— Он заявляет, что находился в состоянии стресса, когда давал такое обещание. И я уверен, что так оно и было. — Так этот сукин сын думает, что мы собираемся надуть его? — спросил Эдди. Ярость глухими ударами бухала в виски. Хоть раз в жизни разбирала его такая злость? Да, однажды. Когда Роланд отказался вернуть его в Нью-Йорк, где он сумел бы раздобыть столь необходимую ему дозу. — В этом все дело? Так надувать его мы не собираемся. Отдадим все, что ему положено, до последнего цента, и даже больше. Клянусь в этом лицом отца своего! И сердцем моего старшего! — Выслушайте меня внимательно, молодой человек, потому что это важно. Эдди посмотрел на Роланда. Тот чуть кивнул, потом затушил окурок на каблуке. Эдди вновь повернулся к Дипно, молча, кипя от злости. — Он говорит, что в этом и проблема. Он говорит, что вы собираетесь заплатить мизерную, чисто номинальную сумму, в подобных случаях это один доллар, а потом выплатить все остальное. Он заявляет, что вы пытались убедить его, что вы — сверхъестественное существо или человек, который имеет доступ к сверхъестественным существам… не говоря уже о доступе к миллионам «Холмс дентал корпорейшн»… но провести его вам не удалось. Эдди смотрел на него, раскрыв рот. — Все это Келвин говорит, — все также спокойно продолжал Дипно, — но сие не означает, что он в это верит. — О чем вы, черт побери? — Келвину страшно трудно расставаться с тем, что попало к нему. У него нюх на редкие и антикварные книги, знаете ли. Он — настоящий литературный Шерлок Холмс, а найдя такую книгу, стремится ее приобрести. Я видел, не раз и не два, как он преследовал владельца нужной ему книги, пока тот не сдавался и не продавал ее. Иногда лишь для того, чтобы Кел перестал обрывать ему телефон, я в этом уверен. С учетом его таланта, местоположения магазина и значительной суммы денег, которую он получил в свое полное распоряжение на двадцать шестой день рождения, Кел должен был стать одним из самых удачливых книготорговцев Нью-Йорка. Но его проблема — не покупка, а продажа. Как только книга, которую он так хотел приобрести, оказывается у него в руках, он просто не может заставить себя с ней расстаться. Я помню, как один книжный коллекционер из Сан-Франциско, почти такой же упорный, как Келвин, уговорил-таки его продать первое издание «Моби Дика» с автографом автора. Кел заработал на этой сделке больше семидесяти тысяч долларов, но и неделю не мог спать. То же самое он испытывает по отношению к пустырю на углу Второй авеню и Сорок шестой улицы. Это единственная недвижимость, помимо книг, которая принадлежит ему. И он убедил себя, что вы хотите украсть у него эту землю. Последовала короткая пауза, которую прервал Роланд. — Но он знает, что это не так, в глубине сердца? — Мистер Дискейн, я не понимаю… — Все ты понимаешь, — прервал его Роланд. — Знает? — Да, — наконец, ответил Дипно. — Я уверен, что знает. — В глубине своего сердца он знает, что мы — люди слова, которые заплатят за его собственность, если только не умрут. — Да, вероятно. Но… — Если он продаст этот пустырь нам, а мы поставим в известность о сделке старшего Андолини… его босса, человека по имени Балазар… — Я слышал это имя, — сухо прервал его Дипно. — Оно постоянно мелькает в газетах. — Тогда этот Балазар оставит в покое твоего друга? Если, конечно, мы растолкуем Балазару, что пустырь твой друг больше продать не может, поскольку владелец сменился, а попытка отомстить сэю Тауэру может дорого ему обойтись. Дипно скрестил руки на узкой груди, ожидая продолжения. Теперь он смотрел на Роланда, как зачарованный. — Короче, если твой друг Келвин Тауэр продаст нам пустырь, все его беды уйдут в прошлое. Как по-твоему, знает он это в глубине своего сердца? — Да, — кивнул Дипно. — Все дело в его нежелании… нежелании расставаться с тем, что попало ему в