– Извини. Я не прав, что затеял этот разговор. – Джонни не больший лгун, чем папа римский! Так и знай! Уолт расхохотался, и Сара с трудом удержалась, чтобы не запустить в него кофейной чашкой. Она сцепила руки под столом и крепко сжала их. Денни удивленно таращился на отца, потом тоже разразился веселым смехом. – Милая, – сказал Уолт, – я ничего не имею против него или того, что он делает. Я даже уважаю его за это. Если этот замшелый ящер по имени Фишер сумел за пятнадцать лет в палате представителей превратиться из разорившегося юриста в миллионера, то и Джонни имеет полное право подняться, выдавая себя за ясновидящего… – Джонни не лжет, – безучастно проговорила Сара. – Это отличная приманка для пожилых кумушек, подсинивающих волосы, читающих таблоиды и состоящих во «Всемирном клубе любителей книг», – весело заявил Уолт. – Хотя признаю, что небольшая доля ясновидения совсем не повредила бы при отборе присяжных на слушания по делу этого проклятого Тиммонса. – Джонни Смит не лжет, – повторила Сара, и в голове у нее зазвучали слова: Кольцо соскользнуло с пальца. Ты укладывала бритвенные принадлежности в один из кармашков, и оно соскользнуло… Тебе надо подняться на чердак, Сара, и ты сама убедишься в этом. Но она не могла сказать об этом Уолту. Он не знал, что она навестила Джонни. Но в этом же нет ничего плохого! – подумала Сара, не веря в это. Конечно, нет, но как Уолт отреагирует на то, что она спустила в унитаз обручальное кольцо, подаренное им в день свадьбы? Разве он поймет ее внезапный приступ страха? Того, что запечатлела фотография с пресс-конференции на лицах присутствующих, да и самого Джонни? Нет, Уолт наверняка не поймет этого. К тому же то, что она выбросила обручальное кольцо в унитаз и спустила воду, весьма символично. – Хорошо, – согласился Уолт, – допустим, он не лжет. Но я все равно не понимаю… – Посмотри на лица людей вокруг него, Уолт. Они верят. Уолт бросил беглый взгляд на фотографию. – Конечно! Как дети, которые принимают фокусы за чистую монету. – Так ты считаешь, что этот Дюссо – подставное лицо? Если верить статье, они с Джонни никогда раньше не встречались. – Но это же непременное условие того, чтобы фокус получился, Сара, – терпеливо объяснил Уолт. – Фокусник должен вытащить кролика из шляпы, а не из клетки с другими кроликами, иначе это никого не впечатлит. Либо Джонни Смит что-то знал заранее, либо чертовски удачно угадал, основываясь на поведении Дюссо. Однако повторю, что он вызывает у меня уважение. Он отлично использовал предоставленную возможность. И если на этом удастся заработать, честь ему и хвала. В этот момент Сара ненавидела и презирала его. Того славного парня, за которого вышла замуж. Нет, за прямодушием, добротой и мягким юмором Уолта ничего плохого не кроется, но он убежден, что все без исключения люди так или иначе хотят прорваться в первые ряды и используют для этого любую возможность. Утром он назвал Харрисона Фишера «замшелым ящером», а вчера сам покатывался со смеху над его рассказами о чудаке Греге Стилсоне, забавном мэре из захудалого городишки, который по недомыслию собирался баллотироваться в будущем году в палату представителей как независимый кандидат. Нет, в мире Уолта Хазлетта не существует героев и людей с паранормальными способностями, а доктрина «Мы можем изменить систему только изнутри» – единственно верна. Уолт – хороший и надежный человек, любит ее и Денни, но душа Сары вдруг затосковала по Джонни и отнятым у них пяти годам. И совместной жизни. И по ребенку, чьи волосы были бы темнее. – Тебе пора ехать, – тихо сказала она. – А то у Тиммонса вообще не будет никаких шансов. – Конечно, – улыбнулся Уолт, подводя итоги и закрывая слушания. – Мир? – Мир, – подтвердила Джонни. Но Джонни знал, где лежало кольцо. Он действительно знал. Уолт поцеловал Сару, чуть коснувшись сзади ее шеи. Он всегда ел на завтрак одно и то же, всегда одинаково целовал ее. Когда-нибудь они переедут в Вашингтон, и никаких ясновидящих не существует. Через пять минут Уолт уехал, как обычно, посигналив на прощание, – их маленький «форд-пинто» влился в поток машин на Понд-стрит и исчез. Она осталась с Денни, который с риском для жизни пытался вырваться на волю, протискиваясь под крышкой детского стульчика, служившей столиком. – Так у тебя ничего не выйдет, глупыш. – Сара прошла через кухню, подняла крышку стульчика