Макс хочет сообщить Вам, что он бесконечно рад встречи с Вами! В этом я с ним полностью согласна. С таким веселым человеком, как Вы, заскучать просто невозможно. Мы в восторге от Ваших фортелей. А теперь к делу. М, предлагает очень простую сделку: Вы перестаете расспрашивать о нем и прекращаете подготовку к судебному процессу, обещая тем самым оставить его в покое; в свою очередь мистер Дивоур отказывается от судебного иска, цель которого — установление опеки над его внучкой. Если Вас это устраивает, Вам надо только сказать мистеру Осгуду: «Я согласен». Он сообщит нам о Вашем решении. Макс намерен в самое ближайшее время вернуться в Калифорнию на своем самолете. У него есть дело, хотя в Тэ-Эр ему очень понравилось, а особенно его порадовало общение с Вами. Он хочет, чтобы я напомнила Вам, что опека несет с собой определенные обязанности, и просит не забывать, что он Вам об этом говорил. Роджетт. P. S. Он также напоминает, что Вы не ответили на его вопрос — сосет ли Ваша шлюха? Макса это очень интересует. Р. Я перечитал письмо второй раз, потом третий. Уже вытянув руку, чтобы положить его на стол, я перечитал в четвертый. Казалось, я не мог понять смысла написанного. Пришлось подавить желание кинуться к телефону и звонить Мэтти. Все кончено, Мэтти, сказал бы я. Твое увольнение и мое купание в озере — два последних выстрела в этой войне. Он сдался. Нет. Полной уверенности у меня еще не было. Я позвонил в «Уэррингтон» и нарвался на четвертый за этот вечер автоответчик. Дивоур и Уитмор попусту пленку не тратили, и ледяной голос предложил мне оставить сообщение после сигнала. — Это Нунэн, — начал я. Более ничего сказать не успел, потому что раздался щелчок, словно кто-то снял трубку. — Купание вам понравилось? — послышался в трубке насмешливый голос Роджетт Уитмор. Если б я не видел ее во плоти, то мог бы представить себе, что говорит со мной женщина а-ля Барбара Стэнуик[105], холодная красавица, сидящая на красном бархате дивана в перламутровом вечернем платье, с трубкой в одной руке и мундштуком из слоновой кости в другой. — Если б вы попались мне в руки, мисс Уитмор, я бы сумел выразить вам мои истинные чувства. — О-о-о! Мои бедра трепещут. — Пожалуйста, избавьте меня от вида ваших бедер. — Они похожи на палки, мистер Нунэн. Чем мы обязаны удовольствию слышать ваш голос? — Я отправил мистера Осгуда без ответа. — Макс так и думал. Он сказал: «Наш юный сутенер все еще верит в важность личных контактов. По нему это сразу видно». — Он злится, когда проигрывает, не так ли? — Мистер Дивоур не проигрывает. — Она понизила голос и добродушный юмор, который слышался в нем, исчез. — Он может поставить перед собой другие цели, но он никогда не проигрывает. А проигравшим в этот вечер выглядели вы, Нунэн, когда, как щенок, барахтались в озере и что-то тявкали. Вы испугались, верно? — Да. Очень. — И правильно. Вы и представить себе не можете, какой вы везунчик. — Могу я вам кое-что сказать? — Разумеется, Майк… вы позволите так вас называть? — Почему бы не вернуться к мистеру Нунэну? Так вы слушаете? — Затаив дыхание. — Ваш босс стар, он — безумец, и, подозреваю, он уже не сможет сложить два и два, а уж довести до успешного завершения судебный иск об опеке ему просто не под силу. Он проиграл неделю тому назад. — Нельзя ли конкретнее? — Можно. И хорошенько запомните мои слова: если кто-то из вас попытается провернуть что-то похожее, я не поленюсь найти этого старого козла и запихну его кислородную маску ему в зад, чтобы он проветривал легкие снизу. А если я увижу вас на Улице, мисс Уитмор, то использую вместо ядра. Вы меня поняли? Я замолчал, тяжело дыша, удивленный, что мог произнести такой монолог. Пауза затягивалась, и я не выдержал первым: — Мисс Уитмор? Вы еще здесь? — Здесь. — Я-то хотел, чтобы она пришла в ярость, но в голосе звучали насмешливые нотки. — Так кто у нас злится, мистер Нунэн? — Я. Но советую не забывать моих слов, камнеметательница сраная! — Каков ваш ответ мистеру Дивоуру? — Я согласен. Я больше не задаю вопросов, адвокаты дают задний ход, он уходит из жизни Мэтти и Киры. Если же он продолжает… — Знаю, знаю, вы этого так не оставите. Интересно, что вы будете говорить через неделю, наглый глупец? И прежде чем я успел ответить, а достойный ответ уже вертелся у меня на кончике языка, она бросила трубку. Несколько секунд я постоял с трубкой в руке, потом положил ее на рычаг. В чем подвох? Я чувствовал — это подвох, но, с другой стороны, может, и нет. Я решил, что надо немедленно поставить в известность Джона. На автоответчике он не оставил телефона родителей, зато продиктовал его Мэтги. Однако, позвонив ей, придется рассказать о том, что произошло после нашего разговора. Так что, возможно, лучше отложить эти разговоры на завтра. Утро вечера