— Эминем, может, и говнюк, но насчет этого парня высказался верно[103], — вырвалось у Тома. — Это вы про кого, Том? — спросил директор. Том отмахнулся. Джордан посмотрел па часы. — Вчера вечером они вернулись на полчаса позже. Если хотите, я могу ей сказать. — Не думаю, что это поможет, — ответил ему Клай. — Она должна все это переварить, ничего больше. — Она прямо-таки на взводе, не так ли, сэр? — А ты разве нет, Джордан? — Да, — тихо ответил Джордан. — Я в полном ауте. В следующий раз Алиса заглянула на кухню, чтобы сказать: — Может, оно и к лучшему, если они не вернутся. Я не знают, перезагружают ли они свои мозги по-новому, но я уверена, что продолжается какая-то чертовщина. Я почувствовала это сегодня от тех двоих. Женщины с книгой и мужчины с коробкой «туинкис». — Она покачала головой. — Настоящая чертовщина. И вновь, прежде чем кто-то успел ответить, она отправилась патрулировать коридор с болтающейся на запястье кроссовкой. Директор посмотрел на Джордана. — Ты что-нибудь почувствовал, сынок? Джордан помялся, прежде чем ответить. — Я что-то почувствовал. Волосы на затылке попытались встать дыбом. Тут директор повернулся к мужчинам, которые сидели по другую сторону стола. — А вы двое? Вы находились гораздо ближе. От ответа их спасла Алиса. Прибежала на кухню, с раскрасневшимися щеками, широко раскрытыми глазами, в скрипе подошв кроссовок по плиткам пола. — Идут, — доложила она. 21 Стоя у панорамного окна, они наблюдали, как мобилопсихи сплоченными рядами поднимаются по Академическому склону, их тени образовали громадную спираль на зеленой траве. Когда же они приблизились к Арке Тонни, как называли ее Джордан и директор, ряды еще ближе подтянулись друг к другу, и казалось, спираль эта вращается в золотом свете позднего дня, хотя на самом деле тень стала только более сжатой и плотной. Алиса больше не могла обходиться без контакта с кроссовкой. Сорвала с запястья, схватила в кулак и теперь то сжимала, то разжимала. — Они увидят, что мы сделали, и развернутся, — проговорила она тихо и быстро. — На это у них должно хватить ума, если они уже берутся за книги, должно хватить. — Посмотрим, — ответил Клай. Он-то не сомневался, что мобилопсихи зайдут на Тонни-Филд, даже если увидят нечто такое, что вызовет тревогу у их странного группового разума. До темноты оставалось мало времени, а больше идти им было некуда. В памяти всплыла строчка колыбельной, которую пела ему мать «За день мы устали очень…» — Я надеюсь, они зайдут на поле, и надеюсь, что они там останутся. — Алиса еще понизила голос. — Я чувствую, что сейчас взорвусь. — Дикий смешок сорвался с губ. — Только это им суждено взорваться, не так ли? Им. — Том повернулся к ней, и она торопливо добавила: — Я в порядке. Все у меня хорошо, так что просто закрой рот. — Я лишь хотел сказать, что именно так и будет. — Трепотня Нового века. Ты говоришь прямо-таки как мой отец. Король багета. — Слеза покатилась по щеке, и она нетерпеливо смахнула ее ладонью. — Успокойся, Алиса. Стой и наблюдай. — Я постараюсь, хорошо? Постараюсь. — И перестань сжимать кроссовку. — В голосе Джордана слышалось раздражение. — Этот скрип сводит меня с ума. Она посмотрела на кроссовку вроде бы в удивлении, потом сунула руку в петлю из шнурков. Они наблюдали, как мобилопсихи вливаются в Арку Тонни и проходят под ней. Толчеи было куда как меньше, чем перед футбольным матчем в уик-энд встречи выпускников, Клай в этом нисколько не сомневался. Они наблюдали, как мобилопсихи появляются на другой стороне арки, пересекают площадку за ней, спускаются по пандусам. Они ожидали увидеть, что ровное, упорядоченное движение мобилопсихов замедлится, потом прекратится, но не дождались. Последние из них, в большинстве своем раненые и травмированные, помогающие друг другу, но все равно держащиеся группой, оказались на футбольном поле задолго до того, как покрасневшее солнце опустилось за общежития в западной части кампуса Гейтенской академии. Они вновь вернулись. Как почтовые голуби возвращаются на голубятни, а ласточки — в Капистрано. А менее чем через пять минут после того, как первая звезда вспыхнула на темнеющем небе, Дин Мартин запел «Все когда-то кого-то любят». — Я волновалась напрасно, не так ли? — спросила Алиса. — Иногда веду себя как дура. Так говорит мой отец. — Нет, — заверил ее директор. — Все дураки оказались с сотовыми телефонами, дорогая. Вот почему они там, а ты здесь, с нами. — Интересно, как там Раф, все ли с ним в порядке, — подал голос Том. — Интересно, как там Джонни, — откликнулся Клай. — Джонни и Шарон. 