и подхватила сына. – Фу! – сказал Денни, выражая недовольство. На кухне появился их рыжий кот и неторопливо прошествовал вдоль стола. Денни с радостным криком схватил его, и кот обреченно прижал уши. Сара улыбнулась и убрала со стола. Тело, находящееся в состоянии покоя, стремится сохранить его. И на Сару законы инерции действовали столь же неумолимо. Бог с ними, с недостатками Уолта, разве у нее самой их нет? Она ограничится тем, что пошлет Джонни открытку на Рождество, и все! Так будет лучше и надежнее, потому что тело, находящееся в движении, тоже стремится его сохранить. Сейчас ее жизнь нравилась Саре. Она пережила Дэна, пережила Джонни, которого так несправедливо у нее отняли (но в жизни столько несправедливости!), она преодолела опасные течения и быстрины и теперь оказалась в тихих водах, где ей хорошо и спокойно. И она останется здесь. Залитая солнцем кухня вполне устраивала ее. И лучше забыть о ярмарке, «Колесе фортуны» и Джонни Смите. Сара пустила воду в раковине, чтобы помыть посуду, и включила радио, где начинались новости. Первое же сообщение потрясло ее, и она застыла с вымытой тарелкой в руке, устремив невидящий взгляд в окно на задний дворик. Мать Джонни Смита перенесла инсульт, когда смотрела по телевизору репортаж о пресс-конференции сына, и меньше часа назад скончалась в больнице. Сара вытерла руки, выключила радио и освободила кота из объятий Денни. Потом отнесла сына в гостиную и посадила в манеж. Денни возмущенно заревел, выражая недовольство, но она, не обратив на это никакого внимания, набрала телефон больницы. Телефонистка, видимо, уставшая повторять одно и то же, заученно сообщила, что Джонни Смит покинул больницу около полуночи. Сара повесила трубку и села. Денни продолжал реветь, а из кухни доносился звук льющейся воды. Потом Сара поднялась, прошла на кухню и выключила воду. Глава четырнадцатая 1 Представитель журнала «Инсайд вью» появился 16 октября почти сразу после того, как Джонни забрал почту. Их дом стоял далеко от шоссе, и к нему вела покрытая гравием дорога длиной почти в четверть мили; она пролегала сквозь густые заросли сосен и елей. Джонни совершал к почтовому ящику на шоссе ежедневные пешие прогулки. Сначала он возвращался абсолютно выбившимся из сил, ноги горели, а хромота так усиливалась, что он буквально волочил ногу. Но теперь, полтора месяца спустя, прогулка в полмили уже не занимала, как раньше, целый час и даже доставляла удовольствие – в отличие от приходившей почты. Джонни начал колоть дрова к предстоящей зиме. Вообще-то Эрб собирался нанять для этой работы кого-нибудь со стороны, поскольку сам подрядился заняться внутренней отделкой новостроек в Либертивилле. – Знаешь, Джонни, когда человек понимает, что старость не за горами? – спросил он с улыбкой. – Когда с наступлением осени он начинает искать работу в помещении. Джонни поднялся на крыльцо и со вздохом облегчения опустился в плетеное кресло возле кресла-качалки. Положив на перила веранды правую ногу, он, морщась от боли, поднял руками левую и поместил ее сверху. Потом начал разбирать почту. За последние дни ее стало меньше. В первую неделю после возвращения Джонни в Паунал ежедневно приходили по две дюжины писем и восемь-девять бандеролей. Основную часть пересылала больница «Истерн-Мэн», но немало корреспонденции поступало «до востребования» в почтовое отделение Паунала. Название городка писали по-разному: «Паунел», «Поунел», а однажды даже «Поумнел». Писали в основном люди одинокие, пытавшиеся обрести хоть какой-то смысл в жизни. Дети просили автограф, какие-то женщины выражали готовность переспать с ним, кое-кто, страдая от безнадежной любви, спрашивал совета. Присылали талисманы «на счастье» и гороскопы. Многие письма носили религиозный характер; написанные крупным старательным почерком и с орфографическими ошибками, они напоминали ему о матери. В этих письмах Джонни называли пророком, который призван вывести измученный и утративший веру американский народ из пустыни. Считали, что он послан возвестить о конце света. К 16 октября Джонни получил восемь экземпляров книги «Покойная великая планета Земля» Хэла Линдсея – мать наверняка одобрила бы это произведение. Джонни призывали подтвердить божественное происхождение Христа и положить конец распущенности молодежи. В меньшем количестве поступали письма прямо противоположного толка, как