— Да, да, — Эрон Дипно похлопал его по плечу. — А теперь успокойтесь. — Отец отправился из бостонской семинарии в Лоуэлл, в реальном мире. Салемс-Лот, уже нереальный мир. Придуманный писателем, которого зовут… — Я приготовлю вам холодный компресс на лоб… — Хорошая идея, — Эдди закрыл глаза. Мысли смешались. Реальный, нереальный. Жизнь, выдумка. Вышедший на пенсию профессор, приятель Джона Каллема, как в воду глядел: в колонне истины точно была дыра. И Эдди задался вопросом, а знает ли кто, насколько она глубокая? 9 Пятнадцать минут спустя в коттедж, вместе с Роландом, вернулся другой Келвин Тауэр, спокойный, признавший свои ошибки, исправившийся. Спросил Дипно, готов ли контракт, а когда тот кивнул, ничего не сказал, тоже ограничился кивком. Прошел к холодильнику, вернулся с несколькими банками пива «Синяя лента», раздал. Эдди отказался, не хотел мешать алкоголь с таблетками. Тауэр не стал произносить тост, но одним глотком ополовинил банку. — Не каждый день меня мешает с дерьмом человек, который обещает при этом дать мне миллионы и освободить от самого тяжелого камня, что лежит у на сердце. Эрон, суд признает юридическую силу этого контракта? Эрон Дипно кивнул, как показалось Эдди, с сожалением. — Тогда, ладно, — продолжил Тауэр. После паузы добавил. — Хорошо, давайте это сделаем, — но не подписал. Роланд обратился к нему на другом, незнакомом Эдди языке. Тауэра передернуло, он расписался, его губы превратились в такую узкую полоску, что издалека могло показаться, будто рта у него вовсе и нет. Эдди расписался за «Тет корпорейшен», отметив, как это необычно, держать в руке ручку. Он и припомнить не мог, когда такое случилось с ним в предыдущий раз. После того, как на документе появились все необходимые подписи, с сэем Тауэром произошла очередная метаморфоза: он вдруг вернулся в прежнее состояние, посмотрел на Эдди и надломленным голосом выкрикнул: — Вот! Я нищий! Дайте мне мой доллар! Мне обещан доллар! Я чувствую, как из меня уже лезет говно, и мне нужно чем-то подтереться. А потом он закрыл лицо руками. Посидел так несколько секунд, пока Роланд складывал подписанный документ (Дипно засвидетельствовал обе подписи) и убирал в карман. Когда Тауэр опустил руки, слезы на глазах высохли, лицо стало более спокойным. На серых щеках вроде бы даже затеплился румянец. — Я думаю, мне действительно полегчало, — он повернулся к Эрону. — Ты думаешь, эти два cochuhs[67] правы? — Скорее да, чем нет, — улыбнулся Эрон. А Эдди вдруг понял, что нашел-таки способ узнать наверняка, эта ли парочка спасла отца Каллагэна от Братьев Гитлеров… ну, почти наверняка. Один из них тогда сказал… — Послушайте меня. Есть одна фраза, вроде бы на идише. Гей кокниф ен йом. Вы знаете, что она означает? Кто-нибудь знает? Дипно откинул голову, расхохотался. — Да, на идише, все точно. Моя мать все время повторяла ее, когда злилась на нас. Она означает срать в океан. Эдди посмотрел на Роланда. Через пару лет один из этих мужчин, скорее всего, Тауэр, купит перстень-печатку с выгравированными на нем словами «Ex Libris». Возможно потому, каким бы безумным ни казалось это предположение, что Эдди Дин сам подбросил ему такую идею. И Тауэр, эгоистичный, жадный, жалкий, думающий только о книгах Келвин Тауэр, спасет жизнь отцу Каллагэну, который и увидит перстень у него на руке. Он, конечно, едва не наложит в штаны от страха (и Дипно тоже), но он это сделает. И… В этот момент взгляд Эдди упал на ручку, которой Тауэр подписал договор о продаже, обычную ручку «Бик клик»[68], и он наконец-то осознал значение случившегося. Они стали владельцами пустыря. Теперь пустырь принадлежал им. Не «Сомбра корпорейшн», а им. Роза принадлежала им! Ощущение было такое, будто ему только что со всей силы врезали по голове. Роза принадлежала «Тет корпорейшн», компании Дискейна, Дин, Дина, Чеймберза и Ыша. Теперь на них ложилась вся ответственность за судьбу розы, на горе и на радость. Этот раунд они выиграли. Однако, пуля по-прежнему оставалась в ноге. — Роланд, — Эдди повернулся к стрелку, — ты должен кое-что для меня сделать. 