду Эльда, зачнет ребенка, совершив инцест, совокупится со своей сестрой или дочерью, и этот ребенок будет помечен, по красной пятке узнают его. Именно он остановит дыхание последнего воина". — Женщина, я — не сестра Роланда и уж точно не его дочь! Возможно, ты не заметила маленького, но существенного различия в цвете нашей кожи, однако, он, так уж вышло, белый, а я — черная, — но Сюзанна, тем не менее, поняла, о чем говорит пророчество. Есть много путей для создания семьи. Родство по крови — лишь один из них. — Разве он не говорил тебе, что означает слово дин? — спросила Миа. — Разумеется, говорил. Лидер. Если бы он возглавлял целую страну, а не горстку зеленых, новоиспеченных стрелков, то звался бы королем. — Лидер и король, ты говоришь правильно. А теперь скажи мне, Сюзанна, не являются ли эти слова жалкой заменой другого слова? Сюзанна промолчала. Миа кивнула, но при этом поморщилась от схватки. И продолжила, едва живот успокоился. — Сперма принадлежала Роланду. Насколько мне известно, ее сохранили каким-то методом, разработанном древними людьми, пока первородный демон менял свою сущность, превращался из женщины в мужчину, но это мелочи. Важно другое: она оставалась живой и нашла себе пару, как и предсказывала ка. — Мою яйцеклетку. — Твою яйцеклетку. — Когда меня насиловали в каменном круге. — Ты говоришь правильно. Сюзанна посидела, глубоко задумавшись. Наконец, подняла голову. — Мне представляется, что я не ошиблась и в другом. Я это уже говорила, тебе не понравилось, полагаю, не понравится и сейчас, но… девочка, ты всего лишь сиделка. На этот раз ответной вспышки ярости не последовало. Миа лишь улыбнулась. — А к кому приходили месячные, пусть и сопровождаемые утренней тошнотой? К тебе. И у кого сейчас большой живот? У меня. Если кто и был сиделкой, Сюзанна из Нью-Йорка, так это ты. — Как такое может быть? Ты знаешь? Миа знала. 14 Младенец, сказал Уолтер, будет переправляться Миа, отсылаться клетка за клеткой, как одна за другой отсылаются строчки факса. Сюзанна уже открыла рот, чтобы спросить, а что такое факс, она о нем слыхом не слыхивала, потом закрыла. В принципе она уловила смысл сказанного Миа, и этого хватило, чтобы ее переполнили ярость и благоговейный трепет. Она была беременной. Более того, по существу, оставалась беременной и в этот самый момент. Но младенец переправлялся (как по факсу) Миа. Это процесс, который начался быстро, а потом замедлился? Или наоборот, начался медленно, а потом набрал скорость? Сюзанна склонялась в сторону второго варианта, потому что по прошествию времени стала чувствовать себя менее беременной. Живот, который немного округлился, и тот вновь стал плоским. И теперь она понимала, почему и она, и Миа испытывали одинаковую привязанность к малому: если уж на то пошло, он принадлежал им обоим. Перешел от одной к другой, как… кровь при переливании. «Только когда берут твою кровь, чтобы перелить кому-то еще, у тебя спрашивают разрешения. Если это врачи, конечно, а не какой-нибудь вампир отца Каллагэна. Ты гораздо ближе к вампирам, Миа, не так ли?» — Наука или магия? — спросила Сюзанна. — Которая из них позволила тебе украсть моего ребенка? От этих слов Миа чуть покраснела, но, повернувшись к Сюзанне, смогла встретить ее взгляд. — Не знаю, — ответила она. — Должно быть, сочетание обеих. И не думай, что правота на твоей стороне! Он — во мне, не в тебе. Он питается моей кровью, моими костями, не твоими. — И что с того? Ты думаешь, это что-нибудь меняет? Ты его украла, с помощью какого-то мерзкого колдуна. Миа яростно замотала головой, волосы заметались вкруг лица. — Нет? — спросила Сюзанна. — Тогда как вышло, что не ты ела лягушек, отлавливая их в болоте, поросят, вытащенных из свинарника, и прочую, Бог знает какую гадость? Как вышло, что тебе понадобились все эти выдумки насчет банкетов в замке, где ты вроде бы и кормилась? Короче, сладенькая, как вышло, что питание для твоего ребенка поступало через мою глотку? — Потому что… потому что… — глаза Миа, Сюзанна это видела, наполнились слезами. — Потому что земля здесь бесплодная. Проклятая земля! Здесь Красная смерть и край Дискордии. Здесь я не могла кормить своего малого! Хороший ответ, решила Сюзанна, но далеко не полный. И Миа тоже это знала. Потому что младенец Майкл, идеальный младенец Майкл, был зачат здесь, здесь родился и здесь же рос до того самого дня, когда Миа увидела его в последний раз. И, если она так уверена в правильности своего ответа, с чего взялись эти слезы? — Миа, они лгали тебе, говоря, что это твой малой. — Ты этого не знаешь, поэтому не говори так, не причиняй мне боль! — Я знаю, — и она знала. Но доказательств у нее не было, черт бы всех побрал! Как доказать то, что чувствуешь, даже если это сильное чувство? — Флегг… Уолтер, если тебе так больше нравится, пообещал тебе семь лет. Сейр говорит, что у тебя будет пять лет. А если они протянут тебе сертификат «ДЕЙСТВИТЕЛЕН ДЛЯ ВОСПИТАНИЯ РЕБЕНКА В ТЕЧЕНИЕ ТРЕХ ЛЕТ. ПРИ НАЛИЧИИ ПЕЧАТИ», когда ты придешь в «Дикси-Пиг»? Тебя и это устроит?