— Конечно, — ответил он и добавил: — Ты хочешь поговорить об Эрни? — Нет, — помолчав сказала Ли. — Не об Эрни. Я хочу поговорить о Кристине. 41. БУРЯ К пяти часам вечера ураган обрушился на Пенсильванию. Лавины снега сыпались на опустевшие дороги и города. Люди не выходили из домов. Отмечая приближение Рождества, они были заранее благодарны матери-природе за то, что им будет о чем рассказать в ближайший вторник на работе. Однако в тот вечер в матери-природе не было ничего материнского. Она была озлобленной на весь мир старухой ведьмой; Рождество ничего не значило для нее. К семи часам она завалила снегом все улицы Либертивилла и сломала сорокафутовое дерево, росшее на перекрестке Мэйн-стрит и Бэйзн-драйв. Дерево упало и перерубило кабель светофора, отчего тот сразу погас. Двое или трое припозднившихся пешеходов сначала взглянули наверх, а затем ускорили шаг. К восьми часам, когда мистер и миссис Кэйбот наконец вернулись домой (чем несказанно обрадовали заждавшуюся Ли), местная радиостанция передала обращение полиции штата Пенсильвания, призывавшей граждан не выезжать из города. К девяти часам, когда Майкл, Регина и Эрни Каннингейм уселись за праздничный стол с тетей Викой и дядей Стивом, сорокамильный участок основной магистрали Пенсильвании был завален снегом. К утру магистраль была перекрыта целиком. К девяти тридцати, когда в полной темноте гаража на Хемптон-стрит внезапно зажглись передние фары Кристины, на улицах Либертивилла уже не было почти ни одного человека. Тишину гаража нарушил звук заработавшего двигателя. В кабине Кристины повернулся рычаг переключения скоростей. Она сдвинулась с места. Большая железная дверь гаража поднялась, и в помещение ворвалось облако белого снега, заискрившегося в лучах мощных фар. Кристина выползла наружу и поехала вниз по улице. Ее шины резали снег ровно по прямой, без отклонений и колебаний. Затем во вьюге замигал и погас красный огонек. Кристина повернула налево, в сторону Кеннеди-драйв. * * * Дон Ванденберг сидел за столом в офисе заправочной станции своего отца. Тот велел сычу держать ее открытой до двенадцати часов ночи, а сам отправился праздновать Рождество. Дону было тоскливо, он не выносил одиночества. Он вспоминал Бадди, который притягивал друзей, как магнит, и всех приводил на ночные дежурства. Теперь они исчезли. Хотя иногда Дону казалось, что они были здесь. Иногда у него было такое чувство, будто он мог оглянуться и увидеть их сидящими рядом — Ричи Трелани с одной стороны. Шатуна Уэлча с другой, а между ними Бадди Реппертона с бутылкой «Техасского драйвера» в руке. Всех троих — отвратительно бледных, с глазами, как у мертвых рыб. И Реппертона — поднимающего бутылку и шепчущего: «А ну-ка выпей, задница, — скоро ты будешь мертвым, как мы». От таких фантазий у него пересыхало во рту и тряслись руки. И Дон знал почему. Он знал, что зря они разломали машину Прыщавой Рожи. Все, кто были в ту ночь на стоянке аэропорта, уже погибли, и смерть их была ужасна. В живых остались только он и Сэнди Галтон, который укатил куда-то на своем старом «мустанге». Иногда Дон подумывал последовать его примеру. Какой-то припозднившийся клиент просигналил гудком автомобиля. Дон встал и пошел к выходу. Дверь с силой вырвалась из его руки, и он чуть было не упал на снег. Он не ожидал, что на улице дул такой ветер (вероятно, старался не слышать его шума). Под ногами был сугроб глубиной дюймов в десять. «Эта чертова машина, наверное, она на протекторах с шипами», — озлобленно подумал он и стал пробираться к бензоколонкам. Машина стояла у самой дальней. Снег мешал ему как следует разглядеть ее. Чертыхаясь на каждом шагу, он наконец достиг дверцы водителя. Его щеки уже онемели. Если этот парень хочет, чтобы я за один доллар проверил масло в двигателе, то пошлю его куда подальше, решил он, когда заметил, что окно стало опускаться. — Чем я могу пом… — начал он, и второй слог слова превратился в отчаянный протяжный крик: а-а-а-а-а-а-а-а-а… В окно высунулась голова полуистлевшего трупа. Вместо глаз были пустые глазницы, а под остатками сгнивших губ желтели редкие кривые зубы. Одна рука белела на руле управления. Другая вылезла из окна и, судорожно сжимая и разжимая костяшки пальцев, пыталась схватить его. Дон отшатнулся, ужас горячим комком застрял в его горле. Мертвец вдруг усмехнулся и поманил его к себе. Двигатель машины взревел, а потом она опять заработала тише. — Заправь ее. — прошептал труп, и Дон сумел разглядеть, что на нем висели лохмотья армейской униформы. — Заправь ее, говнюк. — Череп еще раз ухмыльнулся, и в зияющей глубине рта блеснул кусочек золота. — А ну-ка выпей, задница, — хрипло прошептал другой голос, и с заднего сиденья Бадди Реппертон протянул Дону бутылку «Техасского драйвера». По зеленой коже Бадди ползали черви… — По-моему, тебе