правило, столь же страстные и обычно анонимные. Автор одного из них написал Джонни тупым карандашом на большом листе дешевой бумаги, объявил его Антихристом и призвал покончить с собой. В четырех или пяти письмах интересовались, каково убить свою мать. Многие обвиняли Джонни в мошенничестве. Один такой «умник» написал: «Предвидение, телепатия – все это полная чушь! Чтоб ты сдох, экстрасенс поганый!» И еще они присылали всякие вещи. Это было хуже всего. Каждый день по дороге с работы Эрб заходил на почту в Паунале и забирал бандероли. В сопроводительных записках исступленно умоляли: Скажите! Скажите! Скажите! «Этот шарф принадлежал моему брату, который пропал во время рыбалки на Аллагаше в 1969 году. Я чувствую, что он жив. Скажите, где он?» «Это губная помада с туалетного столика моей жены. Мне кажется, она изменяет мне, но я не уверен. Скажите, она мне верна?» «Это браслет моего сына. На нем его имя. Он после школы никогда не заходит домой и возвращается очень поздно. Я ужасно волнуюсь. Скажите, чем он занимается?» Женщина из городка Шарлотт, штат Северная Каролина, – Бог знает, откуда она узнала о нем, ведь августовскую пресс-конференцию освещала только местная пресса, – прислала обожженный кусок дерева. Она объясняла, что их дом сгорел и в пожаре погибли ее муж и двое из пяти детей. Местные пожарные утверждали, что причиной возгорания была неисправность проводки, но она не верила им и считала это поджогом. Женщина просила Джонни потрогать обугленный кусок и назвать поджигателя, чтобы он гнил за решеткой до конца своих дней. Джонни не отвечал на письма и отсылал все полученные предметы обратно (даже обугленный кусок дерева) за свой счет и без пояснений. Но многие предметы он все-таки трогал. Большая их часть, например, головешка, присланная убитой горем женщины из Шарлотта, ничего ему не сказали. Но какие-то предметы порождали в голове тревожные образы, похожие на кошмары, от которых просыпаешься в холодном поту. Чаще всего в этих смутных ощущениях не было ничего конкретного. Но однажды… Белый вязаный шарф, присланный женщиной, которая надеялась узнать, что случилось с ее братом, ничем не отличался от сотен таких же. Но когда Джонни взял его в руки, отцовский дом куда-то исчез, а звук телевизора в соседней комнате, то нарастая, то стихая, начал напоминать жужжание летних насекомых и всплески воды вдалеке. Джонни ясно ощутил запах леса; сквозь кроны огромных деревьев пробивались лучи солнечного света, похожие на зеленые столбы. Он шел уже три часа, утопая ногами в мягкой и вязкой почве, но еще не паниковал. Если заблудиться и запаниковать в глуши северных штатов, то шансов на выживание не останется. Он упорно продвигался на юг. Два дня назад он расстался со Стивом, Роки и Логаном. Они разбили лагерь возле (место Джонни определить не мог – оно находилось в «мертвой зоне») какой-то речушки, где ловили форель, а потом он сам виноват – слишком сильно напился. Теперь он видел, что его рюкзак лежит у старого, поваленного ветром дерева, поросшего мхом, из которого торчали белые сучья, похожие на кости. Да, он видел свой рюкзак, но не мог до него добраться, потому что отошел в сторону помочиться и угодил в жижу, погрузившись в нее почти до верха высоких туристических ботинок. Джонни хотел выбраться и перейти на место посуше, но ему не удалось… потому что это была вовсе не жижа… а нечто другое. Он стоял, беспомощно озираясь, надеясь найти, за что бы уцепиться, почти смеясь над нелепостью своего положения: отошел «отлить» и угодил в трясину. Сначала Джонни не сомневался, что нащупает твердую почву, пусть даже на глубине по колено. Зато будет о чем рассказать, когда его найдут. Он стоял, не слишком нервничая, пока не погрузился в трясину выше колен. И тут задергался, пытаясь выбраться и совершенно забыв о том, что в трясине следует совершать как можно меньше резких движений. Очень скоро он погрузился в жижу по пояс: она засасывала его, как огромные коричневые губы, не давая дышать. Джонни начал кричать, но никто не отозвался. Прискакала только пушистая рыжая белка; выскочив из-за покрытого мхом бревна, она уселась на рюкзаке и разглядывала его блестящими черными глазами-бусинками. Теперь Джонни уже погрузился по шею, в нос бил сильный затхлый запах трясины, продолжавшей душить его. Летали птицы, издавая резкие крики. Столбы солнечных лучей, похожие