Крэг Туми никого в своей жизни не убивал. Способен ли он совершить такое? С чувством растущего облегчения решил, что способен. Конечно, не во время полета. Англичанин был слишком ловок и силен. К тому же здесь уж точно не было подходящего оружия. Но когда они приземлятся?.. «Да. Тогда, если придется», — да. В конце концов конференция была рассчитана на три дня. Сейчас становилось ясно, что его опоздание было неизбежным, но он хотя бы сможет объяснить: его усыпили и взяли в заложники — какое-то правительственное агентство. Это их шокирует. Даже представил себе их потрясенные лица, когда он выступит перед ними. Триста банкиров со всей страны, собравшиеся, чтобы обсудить заклады и долги, — а вместо этого услышат грязную правду о том, на что пошло правительство. «Друзья мои, я был похищен, — ррррииип, — и мне удалось спастись, только когда я… — рррииип. Если мне придется это сделать, я могу убить их обоих. Фактически я могу убить их всех». Пальцы Крэга Туми снова задвигались. Он закончил отрывать полоску, бросил ее на пол и приступил к следующей. В журнале было полно страниц, и много полосок получалось из каждой страницы, а это означало, что работы хватит до того, как самолет приземлится. Он ни о чем не беспокоился. Крэг Туми был из тех, для кого не было ничего невозможного. Лорел Стивенсон не стала засыпать, а погрузилась в состояние легкой полудремоты. Ее мысли, которые в этой полудреме напоминали сны, вернулись к вопросу: зачем она на самом деле летела в Бостон? Мне предстоит мой первый настоящий отпуск за десять лет, — сказала она, но это было ложью. Маленькое зернышко присутствовало, но она и сама сомневалась, что ее заявление прозвучало правдоподобно. Она была воспитана говорить правду, а потому соврала явно неумело. Хотя в то же время понимала, что вряд ли кому-либо из пассажиров рейса № 29 было до этого дело. Во всяком случае, не в нынешней ситуации. Тот факт, что она летела в Бостон, чтобы встретиться и наверняка переспать с человеком, которого прежде не знала, бледнел по сравнению с тем, что она летела на восток в самолете, большинство пассажиров которого и экипаж исчезли. «Дорогая Лорел, Я с таким нетерпением жду нашей встречи. Тебе даже не придется сверять мою внешность с фотографией, когда выйдешь из самолета. Во мне все трепещет от радости, и все, что тебе понадобится, это поискать взглядом парня, который парит где-нибудь под потолком…» Его звали Даррен Кросби. Ей не было нужды рассматривать его фотографию — это было верно. Запомнила его лицо, как и большинство писем. Оставался вопрос: зачем? На этот вопрос у нее ответа не было. Даже намека на ответ. Только подтверждалось высказывание Толкиена: тебе следует быть осторожным каждый раз, как выходишь за порог своего дома, ибо за ним лежит дорога, и дорога эта ведет только вперед. Если не будешь осторожен, окажешься… ну, в общем… просто пропадешь — незнакомец в чужой стране, не знающий, как он туда попал. Лорел всем сказала, куда она отправляется, но никому не объяснила, зачем туда отправлялась и чем сама занималась. Она была выпускницей Калифорнийского университета, библиотечным специалистом. Хотя в манекенщицы она не годилась, но фигура и внешность ее были вполне симпатичными. У нее был свой узкий круг друзей, которых наверняка поразил бы ее поступок: отправиться в Бостон, решиться остаться с человеком, которого знала только по переписке, с человеком, которого встретила в журнале, в популярной рубрике «Друзья и возлюбленные». Да она и сама была поражена этим. Даррен Кросби имел рост шесть футов один дюйм, весил сто восемьдесят фунтов, глаза — темно-голубые. Предпочитал виски «Скотч» (но немного), имел кота по кличке Стенли, никаких сексуальных вывихов, истинный джентльмен (каковым себя считал). Для него Лорел — самое прекрасное в мире имя. Фотоснимок, который он прислал, изображал мужчину с приятным открытым и умным лицом. Она предположила, что он принадлежит к тому сорту мужчин, которые обретают зловещий облик, если не бреются дважды в день. Вот и все, что ей было известно. За пять лет Лорел поддерживала переписку с шестью мужчинами. Полагала, что это всего лишь хобби, но никак не ожидала, что предпримет в итоге такой шаг. Она полагала, что частью привлекательности этого человека было его чувство юмора, безжалостного и к самому себе. В то же время понимала, что подлинная причина