«Они уже были здесь… и они вернутся. Ты ведь и сам знаешь, верно?» Да, знает. Лангольеры вернутся. Вернутся за ним. И он ощущал их. Никогда не видел, но знал, насколько кошмарны эти монстры. Только ли один он знал об этом? Пожалуй, не только. Он подумал, что та слепая девчонка тоже что-то знала о лангольерах. Впрочем, какая разница? Единственное, что имело значение — добраться до Бостона, добраться туда, пока лангольеры не нахлынули в Бангор из их черных берлог, чтобы сожрать их живыми и орущими. Нет, во что бы то ни стало добраться до Благоцентра, рассказать им, что он сделал и быть после этого… Свободным. Он станет свободным. Крэг оторвался от окна, от этой пустоты и безмолвия и вошел в коридор под вывеской. Не глядя по сторонам, миновал безлюдные магазины. За ними находилась та дверь, которую он искал. В центре маленькое обзорное стеклышко, над ним — вывеска: СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ АЭРОПОРТА. Надо было проникнуть туда. Как угодно, но проникнуть. «Все это… это безумие… оно не должно принадлежать мне. Я не обязан нести его в себе. Хватит с меня». Крэг взялся за дверную ручку отдела безопасности аэропорта. Пустое выражение глаз сменилось отчетливой целеустремленностью. «Я находился под стрессом долго, очень долго. С семилетнего возраста? Нет, еще до того. Вообще, сколько я себя помню. Этот последний приступ безумия — просто новая вариация. Может быть, это именно то, что человек в занюханном плаще назвал: эксперимент. Агенты какой-то секретной правительственной организации или какой-то зловещей иностранной державы производят эксперимент. Но я решил больше не участвовать ни в каких экспериментах над собой. Мне наплевать, кто ими руководит, — отец, или мать, или декан школы менеджеров, или совет директоров банковской корпорации „Солнце пустыни“. Я решил не участвовать. Решил сбежать. Решил добраться до Бостона и завершить то, что задумал, когда предложил закупку залоговых бумаг в Аргентине. Если я этого не сделаю…» Впрочем, он уже знал, что будет, если он этого не сделает. Он потеряет рассудок. Крэг подергал дверную ручку. Бесполезно. Однако, когда, отчаявшись, ударил по двери кулаком, она раскрылась. Либо ее оставили незапертой, либо она автоматически отомкнулась, когда отключилась электроэнергия. Для Крэга это было безразлично. Главное, ему не придется пачкать костюм, ползая через какие-нибудь вентиляционные шахты. Он был намерен явиться на конференцию до конца этого дня и потому не желал, чтобы его одежда выглядела грязной. Простое правило жизни, которому не было исключений, заключалось в том, что люди в грязной одежде не могут пользоваться доверием. Он распахнул дверь и вошел внутрь. Брайан и Ник первыми поднялись по эскалатору наверх, остальные сгрудились вокруг них. Они оказались в главном зале ожидания — большом помещении с пластмассовыми креслами, в подлокотниках которых кое-где видны были щели для монет платного телевидения. Во всю стену простиралось огромное поляризованное окно. Слева от них находился стенд для прессы и проверочный пункт службы безопасности. Справа через весь зал тянулись бар «Красный Барон» и ресторан «Девятое Облако». За рестораном был виден коридор, ведущий к помещению Службы Безопасности Аэропорта и к воротам прибытия международных рейсов. — Пойдемте, — начал было Ник, но вдруг Дайна перебила его: — Ой, подождите! Она сказала это таким встревоженным тоном, что все с любопытством обернулись к ней. Дайна отпустила руку Лорел и приложила ладони за уши, чтобы лучше слышать. После этого стояла неподвижно, как столб, к чему-то внимательно прислушиваясь. — Что… — начал Брайан. Она перебила и его: — Ш-ш-ш-ш! Повернулась слегка влево, замерла, потом