Майра замерла, словно окаменев. Она так и не выпрямилась до конца, но и не села обратно на стул. — Если ты хочешь еще раз увидеть эту фотографию, Майра, сядь. Она покорно села, уставившись на него с выражением тупой боли. Большие пятна пота расплылись у нее под мышками и вокруг грудей. — Пожалуйста, — выдавила она. Слово вышло сухим и пыльным, как ветер в пустыне. Она умоляюще протянула руки. — Назови свою цену, — предложил Гонт. Майра задумалась. Ее выпученные глаза сверкали белками на потном лице. Она то и дело нервно сглатывала. — Сорок долларов! — выкрикнула она. Он рассмеялся и покачал головой. — Пятьдесят! — Не смеши меня, Майра. Как я понимаю, ты не очень-то хочешь ее получить. — Хочу! — Слезы выступили в уголках ее глаз и потекли по щекам, смешиваясь с потом. — Я хочууу! — Ну хорошо, — согласился он. — Хочешь. Будем считать, ты меня убедила. А вот нужна ли она тебе, Майра? Она тебе нужна? — Шестьдесят! У меня больше нет! Правда! — Майра, разве я похож на ребенка? — Нет… — Наверное, все же похож. Я уже старый — старше, чем ты себе представляешь, и годы оставили след у меня на лице, тут уже ничего не попишешь, — но тебе я, наверное, кажусь ребенком, ребенком, готовым поверить, что женщина, которая живет в новеньком двухэтажном доме, в трех кварталах от самого шикарного района города, имеет за душой всего шестьдесят долларов. — Вы не понимаете. Мой муж… Мистер Гонт встал, держа фотографию в руках. Милый и обходительный господин, уступивший ей дорогу при входе в магазин, исчез, как будто и не бывало. — У вас ведь не было особого приглашения, Майра? Нет. Я вас впустил исключительно по доброте сердечной. Но теперь, боюсь, мне придется попросить вас уйти. — Семьдесят! Семьдесят долларов! — Не испытывайте мое терпение. Пожалуйста, уходите. Майра упала перед ним на колени. Она судорожно рыдала, глотая слезы, потом скрючилась на полу, обхватив ноги Гонта. — Пожалуйста! Пожалуйста, мистер Гонт! Мне очень нужна эта фотография! Я без нее не могу! Она… вы даже не представляете, что она со мной делает! Мистер Гонт взглянул на фотографию Элвиса, и тень отвращения пробежала по его лицу. — Не уверен, что мне захочется это знать, — сказал он. — На мой взгляд, это как-то уж слишком… потно. — Но если это будет больше семидесяти долларов, мне придется выписывать чек. Чак узнает. Он спросит, на что я потратила эти деньги. И если я ему скажу, он… он… — Это, простите, не моя проблема, — заявил мистер Гонт. — Я бизнесмен, торговец, а не консультант по вопросам семьи и брака. — Он смотрел на нее сверху вниз, обращаясь к ее потной макушке. — Не сомневаюсь, что на этот уникальный снимок мистера Пресли в конце карьеры покупатель обязательно найдется… миссис Раск, к примеру. При упоминании о Коре Майра вскинула голову. Ее глаза превратились в запавшие сверкающие точки. Зубы обнажились в злобном оскале. В это мгновение вид у нее был совершенно безумный. — Вы продадите фотографию ей? — Я свободный торговец, — сказал мистер Гонт. — Именно свободная торговля сделала нашу страну великой страной. И я был бы вам очень признателен, Майра, если бы вы меня отпустили. У вас руки потные, мне и так уже придется сдавать брюки в химчистку, причем я не уверен… — Восемьдесят! Восемьдесят долларов! — В два раза больше, — твердо сказал мистер Гонт. — Сто шестьдесят долларов. — Он улыбнулся, обнажив неровные зубы. — Я приму у тебя чек, Майра. Она завопила в отчаянии: — Я не могу! Чак меня убьет! — Может, и так, — согласился Гонт. — Но ты же и так умираешь от страстной и жгучей любви, разве нет? — Сто! — захныкала Майра, снова хватая Гонта за икры и не давая ему отступить. — Пожалуйста, сто долларов! — Сто сорок, — отрезал Гонт. — И ни центом меньше. — Хорошо, — выпалила Майра. — Хорошо, ладно. Я заплачу… — И разумеется, сделаешь мне минет, — с улыбкой добавил Гонт. Она ошарашенно уставилась на него и вновь обрела дар речи лишь через пару минут. — Что вы сказали? — Отсосешь у меня! — пояснил он. — Сыграешь на моей дудочке! Откроешь свой прекрасный опломбированный ротик и порадуешь моего дружка. — Боже мой, — прошептала Майра. — Как хочешь, — сказал мистер Гонт, отвернувшись. Она схватила его, прежде чем он успел сделать хоть шаг. Через секунду она уже возилась с его ширинкой. Какое-то время он просто стоял, явно наслаждаясь ее унижением, а потом шлепнул ее по руке. — Ладно, не надо. От орального секса у меня начинается амнезия. — Что… — Я сказал, оставь. — Он бросил ей фотографию. Майра неуклюже взмахнула руками, кое-как умудрилась ее поймать и прижала к груди. — Хотя нет, тебе все же придется кое-что сделать. — Что? — сдавленно просипела она. — Ты знаешь владельца бара за Оловянным мостом? Поначалу она покачала головой, но потом поняла, о ком идет речь. — Генри Бофорта? — Да. Кажется, он еще владеет заведением под названием «Подвыпивший тигр». Забавное, кстати, название. — Ну, его самого я не знаю, но имя слышала. — Она ни разу в жизни не заходила в «Подвыпившего тигра», но, как и все в городе, знала, кто им владеет и кто там работает. — Хорошо. Я хочу, чтобы ты подшутила над мистером Бофортом. — Подшутила… Как? Гонт наклонился, взял Майру за потную, скользкую руку и помог ей подняться. — А это, — сказал он, — мы с вами обсудим, пока вы будете выписывать чек. — Он улыбнулся, и все его обаяние вернулось. Его карие глаза поблескивали и смеялись. — Да, кстати, хотите, чтобы я завернул фотографию в подарочную упаковку? Глава пятая 1 Алан проскользнул в кабинку закусочной «Перекуси у Нан» и уселся напротив Полли. Ему стоило только взглянуть на нее, чтобы понять, что боль не утихла. Мало того: Полли пришлось принимать перкордан и днем, а это случалось очень и очень редко. Он понял это еще до того, как она заговорила и он услышал ее голос; понял, едва взглянув ей в глаза — они изменились. В них появилось какое-то болезненное сияние. Он научился распознавать его… распознавать, но не принимать. Ему это очень не нравилось. Он даже подумал, а вдруг она уже успела «подсесть» на эту гадость. Хотя в данном конкретном случае такую зависимость от лекарств следует считать одним из многих побочных эффектов лечения: что-то подобное предполагалось, врачи знали об этом и даже, наверное, записали в историю болезни, после чего благополучно забыли — из-за главной проблемы, которая заключалась в том, что Полли постоянно жила с болью, которую он, Алан, вряд ли сможет себе представить. Такой вот простой и безжалостный факт. — Как дела, красавица? — спросил он, очень стараясь, чтобы его голос не выдал его мрачных мыслей. И у него вроде бы получилось. Она улыбнулась: — Сегодня был интересный день. Очедь даже индересдый, как говорил тот парень из «Вокруг смеха». — Ты еще не такая старая, чтобы помнить эту передачу. — Старая-старая вешалка. Кто это, Алан?