мудренее. Я сунул руку в карман и чуть не порезался о мясницкий нож, который сам же туда и положил. Вытащил его, отнес на кухню, убрал на законное место. Из другого кармана достал аэрозольный баллончик, поставил на холодильник, рядом с его престарелыми собратьями, и замер. В кругу фруктов и овощей меня дожидалась надпись: d go w 19n Я сам поставил в круг эти буквы и цифры? Погрузился в такой глубокий транс, что начал составлять на передней панели холодильника кроссворд, не отдавая себе в этом отчета? Если так, что все это означает? Какие слова? Может, их перенес в круг кто-то еще, подумал я. Один из невидимых обитателей моего дома. Что же сие означает? Показания компаса? Или все-таки речь о каком-нибудь кроссворде? Скажем, о слове, которое значится в нем под номером 19? Если так, какой именно мне брать кроссворд? — Я бы не отказался от помощи, — заметил я вслух, но ответа не получил. Наконец я достал из холодильника банку пива, которую давно уже собирался выпить, и прошествовал к дивану. Я взял сборник кроссвордов, посмотрел на тот, что разгадывал. «Истина в вине», так он назывался. И состоял из глупых слов, которыми могли восторгаться только фанатики кроссвордов. Напиток-актер? Марлон Бренди. Напиток-роман о Юге? Текила в терновнике. И строка 19, в которую я уже вписал какой-то азиатский напиток, ничем мне не помогла. Не находил я связи кроссворда «Истина в вине» со своей жизнью. Я просмотрел другие кроссворды, задерживая взгляд на цифре 19. Инструмент скульптура, работающего по мрамору (резец). Известный комментатор Си-эн-эн с двумя «л» (Уолф-блитзер). Общее название этанола и диметила (изомеры). В раздражении я отбросил сборник. Но кто сказал, что ответ надо искать именно в этом сборнике? В доме их штук пятьдесят, четыре или пять на том самом столике, где сейчас стояла моя банка с пивом. Я откинулся на спинку дивана, закрыл глаза. Шлюхи мне всегда нравились… Иногда их место было на моем лице. …где прилежные щенки и шкодливые псы могут прогуливаться бок о бок. Здесь нет городского пьяницы, мы по очереди выполняем его обязанности. Да, именно здесь все и произошло. Здесь. Я заснул и проснулся три часа спустя, с затекшей шеей и раскалывающейся от боли головой. Над Белыми горами лениво перекатывались раскаты грома, в доме по-прежнему стояла духота. Я поднялся. Джинсы не хотели отлипать от ног. Я потащился в северное крыло, волоча ноги, как глубокий-глубокий старик. Взглянул на мокрую одежду, подумал о том, чтобы бросить ее в корзину для грязного белья, решил, что голова у меня взорвется, если я попытаюсь наклониться. — Оставим это призракам, — пробормотал я. — Буквы они переставлять умеют, смогут и бросить мою мокрую одежду куда положено. Я принял три таблетки «тайленола» и забрался в постель. В какой-то момент я проснулся, услышав плач ребенка-призрака. — Перестань, — приказал я ему. — Перестань, Ки, никто никуда тебя не заберет. Тебе ничего не угрожает, — и снова заснул. Глава 19 Зазвонил телефон. Я потянулся к нему из кошмарного сна, в котором тонул, заглатывая вместо воздуха воду. Сел на кровати, перебросил ноги через край, поморщился от боли в затылке. Как всегда бывает в таких случаях, звонки прекратились, прежде чем я добрался до телефонного аппарата. Я вернулся к кровати, снова лег и минут десять гадал, кто бы это мог быть, а потом поднялся вновь, на этот раз окончательно. Снова звонки. Десять? Двенадцать? Кто-то упорствовал в намерении дозвониться до меня. Я надеялся, что весть будет не очень дурная. Потому что по собственному опыту знал: чтобы сообщить хорошую новость, сверхусилий не прилагают. Я коснулся затылка. Боль осталась, но заметно притупилась. И на подушечках пальцев крови не было. Я прошел в коридор, снял трубку: — Алло? — Насчет свидетельских показаний по делу об опеке можешь больше не беспокоиться. — Билл? — Да. — Как ты узнал… — Я подался вперед и через дверь посмотрел на кота-часы. Двадцать минут восьмого, а воздух в доме уже прогрелся. Значит, днем будет как в духовке. — Как ты узнал, что он решил… — О его делах мне ничего не известно, — оборвал меня Билл. — Он не обращался ко мне за советом, а я не лез к нему со своими. — Что случилось? Что происходит? — Ты еще не включал телевизор? — Я еще не пил кофе. Извинений от Билла я не услышал; он относился к числу тех, кто считает, что люди, пребывающие в постели после шести утра, заслуживают всех тех кар, которые могут на них обрушиться. Но я уже проснулся. И слова Билла не очень-то удивили меня. — Этой ночью Дивоур покончил с собой, Майк. Лег в ванну с теплой водой и натянул на голову пластиковый пакет. Учитывая состояние его легких, долго он не протянул. Это точно, подумал я, долго он не протянул. Несмотря на жару, по моему телу пробежала дрожь. — Кто его нашел? Эта женщина?