руки. — Подготовь бумагу, — подвел черту Роланд. — Объект, пустующий участок земли на углу этих двух улиц. Тауэр — продавец. Мы — покупатели. — Покупатель — «Тет корпорейшн», — вставил Эдди. Дипно качал головой. — Я могу подговорить документ, но вы не убедите его продать. Если только не потратите на это неделю, а то и больше, да еще вам придется прикладывать раскаленное железо к его пяткам, а то и яйцам. Эдди что-то пробормотал. Дипно спросил, что он сказал. Эдди ответил, что ничего. На самом деле сказал: «Звучит неплохо». — Мы его убедим, — заверил его Роланд. — Я в этом очень сомневаюсь, друг мой. — Мы его убедим, — повторил Роланд, предельно сухо. Снаружи донесся приближающийся шум двигателя. Маленький автомобиль (Эдди не сомневался, арендованный у «Хертца») подкатил к дому и остановился. «Прикуси язык, прикуси язык», — говорил себе Эдди, но, когда Келвин Тауэр выскочил из кабины, удостоив другой автомобиль разве что мимолетного взгляда, почувствовал, как кровь ударила в голову. Сжал руки в кулаки, а когда ногти вонзились в кожу ладоней, улыбнулся: боль позволила отвлечься. Тауэр открыл багажник арендованного «шеви» и достал большую сумку. «Сегодняшняя добыча», — подумал Эдди. Тауэр коротко глянул на юг, на дым в небе, пожал плечами и направился к коттеджу. «Так и надо, — думал Эдди, — так и надо, сволочь поганая, что-то горит, а тебе до этого нет никакого дела». Несмотря на боль в руке, Эдди еще сильнее сжал кулаки, все глубже вгоняя ногти в кожу. «Ты не можешь его убить, Эдди, — сказала Сюзанна. — Ты это знаешь, не так ли?» Он это знал? А если и знал, послушался бы голоса Сюзи? Любого голоса разума, если уж на то пошло? Эдди не знал. Знал другое: настоящая Сюзанна ушла, ушла вместе с захватившей ее Миа, растворилась в далеком будущем. А вот Тауэр, с другой стороны, здесь, рядом. И в этом просматривалась определенная логика. Эдди где-то прочитал, что после атомной войны выживут, скорее всего, только тараканы. «Не бери в голову, сладенький, просто прикуси язычок и позволь Роланду решить этот вопрос. Ты не можешь его убить». Да, Эдди не мог. Во всяком случае, пока сэй Тауэр не поставил свою подпись над линией из точечек. А вот потом… после того, как… 6 — Эрон! — воскликнул Тауэр, поднявшись на крыльцо. Роланд поймал взгляд Дипно и приложил палец к губам. — Эрон, ей, Эрон! — голос сильного и счастливого человека, не беглеца, а бушмена, вернувшегося с богатой добычей. — Эрон, я ездил к той вдове в Ист-Фрайбург, и, святой Иосиф, у нее есть все романы, которые только написал Герман Вук[63]! Не издания книжного клуба, как я мог ожидать, а… Последовал скрип открывающейся сетчатой двери, шаги в комнате. — …первые издания «Даблдей». «Марджори Морнингстар!» «Бунт на «Кейне»! Я думаю, кому-то на другой стороне озера следовало позаботиться о страховке от пожара, потому что… Он вошел в кухню. Увидел Эрона. Увидел Роланда, сидевшего напротив Дипно, который смотрел на него этими пугающе-голубыми глазами с множеством морщинок по их углам. И, наконец, увидел Эдди. А вот Эдди его не увидел. В последний момент Эдди Дин зажал сцепленные руки между коленями и наклонил голову, уставившись как на руки, так и на доски под ними. Он в прямом смысле прикусил язык. А около большого пальца на правой руке появились две капельки крови. Вот на них Эдди и сосредоточился. Можно сказать, полностью зациклился. Потому что Эдди точно убил бы обладателя этого веселого голоса, если бы тот попался ему на глаза. «Увидел наш автомобиль. Увидел, но даже не подошел к нему. Не позвал своего друга, не спросил, все ли в порядке. Не спросил, жив ли Эрон. Потому что все мысли о книгах этого Германа Вука, не изданиях книжного клуба, а настоящих, первых. И никаких тревог. Потому что воображением ты ничем не отличаешься от Джека Андолини. Ты и Джек, пара