на позеленевшие медные колонны, пробивались сквозь кроны деревьев, а трясина уже подобралась ко рту. Его ожидала одинокая смерть – Джонни открыл рот, чтобы издать последний вопль, но не смог: жижа просочилась между зубами, заползла внутрь, обволокла язык, и он уже глотал ее вместе с беззвучным криком… Джонни очнулся в холодном поту: по телу бегали мурашки. Крепко зажав в руках шарф, он отрывисто и часто дышал. Он бросил шарф, и тот свернулся на полу, как белая змея. Больше Джонни не прикасался к нему. Отец упаковал его в пакет и отправил назад. Но теперь, слава Богу, почты стало меньше. Психи переключились на какой-то другой объект для проявления нездорового интереса. Газетчики больше не донимали просьбами об интервью. Отчасти потому, что Джонни и Эрб сменили номер телефона и он не значился в справочнике, а отчасти потому, что новость устарела. Роджер Дюссо напечатал в газете, где вел колонку репортажей с места событий, большую и злую статью. Утверждал, что случившееся было жестоким и дешевым розыгрышем. Джонни наверняка покопался в прошлом нескольких репортеров, чье присутствие на пресс-конференции считал вероятным. Так, на всякий случай. Дюссо признал, что его сестру Энн действительно все звали Терри, что она умерла сравнительно молодой и злоупотребляла наркотиками. Но вся эта информация, писал он, доступна любому, кто хотел ее найти. Дюссо изложил все довольно логично, правда, не объяснил, как Джонни, не покидая больницы, мог раскопать все это, но большинство читателей об этом и не задумывались. Джонни это вполне устраивало. Инцидент был исчерпан, а давать новые информационные поводы в его планы не входило. Зачем писать женщине, приславшей шарф, что ее брат утонул в трясине, куда угодил, отойдя помочиться? Разве это облегчит ей жизнь? В сегодняшней почте было шесть писем. Счет за электричество. Открытка из Оклахомы от кузена Эрба. Какая-то женщина прислала маленькое распятие. На ступнях Христа была выведена золотом надпись: «Сделано в Тайване». Пришла короткая записка от Сэма Вейзака. Когда Джонни увидел обратный адрес на маленьком конверте, у него перехватило дыхание: С. Хазлетт, Бангор, Понд-стрит, 12. Сара! Он вскрыл конверт. Через пару дней после похорон матери он получил от нее открытку с соболезнованиями, написанную аккуратным почерком с ровным наклоном. Джонни, я очень сожалею о случившемся. Я услышала по радио, что твоя мама умерла, и это ужасно, что твое личное горе сделали новостью. Может, ты уже и не помнишь, что накануне аварии немного рассказал мне о матери. Я спросила, как она отреагирует, если ты приведешь домой никудышную католичку, а ты ответил, что она улыбнулась бы, приняла меня и вручила пачку брошюр. И по твоей улыбке я поняла, как сильно ты любишь ее. Твой отец рассказывал, как она изменилась, но это потому, что она очень любила тебя и не могла смириться с тем, что произошло. Мне кажется, ее вера была вознаграждена. Пожалуйста, прими мои соболезнования и знай, что ты всегда можешь рассчитывать на своего друга Сару. И сейчас, и в будущем. Сара. Джонни поблагодарил Сару за открытку и участие. Он тщательно подбирал слова, чтобы не выдать своих чувств и не написать лишнего. Теперь она была замужней женщиной, и изменить этого он не мог. Но Джонни отлично помнил тот разговор с ней о матери, как, впрочем, и многое другое из того вечера. Открытка Сары воскресила в памяти все, что тогда произошло, и в ответе Джонни невольно звучала горечь. Он по-прежнему любил Сару Брэкнелл и постоянно напоминал себе о том, что ее больше нет, а у другой женщины, пятью годами старше его, есть маленький сын. Вынув из конверта небольшой листок, Джонни быстро пробежал его глазами. Сара с сыном уезжали на выходные в Кеннебунк к Стефани Константин, с которой она два года жила в одной комнате, когда училась в университете. Тогда ее звали Стефани Карслей, и Сара писала, что Джон мог помнить ее, но он не помнил. Уолт застрял в Вашингтоне на три недели по партийным делам и по делам своей фирмы, и Сара хотела приехать на день в Паунал навестить Джонни и Эрба, если, конечно, Джонни не возражал. Ты можешь связаться со мной по телефону Стефани 814-6219 в любое время между семнадцатым и двадцать третьим октября. Конечно, если тебя что-то смущает, то просто позвони или мне домой, или в Кеннебунк и скажи об этом, я все пойму правильно. С любовью, Сара.