23 В десять часов той ветреной осенней ночи, под убывающей луной, от которой осталась последняя четвертушка, Клай и Том стояли в нише для оркестра на «хозяйской» половине трибун. От футбольного поля их отделял бетонный барьер высотой по пояс, со стороны поля обитый толстыми резиновыми плитами. На их стороне стояло несколько ржавых пюпитров, а слой мусора доходил до лодыжек: ветер приносил с поля порванные пакеты и клочки бумаги, которые и обретали здесь покой. Выше и позади них, у турникетов, Алиса и Джордан стояли по обе стороны директора, опиравшегося на трость. Голос Дебби Бун катился над полем, усиленный многочисленными динамиками. Обычно за ней следовала Ли Энн Уомек[104] с ее «Я надеюсь, что ты танцуешь», а потом Лоренс Уэлк с его «Шампань-мюзик-мейкерс», но сегодня, возможно, такой последовательности могло и не получиться. Ветер усиливался. В нем чувствовался запах гниющих тел, сброшенных в болото за крытым манежем, и ароматы грязи и пота, идущие от живых, которые лежали на футбольном поле по другую сторону бетонного барьера. Если их можно назвать живыми, подумал Клай и позволил себе короткую и горькую внутреннюю улыбку. Логическое обоснование — великое увлечение человечества, может, его величайшее увлечение, но сегодня он не собирался себя обманывать: конечно же, они называли это жизнью. Кем бы они ни были, кем бы ни становились, они называли это жизнью, так же, как и он. — Чего ты ждешь? — прошептал Том. — Ничего, — так же шепотом ответил Клай. — Просто… ничего. Из кобуры, которую Алиса нашла в подвале Никерсонов, Клай достал старый револьвер Бет Никерсон, кольт сорок пятого калибра, вновь полностью заряженный. Алиса предложила ему взять автомат, который они даже не опробовали, но он отказался, сказав, что если этот револьвер не справится, то, вероятно, не справится уже ничто. — Я не понимаю, почему ты ставишь автомат ниже револьвера, если он может выпустить тридцать или сорок пуль в секунду. Ты же превратишь эти цистерны в решето. Он согласился с тем, что превратит, но указал Алисе, что в эту ночь им нужно не продырявить цистерны, а поджечь сжиженный газ. Потом объяснил, почему пули в патронах сорок пятого калибра, которыми зарядила свой револьвер Бет Никерсон, запрещены законом. Рассказал, что раньше такие пули назывались дум-дум. — Ладно, если револьвер не поможет, ты всегда сможешь опробовать сэра Спиди, — согласилась она. — Если только эти ребята, ты понимаешь… — Она не произнесла слово «нападут», лишь пальцами свободной руки, которая не держала кроссовку, изобразила шаги. — В этом случае уносите ноги. Ветер оторвал транспарант с приветствием участникам встречи выпускников от табло и отправил его танцевать на телах лежащих на футбольном поле вплотную друг к другу мобилопсихов. Вокруг поля, словно плавая в темноте, светились красные глаза бумбоксов, которые, за исключением одного, играли без вставленных в них компакт-дисков. Транспарант зацепился за бампер одного из грузовиков-цистерн с пропаном, потрепыхался на нем несколько секунд, сорвался и улетел в ночь. Грузовики стояли борт к борту в центральном круге футбольного поля, возвышаясь среди лежащих тел металлической столовой горой. Мобилопсихи спали и под ними, и вплотную к ним, некоторых прижимало к колесам. Клай подумал о странствующих голубях, которых охотники девятнадцатого столетия сшибали дубинками на землю. К началу двадцатого века этот вид полностью истребили… но, разумеется, это были всего лишь птицы, с маленькими птичьими мозгами, неспособные на перезагрузку. — Клай? — позвал Том. — Ты уверен, что хочешь довести это дело до конца? — Нет, — ответил Клай. Теперь, когда осталось сделать только один шаг, слишком много вопросов оставалось без ответа. И что они будут делать, если все пойдет не так, был только одним из них. Что они будут делать, если все получится, был вторым. Потому что странствующие голуби не могли отомстить. Однако с другой стороны, эти существа на поле… — Но я это сделаю. — Тогда делай, — сказал Том. — Потому что, если отбросить все остальное, «Ты оживляешь мою жизнь» может достать даже мертвых крыс в аду. Клай поднял револьвер сорок пятого калибра, сжал правое запястье левой рукой, поймал в прицел борт цистерны, что стояла слева. Он собирался выпустить две пули в одну цистерну, две следующие — в другую. Тогда в барабане осталось бы еще по пуле на каждую. А если бы эти пули не сработали, он бы взялся за автомат, который Алиса называла исключительно сэр Спиди. — Пригнись, если сильно рванет. — Не волнуйся. — Лицо Тома исказила гримаса. Похоже, он предчувствовал, каким будет результат выстрела. Дебби Бун приближалась к громогласному финалу. И Клай почему-то решил, что опередить ее очень важно. Если промахнешься с такого расстояния, ты — обезьяна, подумал он и нажал на спусковой крючок. Шанса на второй выстрел у него уже не было, да он и не потребовался. Ярко-красный цветок расцвел на борту цистерны, и в его свете Клай увидел глубокую вмятину там, где раньше была гладкая металлическая