паршивых тараканов, ползающих по полу вселенной. В глазах у вас только приз, так? Только гребаный приз». — Вы, — выдохнул Тауэр. Куда только подевались радость и оживление, только что переполнявшие голос. — Парень из… — Парень из ниоткуда, — говорил Эдди, не поднимая головы. — Тот самый, который вытащил тебя из рук Андолини за две минуты до того, как ты наложил в штаны. И так ты платишь за добро? Ты у нас тот еще тип, не так ли? — высказавшись, Эдди вновь прикусил язык. Сцепленные руки дрожали. Он надеялся, что Роланд вмешается… должен вмешаться, не мог ожидать, что Эдди сам справиться с этим эгоистичным монстром… но Роланд молчал. Тауэр рассмеялся. Очень нервно, дребезжащим смехом, примерно так же звучал его голос, когда он понял, кто сидит за столом кухни в арендованном им и Дипно коттедже. — О, сэр… мистер Дин… я действительно думаю, что вы преувеличили серьезность той ситуации… — Что я помню, — Эдди так и не поднимал головы, — так это запах керосина. Я выстрелил из револьвера моего старшего, ты это припоминаешь? Полагаю, нам повезло, что керосин не так сильно испаряется, да и стрелял я в сторону. Они разливали керосин по тому углу, где стоял твой стол. Они собирались сжечь твои самые ценные книги… или я должен сказать твоих лучших друзей, твоих близких? Потому что книги заменяют тебе и друзей, и семью, не так ли? А Дипно, кто он такой, в конце концов? Старикан с раковой опухолью, который побежал с тобой на север, когда тебе понадобился попутчик. Ты бы оставил его умирать в канаве, если бы кто-то предложил тебе первое издание Шекспира или какую-то особенную книгу с автографом Хемингуэя. — Я не желаю этого слышать! — воскликнул Тауэр. — Мне, между прочим, известно, что мой магазин сгорел дотла, а ведь он не был застрахован! Я разорен, и вина в этом ваша! Я требую, чтобы вы немедленно убрались отсюда! — Ты не внес очередной взнос по страховому полису, потому что тебе потребовались деньги на покупку полного комплекта произведений о Хопалонге Кэссиди[64], когда в прошлом году на аукцион выставили библиотеку Кларенса Малфорда, — вставил Эрон Дипно. — Ты сказал мне, что незастрахованным магазин останется лишь временно, но… — Так и было! — теперь в голосе Тауэра слышались обида и удивление, словно он не ожидал удара в спину со стороны лучшего друга. Возможно, и не ожидал. — Магазин оставался незастрахованным только временно, черт побери! — …но винить этого молодого человека, — а вот Дипно продолжал все также сдержанно, но уже с легким укором, — мне представляется в высшей степени несправедливо. — Я хочу, чтобы вы ушли отсюда! — рявкнул Тауэр на Эдди. — Вы и ваш друг тоже! Я не хочу иметь с вами никаких дел! Если я когда-то думал, что мы ударим по рукам, это была… ошибка! — он схватился за это слово, как за самое редкое первое издание, выкрикнул его на два тона выше. Эдди еще сильнее сцепил пальцы. Никогда раньше с такой ясностью не отдавал он себе отчета в том, что револьвер совсем рядом, только протяни руку. А револьвер, похоже, прибавил в весе, чтобы о нем, не дай Бог, не забыли. Эдди взмок от пота; чувствовал его запах. Пятна крови теперь просачивались между ладонями и капали на пол. Он чувствовал, как зубы впиваются в язык. Да, это действенный способ забыть о боли в ноге. Эдди решил, что язык стоит помиловать. Укорачивать его определенно не хотелось. — Что у меня отчетливо сохранилось в памяти после нашей встречи… — И вы взяли книги, которые принадлежат мне, — перебил его Тауэр. — Я хочу, чтобы вы мне их вернули. Я настаиваю на… — Заткнись, Кел, — осадил его Дипно. — Что? — в голосе слышалась не обида — шок. Тауэр едва не потерял дара речи. — Перестань увиливать. Ты заслужил эту выволочку, и ты это знаешь. Если тебе повезет, выволочкой все и закончится. Так что замолчи, и хоть раз в жизни веди себя, как мужчина. — Что