лежит в ней, а не в нем. Разве не привлекательной была эта ее неспособность понять собственные порывы, не свойственные ее же характеру? Взять и полететь в неведомое, надеясь, что ударит именно та молния, какая ей нужна. «Что ты делаешь?» — снова спрашивала она себя. Самолет короткое время затрясло в турбулентном потоке, но тут же все прекратилось. Лорел заворочалась в своей полудреме, подняла голову и осмотрелась. Увидела девушку, которая заняла место поблизости от нее. Она смотрела в иллюминатор. — Что там видно? — спросила Лорел. — Что-нибудь видно? — Солнце восходит, — ответила девушка. — Больше ничего. — А что там на земле? — Лорел не хотелось подниматься и самой смотреть в иллюминатор. Голова Дайны все еще покоилась у нее на груди, и будить девочку не хотелось. — А ничего не видно. Сплошные облака внизу. — Девушка огляделась по сторонам. Глаза ее прояснились и восстановился нормальный цвет лица, даже с намеком на румянец. — Меня зовут Бетани Симмс. А тебя как? — Лорел Стивенсон. — Как думаешь, все будет в порядке? — Думаю — да, — ответила Лорел и на всякий случай добавила: — Надеюсь, по-крайней мере. — А мне что-то страшновато. Боюсь того, что может оказаться под этими облаками, — призналась Бетани. — Впрочем, мне и без того было страшно. Насчет Бостона. Моя мать вдруг решила, что это прекрасная идея, если я погощу у тетки Шауны, хотя через десять дней в школу идти. Главное было спихнуть меня, как агнца божьего, чтобы тетка мне тут же ошейник набросила. — Какой ошейник? — Как в игре в «Монополию». Не проходи через «Иди», не получай двести долларов, отправляйся в ближайшую клинику и начинай просыхать, — сказала Бетани. Она пальцами причесала свои коротко подстриженные темные волосы. — Для меня уж такая жуть начиналась, что эта ситуация стала примерно из той же оперы. — Она внимательным взглядом изучила Лорел и серьезно добавила: — Слушай, а ведь это все на самом деле происходит? Я уж тут щипала себя несколько раз: думаю, снится мне это, что ли? Ничего не меняется. — Да, представь себе, на самом деле. — Не похоже на реальность, — сказала Бетани. — Скорее, выглядит все, как в этих кинокатастрофах. «Аэропорт 1990» или что-то в этом роде. Даже ищу глазами парочку старых актеров, вроде Вилфорда Бримли или Оливии де Хевилэнд. Они должны познакомиться во время всей этой хреновины и влюбиться, помнишь? — Я не думаю, что они летят этим рейсом, — вполне серьезно ответила Лорел. Они посмотрели друг другу в глаза и обе чуть не рассмеялись. Смех, возможно, сразу сблизил бы их, сделал друзьями. Но этого не произошло. Вернее, не совсем… — А как у тебя, Лорел? Тоже какая-нибудь кинокатастрофа? — Боюсь, что нет, — ответила Лорел… и вдруг все-таки рассмеялась. Потому что неоновой вывеской в сознании вспыхнула фраза: «Что же ты врешь?!» Бетани тоже хихикнула, прикрыв рот ладошкой. — Господи, — сказала она, — ну и бредятина. У нас тут летающий дурдом, верно? Лорел кивнула. — Верно. — Она сделала паузу и спросила: — А тебе правда необходима клиника, Бетани? — Не знаю. — Она снова отвернулась и заглянула в иллюминатор. Улыбка исчезла с ее лица, голос зазвучал холодно. — Может, и нужна. Я все как-то считала это забавой, а теперь и сама не знаю. Наверно, все вышло из-под контроля. Но быть вот так высланной… Чувствую себя, как свинья на бойне. — Извини, — сказала Лорел, хотя ощущала, что и сама может вызывать сожаление. Слепая девочка уже приняла ее, но двух приемышей ей многовато. Теперь, полностью бодрствуя, она испытала страх. Да, ей стало очень страшно. Не хотелось бы ей стать объектом, на который эта девица обрушит всю свою панику в стиле кинокатастроф. Тут же невольно улыбнулась от этой мысли. В самом деле, все это выглядело чистейшей бредятиной. — Ты меня тоже извини, — сказала Бетани. — Сейчас самое неподходящее время беспокоиться о таких вещах, верно? — Пожалуй, верно, — согласилась Лорел. — А ведь пилот во всех этих фильмах про Аэропорт никогда не исчезал. Ведь так? — Да, я что-то такого не припомню. — О! Времени уже почти шесть часов утра. Еще два с половиной часа лететь. — Да. — Хоть бы весь мир оставался на месте там внизу. Для начала и это было бы неплохо. — Она посмотрела на Лорел пристально. — Не думаю, что при тебе есть травка, верно? — Боюсь, что нет. Бетани пожала плечами и устало улыбнулась Лорел. — Ну, что ж. Тут ты явно впереди