повернулась в обратном направлении. Бледный свет из окна упал на ее лицо, придав ему черты зловещего призрака. Сняла черные очки на цепочке. Глаза у нее оказались большими, карими, и вполне осмысленными. — Там, — тихо сказала она сонным голосом. Лорел вдруг ощутила, как страх коснулся ее сердца ледяными пальцами. И не только она. Бетани придвинулась к ней поближе, а дон Гаффни — с другой стороны. — Там… я чувствую свет. Мне говорили — это значит, что я смогу снова видеть. Я всегда ощущаю, где свет. Словно тепло в голове делается. — Дайна, так что… — опять начал Брайан. На сей раз его прервал Ник. Он взял его за локоть. На лбу Ника появились морщины, лицо словно осунулось. — Помолчим, друг… — Свет вот тут… Она медленно отошла от них все так же держа ладошки раковинами, а локти выставив вперед, чтобы не натолкнуться на какой-нибудь предмет на пути. Подойдя к окну на расстояние пары футов, она протянула пальцы и коснулась стекла. На фоне бледного неба ее ладони напоминали морских звезд. Послышалось ее грустное бормотание. — И стекло не то, совсем не то… — Дайна… — обратилась к ней Лорел. — Ш-ш-ш-ш, — ответила она, не поворачивая головы. Маленькая девочка, ожидающая когда папа придет с работы. — Я что-то слышу. Эти слова, произнесенные шепотом, вселили в Альберта Косснера безумный страх. Кто-то сдавил его предплечья. Не сразу сообразил, что сам ухватился за них руками. Брайан тоже прислушался, слыша собственное дыхание и дыхание других… но более ничего. «Это игра ее воображения», — подумал он. — «Только и всего». Тем не менее было любопытно. — Что? — спросила Лорел встревоженно. — Что ты слышишь, Дайна! — Я не знаю, — ответила та, не поворачивая головы. — Очень слабо. Мне показалось, что я это услышала, еще когда мы спускались с самолета. Тогда я подумала, что мне кажется. Сейчас лучше слышно. Даже сквозь стекло. Это похоже… ну, когда жуешь воздушный рис или когда его ешь с молоком. Брайан обернулся к Нику и тихо спросил: — Ты что-нибудь слышишь? — Абсолютно ничего, — так же тихо ответил Ник. — Но она слепая. У нее слух вдвое лучше нашего. — А мне кажется, просто истерия, — сказал Брайан. Теперь он шептал в самое ухо Ника. Дайна отвернулась от окна. — Ты что-нибудь слышишь? Абсолютно ничего, — неожиданно скопировала она. — Но она слепая. У нее слух вдвое лучше нашего. — Дайна сделала паузу и вдруг добавила: — А мне кажется, просто истерия. — Дайна, что ты такое говоришь? — испуганно спросила Лорел. Она не слышала обмена репликами между Брайаном и Ником, хотя стояла куда ближе к ним, чем Дайна. — А ты их спроси! — ответила Дайна дрожащим голосом. — Я не истеричка! Я слепая, но не сумасшедшая! — Прости, — потрясенно сказал Брайан. — Прости, Дайна. — Обернувшись к Лорел, пояснил: — Мы переговаривались с Ником, а она услышала, представляете? Оттуда, от окна услышала. — Ну и слух у тебя, миленькая, — сказала Бетани. — Я слышу то, что слышу, — ответила Дайна. — И я слышу что-то там снаружи. Вон оттуда. — Она указала рукой к востоку за окном. Ее невидящие глаза окинули всех. — И это плохо. Страшный звук, очень страшный. — Если вы, маленькая мисс, могли бы распознать, что это такое, нам бы это, видимо, помогло, — неуверенно сказал Дон Гаффни. — Не могу, — ответила Дайна. — Только знаю, что он приблизился. — Она снова надела черные очки. — Нам нужно отсюда улететь. И чем скорее, тем лучше. Потому что к нам сюда что-то приближается. Что-то очень плохое, издающее такие звуки. — Дайна, — обратился к ней Брайан. — Самолет, на котором мы прилетели, почти не имеет горючего. — Тогда надо скорее его туда налить! — неожиданно пронзительно закричала девочка. — Оно приближается, неужели вы не понимаете?! Если