10 Пять минут спустя Эдди лежал на кухонном линолеуме в нелепых, до колен, подштанниках, какие носили в Кэлла Брин Стерджис, держа в руке кожаный ремень, которые не один год перекочевывал из одних брюк Эрона Дипно в другие. Рядом с ним стояла миска, наполненная темно-коричневой жидкостью. Дыра в ноге располагалась на три дюйма ниже колена и правее кости. Плоть вокруг нее приподнялась, образовав небольшой твердый конус. Кальдеру[69] этого миниатюрного вулкана заполнял блестящий красно-пурпурный сгусток крови. Под икру Эдди Эрон Дипно подложил два сложенных полотенца. — Ты собираешься загипнотизировать меня? — спросил он Роланда. Потом посмотрел на ремень, который держал в руке и понял, каким будет ответ. — Черт, не собираешься, не так ли? — Нет времени, — Роланд, который до этого рылся в ящике слева от раковины, направился к Эдди. С клещами в одной руке и ножом в другой. Эдди подумал, что это отвратительное сочетание. Стрелок опустился рядом с ним на колено. Тауэр и Дипно стояли в гостиной, наблюдая за происходящим широко раскрытыми глазами. — Корт дал нам один совет, когда мы были мальчишками. Мне тебе его повторить, Эдди? — Если ты думаешь, что он поможет, конечно. — Боль поднимается. От сердца к голове, боль поднимается. Сложи ремень сэя Эрона пополам и сунь в рот. Эдди так и сделал, чувствуя себя круглым дураком и очень испуганный. В скольких вестернах он видел аналогичную сцену? Иногда Джон Уэйн прикусывал палку, иногда Клинт Иствуд прикусывал пулю, и вроде бы в каком-то телефильме Роберт Калп прикусывал именно ремень. Внезапное воспоминание, удивительно яркое, возникло перед его мысленным взором, и ремень вывалился изо рта. Эдди даже вскрикнул. Роланд, который как раз собирался промыть инструменты в антисептическом растворе, налитом в миску, озабоченно взглянул на Эдди. — Что такое? Какие-то мгновения Эдди не мог ответить. В груди не осталось воздуха, легкие просто сложились. Он вспомнил фильм, который вместе с братом смотрел как-то днем по телевизору в их квартире, расположенной в (бруклинском) (бронкском) Кооп-Сити. Обычно Генри, как более сильный и старший, выбирал, что они будут смотреть. Эдди, если и протестовал, то нечасто и недолго, потому что обожал старшего брата (затягивание протестов грозило Ожогом индейской веревки или Голландским захватом шеи). Что Генри нравилось, так это вестерны. Фильмы, в которых кому-то из героев рано или поздно приходилось прикусывать палку или пулю. — Роланд, — голос слабеньким шепотом сорвался с губ. — Роланд, послушай. — Я слышу тебя очень хорошо. — Есть один фильм. Я рассказывал тебе о фильмах, так? — Истории, рассказанные в движущихся картинках. — Иногда Генри и я оставались дома и смотрели их по телевизору. Телевизор, в принципе, машина для показа фильмов дома. — Некоторые говорят, для показа дерьма, — вставил Тауэр. Эдди пропустил его слова мимо ушей. — В одном из фильмов речь шла о мексиканских крестьянах, тех же фермерах и ранчерах Кэллы, которые наняли стрелков, чтобы те защитили их от бандитов. Бандиты каждый год совершали набег на их деревню и увозили с собой урожай. Тебе это о чем-то напоминает? Во взгляде Роланда читалось серьезность