меня. А мне что-то страшновато. Позднее Брайан Энгл проверил курс, скорость, показания навигационных приборов и карту. В последнюю очередь проверил время по своим наручным часам. Было восемь часов две минуты. — Ну что же, — сказал он Нику, не глядя на него. — Кажется, наше время пришло. Либо вляпаемся, либо выкарабкаемся. Он протянул руку и включил табло «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ». Отбили мелодичные куранты. Брайан включил интерком и взял в руку микрофон. — Леди и джентльмены, доброе утро. Это капитан Энгл. В настоящий момент мы летим над Атлантическим океаном примерно милях в тридцати к востоку от побережья штата Мэн. Скоро я начну снижаться над Бангором. При обычных условиях я бы не стал так рано просить вас пристегнуть ремни, но мы с вами находимся в ситуации необычной. Моя матушка постоянно твердила: благоразумие — это лучшая часть мужества. В духе этого высказывания я желал бы быть уверенным, что вы надежно пристегнуты к вашим креслам. Условия внизу особо угрожающими не выглядят, но поскольку у меня отсутствует радиосвязь, погода может преподнести нам любой сюрприз. Я все время надеялся, что облака рассеются. Над Вермонтом мне были видны разрывы в облачности, но, боюсь, здесь они плотно сомкнулись. По своему опыту, как пилот, могу сообщить вам, что сплошные облака под нами для меня вовсе не являются признаком плохой погоды. В Бангоре может быть пасмурно с моросящим дождем. Все. Я начинаю снижаться. Прошу всех соблюдать спокойствие. Моя приборная доска светится зеленым светом, все на ней в порядке, никаких неполадок. Брайан больше не стал полагаться на автопилот и начал процесс снижения вручную. Он сделал большой плавный поворот и перешел на спуск. Кресло под ним словно наклонилось вперед, когда 767-й постепенно устремился вниз. — Очень успокаивает, — сказал Ник. — Тебе бы, дружок, политиком быть. — Как тебе сказать, — ответил Брайан. — Не думаю, что они там чувствуют себя спокойно. По-крайней мере, я себя так не чувствую. На самом деле он еще никогда в жизни за пультом управления самолетом не испытывал такого страха, как теперь. Утечка давления на рейсе № 7 из Токио казалась пустяком по сравнению с нынешней ситуацией. Сердце в груди билось медленно и тяжко, словно погребальный колокол. Он судорожно глотнул, в горле что-то щелкнуло. Рейс № 29 пересек отметку 30 000 и продолжал спуск. Белые бесформенные облака заметно приближались. Они простирались во всех направлениях от горизонта до горизонта, как странный пол гигантского танцевального зала. — Я усираюсь со страху, дружок, — сказал Ник незнакомым хриплым голосом. — Видел, брат, как люди гибли на Фолклендах, получил там пулю в ногу и тефлоновую коленную чашечку на память. В 82-м в Бейруте чудом уцелел при взрыве грузовика со взрывчаткой. Но ей-богу, никогда мне не было так страшно, как сейчас. Какая-то часть меня буквально требует схватить тебя за шкирку и заставить лететь обратно, насколько хватит горючего у этой птицы. — А что толку? — ответил Брайан. И его голос изменился, дрогнул, в нем он сам услышал отголоски собственного сердцебиения. — Ты помни, что я сказал: мы вверху не можем оставаться вечно. — Знаю. Страшно от того, что там, под облаками. Или чего там нет. — Что ж, все вместе скоро это узнаем. — И ничем не помочь этому, дружок? — Совсем ничем. 767-й пересек отметку 25 000 и продолжал снижение. Все пассажиры собрались в главном салоне, даже лысый мужчина, который упрямо не покидал своего места в деловом классе. Никто не спал, за исключением бородатого в самом дальнем конце самолета. Его храп слабо доносился из хвостовой части авиалайнера. Альберт Косснер на миг ему позавидовал. Хотелось тоже проспать все это, а после приземления сказать, как наверняка скажет этот бородатый соня: «Где мы, черт побери?» Единственным звуком, нарушавшим тишину, был тихий треск разрываемой бумаги: риииип… риииип… риииип. Крэг Туми продолжал уничтожать журналы. Его туфли зарылись в ворохе бумажной лапши. — Не могли бы вы прекратить это? — обратился к нему Дон Гаффни. В голосе его слышались напряженность и усталость. — Просто с ума можно сойти, дорогой мой. Крэг повернул к нему голову, осмотрел его широко раскрытыми пустыми глазами и отвернулся. Пальцы нащупали очередную страницу. Она оказалась рекламой восточных рейсов «Гордости Америки» с картой маршрутов. Рииииип.