мы не улетим к тому времени, как оно появится здесь, мы все погибнем! Мы умрем! Ее голос сорвался, и она начала всхлипывать. Она не была Сивиллой или медиумом — всего лишь маленькая девочка, вынужденная переживать свой страх в почти полном мраке. Шатаясь, направилась к ним, всякая уверенность покинула ее. Лорел подхватила ее прежде, чем Дайна успела наткнуться на веревочное ограждение возле проверочного пункта, и крепко обняла. Попыталась успокоить девочку, но ее последние слова, как эхо, отдавались в перепуганном сознании Лорел: «Если мы не улетим к тому времени, как оно появится здесь, мы погибнем». «Мы все умрем». Крэг Туми слышал, как эта сопля что-то там вопила, но ему было наплевать. Он нашел то, что искал, в третьем шкафу по порядку. Наклейка с выпуклыми буквами на шкафу гласила: «МАРКИ». Обед мистера Марки — большой сэндвич — выглядывал из коричневого пакета на верхней полке. Уличные туфли мистера Марки стояли внизу. А посередине на крючке висела белая куртка на ремне и кобура, из которой выглядывала рукоятка служебного револьвера мистера Марки. Крэг расстегнул кобуру и извлек оружие. Он не был глуп и, слегка повозившись, открыл барабан. Все шесть отделений были заряжены. Вернув барабан на место, он удовлетворенно кивнул, когда тот щелкнул, осмотрел ударник и рукоятку в поисках предохранителя. Однако, не обнаружил его. Затем осторожно нажал на спусковой крючок. Когда ударник и барабан едва заметно сдвинулись с места, Крэг снова удовлетворенно кивнул. Он отвернулся от шкафа, и вдруг его охватило чувство полного одиночества. Как одинока была вся его взрослая жизнь! Револьвер показался тяжелым, и он опустил руку. Стоял, ссутулившись, — в одной руке атташе-кейс, в другой — револьвер, на лице — выражение глубоко несчастного человека. Вспомнилось то, о чем он много лет не вспоминал. Двенадцатилетний Крэг Туми лежал в постели, содрогаясь от беззвучных рыданий. В другой комнате громко играла стереосистема. Пела Меррили Раш, а мать подпевала пьяным голосом, фальшивя: «Назови меня ангелочком… с утра, бэ-э-эй-бии… коснись моей щечки, прежде чем уйдешь, бэй-бии…» Он лежал и плакал беззвучно. И думал: «Почему ты не можешь меня полюбить и оставить в покое, мама? Ну, просто полюби и оставь в покое». — Я никому не хочу наносить вреда, — забормотал Крэг Туми сквозь слезы. — Не хочу. Но это… это просто нестерпимо… Напротив него у стены находились телевизионные мониторы, все отключенные. В какой-то момент, когда он осматривал их, истина того, что произошло и что продолжало происходить, вспыхнула в его сознании. В какой-то момент она прорвала сложную систему невротических заслонов и пробралась в бомбоубежище, где проходила его жизнь. «Все исчезли, Крэгги-вегги. Весь мир улетучился, кроме тебя и тех людей с самолета». — Не-е-ет, — простонал он и упал в ближайшее кресло возле стола посреди комнаты. — Нет же, все не так. Просто невозможно. Не приемлю подобную идею. Полностью. «Лангольеры здесь уже побывали и скоро вернутся», — произнес голос отца. Он, как всегда, заглушил голос матери. — «Тебе лучше убраться, когда они прибудут… иначе — сам знаешь, что случится». Это он знал. Они его сожрут. Лангольеры сожрут его живьем. — Но я никого не хочу убивать, — повторил он бесстрастным голосом. На столе лежал лист записи дежурства. Крэг опустил атташе-кейс, положил на стол револьвер, взял лист, посмотрел на него невидящим взглядом и начал отрывать от него узкие тонкие полоски с левого края. РРРиииПП… Вскоре он был зачарован полосками бумаги, падавшими на стол, — возможно, самыми тонкими, какие когда-либо он сумел оторвать! Но и в это время голос отца еще не покинул его: «Иначе — сам знаешь, что случится». 5