и, возможно, грусть. — Да, конечно. — И название городка Тиана. Мне оно всегда казалось знакомым, только я не мог понять, почему. Теперь понимаю. Фильм назывался «Великолепная семерка», и, между прочим, Роланд, сколько нас было в тот день в окопе, когда мы поджидали Волков? — Вас не затруднит объяснить нам, о чем вы, собственно, говорите? — спросил Дипно. Спросил вежливо, но Роланд и Эдди проигнорировали и его. Роланд на мгновение задумался. — Ты, я, Сюзанна, Джейк, Маргарет, Залия и Роза. Еще близнецы Тавери и сын Бена Слайтмана, но бойцов — семеро. — Да. И связь, которую я никак не мог уловить, — режиссер фильма. Когда снимаешь фильм, нужен человек, который все организует. Это режиссер. Он — старший на съемочной площадке. Роланд кивнул. — Старшего «Великолепной семерки» звали Джон Стерджис. Роланд задумался разве что на мгновение, прежде чем найти объяснение. — Ка. Эдди расхохотался. Ничего не мог с собой поделать. Роланд всегда знал ответ. 11 — Для того, чтобы поймать боль, — наставлял его Роланд, — ты должен прикусить ремень в тот самый момент, когда почувствуешь ее. Ты понимаешь? В тот самый момент. Держи ее своими зубами. — Все понял. Только давай побыстрее. — Сделаю все, что в моих силах. Роланд опустил в антисептический раствор сначала клещи, потом нож. Эдди ждал, с ремнем во рту, чуть прихватив его зубами. Да, достаточно только раз уловить общую картину, чтобы все стало ясно, не так ли? Роланд — главный герой, умудренный опытом воин, которого должна играть умудренная опытом, но еще находящаяся на пике популярности знаменитость, вроде Пола Ньюмена, а может, Иствуда в голливудской версии. Он сам — молодой ковбой, которого должна сыграть самая популярная на тот момент молодая звезда. Том Круз, Эмилио Эстевес, Роб Лоув, кто-нибудь такого уровня. А здесь и сейчас декорации, которые нам всем знакомы: хижина в лесу, и будет сниматься сцена, которую мы видели многократно, но по-прежнему не можем оторвать глаз: Извлечение пули. Чего не хватает, так это доносящегося издалека зловещего боя барабанов. И тут Эдди осознал, что барабанов нет, потому что эпизод со зловещими барабанами, они же барабаны Господни, остался в прошлом. Потом этот самый бой барабанов обернулся усиленной динамиками песенной мелодией группы «Z.Z.Top», которую транслировали через громкоговорители, установленные на уличных углах в городе Луде. Да уж, к сожалению, ситуация с ними становилась все яснее и яснее: они были персонажами чьей-то истории. Весь этот мир… «Я отказываюсь в это верить. Я оказываюсь верить, что вырос в Бруклине только из-за ошибки какого-то писателя, ошибки, которую вероятно, исправили в верстке. Эй, отец Каллагэн, я с тобой в одной лодке… отказываюсь верить, что я — персонаж. Это моя гребаная жизнь!» — Давай Роланд! Вытащи из меня это дерьмо. Стрелок полил антисептическим раствором голень Эдди, потом острием ножа удалил из раны сгусток крови. Поднес к ране клещи. — Готовься прикусить боль, Эдди, — пробормотал он, и мгновением позже Эдди ее прикусил. 12 Роланд знал, что делает, проделывал это раньше, да и пуля вошла неглубоко. Ее извлечение заняло не больше девяноста секунд, но эти полторы минуты стали самыми долгими в жизни Эдди. Когда ему удалось разжать пальцы, стрелок положил ему на ладонь расплющенную пулю. — Сувенир, — сказал он. — Остановилась у самой кости. Ты слышал, как щипцы царапнули об нее. Эдди посмотрел на бесформенный кусочек свинца, отбросил, как камешек. — Не нужен он мне, — и вытер пот со лба. Тауэр, настоящий коллекционер, поднял пулю с линолеума. Дипно тем временем зачарованно рассматривал следы от зубов на своем ремне.