поверхность. А внутри находился ад, и теперь он вырвался наружу. Цветок превратился в реку, красный цвет сменился оранжево-белым. — Ложись! — крикнул он и толкнул Тома в плечо. Упал на коротышку в тот самый момент, когда ночь стала полуднем в пустыне. На громкий шипучий рев наложилось «БАХ», которое Клай почувствовал каждой косточкой своего тела. Над головой летели осколки. Он подумал, что Том закричал, но полной уверенности не было, потому что на поле вновь заревело. А воздух стал горячим, горячим, горячим. Он схватил Тома частично за шею, частично за воротник и потащил назад, к бетонному пандусу, который вел к турникетам, его глаза превратились в узенькие щелочки, веки практически закрылись, предохраняя зрачки от ярчайшего костра, полыхающего в центральном круге футбольного поля. Что-то огромное рухнуло на трибуны справа от них. Он подумал, возможно, это двигатель одного из грузовиков. И не сомневался, что обломки металла под ногами не так уж и давно были пюпитрами Гейтенской академии. Том кричал, его очки съехали набок, но он уже стоял на ногах, судя по всему, целый и невредимый. Вдвоем они бросились по пандусу, как беженцы Гоморры. Клай видел тени, свою и Тома, длинные и тонкие, как паутинки, отдавал себе отчет в том, что падает вокруг: руки, ноги, часть бампера, голова женщины с горящими волосами. За их спинами второй раз раздалось «БАХ!» — а может, в третий, и теперь закричал уже он. Ноги заплелись, он повалился на бетон. Температура окружающего мира стремительно повышалась, все вокруг заливал невероятно яркий свет. Он даже подумал, а не попал ли на личную сцену Бога. Мы не знали, что делали, думал он, глядя на выплюнутую жевательную резинку, сломанную коробочку из-под мятных пастилок, синюю бейсболку в цветах «пепси-колы». — Мы не имели об этом ни малейшего понятия и теперь расплачиваемся за это нашими гребаными жизнями. — Вставай! — Голос Тома, и он подумал, что Том кричал, но голос этот доносился с расстояния в милю. Он чувствовал, как изящные, с длинными пальцами, руки Тома дергают его за бицепс. Потом появилась Алиса, ухватила его за другую руку, и девушка сияла в этом ярком свете. Он видел, как безумно прыгает крошечная кроссовка, привязанная к запястью. Алису покрывала кровь, клочки материи, ошметки дымящейся плоти. Клай приподнялся, потом встал на одно колено, а Алиса с невероятной силой продолжала тянуть его вверх. За их спинами пропан ревел, как дракон. А тут подоспел и Джордан, а за ним уже хромал директор, с порозовевшим лицом, на котором каждую морщинку заполнял пот. — Нет, Джордан, просто убери его с дороги, — проорал Том, и Джордан оттащил директора в сторону, схватив старика за талию, когда тот покачнулся. Горящий торс с кольцом в пупке приземлился у ног Алисы, и она пинком столкнула его вниз. «Пять лет играю в соккер», — вспомнились Клаю ее слова. Горящий лоскут рубашки упал ей на затылок, но Клай успел смахнуть его до того, как вспыхнули ее волосы. Когда они добрались до вершины пандуса, пылающее автомобильное колесо с обломком оси упало на последний ряд трибун. Если бы оно перегородило им путь, они бы сгорели, директор точно сгорел бы. А так они смогли проскользнуть мимо, задерживая дыхание, чтобы не задохнуться в маслянистом, черном от сажи дыму. Мгновением позже они уже проходили турникеты, Джордан поддерживал директора с одной стороны, Клай — с другой, они буквально несли старика на себе. Уху Клая дважды досталось от трости директора, но тридцатью секундами позже они уже стояли под Аркой Тонни, смотрели на огромный столб огня, поднимающийся выше как трибун, так и центральной ложи для прессы, а одинаковое изумление, которое читалось на всех лицах, превращало их в близнецов. Горящий транспарант с приветствием участникам встречи выпускников прилетел на мостовую у главной билетной кассы, где и остался, разбрасывая искры. — Ты знал, что этим все закончится? — спросил Том. Вокруг глаз белели круги, а лоб и щеки покраснели. Половина усов вроде бы сгорела. Клай слышал его голос, но доносился он издалека. Все звуки доносились издалека, словно уши набило ватой или их закрывали специальные наушники вроде тех, которые Арни Никерсон, без сомнения, заставлял надевать Бет, когда привозил ее в их любимый тир. Где они стреляли, зацепив за пояс с одной стороны пряжки мобильный телефон, а с другой — пейджер. — Ты это знал? — Том попытался встряхнуть его, но ухватил только рубашку и отодрал целую полосу, до ремня. — Твою мать, да нет же, ты рехнулся? — Голос у Клая был не просто хриплым, казалось, его поджарили. — Ты думаешь, я стоял бы там с револьвером, если бы знал, к чему это может привести? Не будь бетонного барьера, нас бы разорвало надвое. Или превратило бы в пар. Невероятно, но Том заулыбался. — Я порвал твою рубашку, Бэтмен.