я лучше всего запомнил, — продолжил Эдди, — так это ужас, который отразился на твоем лице, когда я сказал Джеку, что я и мои друзья завалим трупами Грэнд-Арми-плазу[65], если он не отстанет от тебя. В том числе трупами женщин и детей. Тебе это не понравилось, но знаешь, что я тебе скажу, Кел? Джек Андолини здесь, прямо сейчас, в Ист-Стоунэме. — Вы лжете! — воскликнул Тауэр. Глубоко вдохнул, произнося эти слова, так что они не сорвались с губ, а влетели в них. — Господи, я бы только порадовался, будь это ложь. Но я видел, как умерли две ни в чем не повинные женщины, Кел. В магазине. Андолини устроил засаду, и, будь ты верующим человеком, но я полагаю, что к Богу ты можешь обратиться только в одном случае, чтобы Он помог тебе не лишиться какого-нибудь первого издания, которое могло уйти в другие руки… Так вот, будь ты верующим человеком, у тебя, возможно, возникло бы желание встать на колени и помолиться богу эгоистичных, одержимых, жадных, бессердечных, нечестных владельцев книжных магазинов о том, чтобы старший Балазара узнал о нашем появлении здесь от женщины по имени Миа, от нее, а не от тебя. Потому что, если сюда привел их ты, Келвин, кровь этих двух женщин на твоих руках! Голос Эдди поднимался и поднимался, и хотя он не отрывал взгляда от пола, его начала бить дрожь. Он чувствовал, как глаза набухают в орбитах, как жилы выступают на шее. Чувствовал, как подтягиваются кверху яички, маленькие и твердые, как косточки персиков. Но более всего он чувствовал желание вскочить, прыгнуть через кухню, легко и непринужденно, как прыгают балетные танцоры, и впиться руками в жирную, белую шею Келвина Тауэра. Он ждал, что Роланд вмешается, надеялся на вмешательство Роланда, но стрелок ничем себя не проявил, и голос Эдди продолжил подъем, к яростному крику. — Одна из этих женщин упала сразу, но вторая… она еще несколько секунд оставалась на ногах. Пуля снесла ей макушку. Я думаю, пулеметная пуля. И эти секунды, оставаясь на ногах, она напоминала вулкан. Только извергала кровь, а не лаву. Да, возможно, проболталась Миа. Есть у меня предчувствие, что это ее работа. Не совсем логичное, но, к счастью для тебя, сильное. Миа воспользовалась знаниями Сюзанны, чтобы защитить своего малого. — Миа? Молодой человек… мистер Дин… я не знаю никакой… — Заткнись! — гаркнул Эдди. — Заткнись, крыса! Лживая, скользкая тварь! Ты — не мужчина, а жадная, загребущая, свинская пародия на него. Почему ты не поставил вдоль дороги рекламные щиты? «ПРИВЕТ, Я — КЕЛ ТАУЭР! ОСТАНОВИЛСЯ НА РОКЕТ-РОУД В ИСТ-СТОУНЭМЕ! ПОЧЕМУ БЫ ВАМ НЕ ЗАГЛЯНУТЬ КО МНЕ И МОЕМУ ДРУГУ ЭРОНУ! ЗАХВАТИТЕ ОРУЖИЕ!» Эдди медленно поднял голову. По щекам текли слезы ярости. Тауэр уже прижался спиной к стене у двери, его глаза округлились, в них стоял ужас. Лицо блестело от пота. Сумку с приобретенными книгами он прижимал к груди, как щит. Эдди сверлил его взглядом. Кровь капала на пол с его крепко сцепленных рук, пятно крови вновь начало расширяться на рукаве рубашке, тоненькая струйка крови потекла из уголка рта. И теперь он уже понимал, почему молчит Роланд. Эту работа лежала на Эдди Дине. Потому что он знал Тауэра, как облупленного, не так ли? Знал его очень хорошо. Ведь он сам, не в такие уж давние времена, ни на йоту не сомневался, что в сравнении с героином все остальное — ерунда и чья-то блажь. Разве не верил, что за дозу героина можно отдать все, что угодно? Разве не дошел до той точки, когда мог отправить на панель собственную мать, чтобы обеспечить себя очередной дозой? Не потому ли он так злился? — Этот участок на углу Второй авеню и Сорок шестой улицы никогда не принадлежал тебе, — продолжил Эдди. — Ни твоему отцу, ни отцу твоего отца, и так до Стефана Торена. Вы были только хранителями, точно так же, как я — хранитель револьвера, который висит у меня на боку.