нужно выпить. Дону казалось, что он кричит, как зарезанный, но уши слышали только шепот Реппертона: «А ну-ка выпей, задница». Дон бросился прочь. Сзади снова взревел двигатель, и он оглянулся. Он увидел машину Эрни Каннингейма, двигавшуюся в его сторону. За рулем никого не было. И это было хуже всего. Машина двигалась сама по себе. Дон выбежал на улицу, поскользнулся и упал. В следующее мгновение его озарил яркий свет передних фар Кристины, и она со скоростью локомотива налетела на него. * * * Задняя окраина городка Хайте, расположенного в горах над Либертивиллом, полностью оправдывала название этого места, служившего американизированным синонимом сочетания «высший свет». Здесь, немного в стороне от дороги Хайтс-авеню, одной милей выше переходившей в шоссе №2, стояли респектабельные дома газетного издателя, четырех врачей, богатой внучки человека, который изобрел скоростную систему выбрасывания гильз для автоматических пистолетов, и еще нескольких обеспеченных людей, преимущественно адвокатов. В половине двенадцатого того рождественского вечера двухтонный «плимут» 1958 года выпуска, взбиравшийся вверх по Хайтс-авеню, миновал поворот на Стэнтон-роуд, куда в ноябре свернули Эрни и Ли, торопившиеся уединиться над обрывом. «Плимут» двигался со скоростью тридцать миль в час, и в насыпанных на дороге сугробах его шины оставляли одинокие следы глубиной не меньше фута. Их почти сразу же заметало сильным ветром и снегом. * * * Уилл Дарнелл сидел в общей комнате дома, построенного на краю городка Хайте, и пытался смотреть телевизор, но его мысли постоянно отвлекались от экрана и возвращались на свой заколдованный крут: Эрни, Уэлч, Реппертон, Кристина. Прошедшие дни состарили Уилла лет на десять. Он сказал полицейскому Мерее, что вернется к делам через две недели, но сам не верил в свои слова. С недавних пор его горло стало болеть от слишком частых обращений к помощи ингалятора. Эрни, Уэлч, Реппертон… Кристина. По телевизору показывали мультфильм о рождественских приключениях дядюшки Скруджа. Эрни, Уэлч, Реппертон… Лебэй? Парень ничего не сказал полицейским, по крайней мере пока не сказал. Но они задержали Генри Бака, и Уилл не сомневался, что тот трижды продал бы самого Христа, если бы ему взамен пообещали снять обвинение или даже вынести условный приговор. К счастью, старый Генри не так много знал. Он знал о контрабанде фейерверков и сигарет, но все это было меньшей частью хемптонского бизнеса, включавшего в себя торговлю выпивкой, угнанными автомобилями, незарегистрированным оружием (в том числе и автоматами, которые у Уилла покупали явные рецидивисты, желавшие «поохотиться на оленей» в соседнем штате) и антиквариатом, похищенным в Новой Англии. И в последние два года — кокаин. Конечно, кокаин был ошибкой Уилла: из-за него Дарнелл мог потерять все. Хорошо еще, что полицейские схватили парня, когда при нем не было одного-двух фунтов наркотика. Он еще раз удивился тому, как много теперь зависело от семнадцатилетнего мальчика, а возможно — и от его фатальной машины. Все, что Дарнелл строил с таким трудом, превратилось в карточный домик, и Уилл боялся лишний раз вздохнуть, чтобы дела не пошли еще хуже. Он закурил сигару, встал, пошел на кухню… и именно тогда просигналил автомобильный гудок. Уилл резко остановился и потуже затянул на себе пояс домашнего халата. Снова короткие, требовательные гудки. Он повернулся, вынул сигару изо рта и подошел к окну комнаты. У него появилось чувство, что с ним это когда-то уже было. Еще не отодвинув тяжелой шторы, он знал, что это была Кристина. Ему было хорошо известно, что она могла приехать за ним. Кристина стояла в начале дорожки, огибавшей дом, немногим более реальная, чем возникший в хлопьях летящего снега призрак. Ее передние фары вспыхнули и погасли. На один момент Уиллу показалось, что за рулем кто-то сидел, но, моргнув глазами, он увидел, что машина была пуста. Так же пуста, как в ночь, когда она вернулась в гараж. Бип. Бип. Бип. Бип! Как если бы она что-то говорила. Сердце Уилла тяжело забилось в груди, и он быстро отвернулся. Нужно было срочно позвонить Каннингейму. Позвонить и сказать, чтобы он обуздал своего четырехколесного демона. Он был на полдороге к телефону, когда взвыл двигатель машины. Звук походил на вопль женщины, почуявшей предательство. Уилл поспешил обратно к окну и застал Кристину отъезжавшей от большого сугроба, перегораживавшего дорожку к дому. Ее наполовину засыпанный снегом капот был помят спереди. Снова взревел двигатель. Задние колеса заскользили, а потом поймали сцепление. Машина рванулась вперед и снова врезалась в сугроб. Ветер подхватил облако взметнувшегося снега. Ничего не выйдет, решил Уилл. А если даже ты пробьешься на дорожку, то что? Думаешь, я выйду из дома, чтобы поиграть с тобой? Сопя носом, он вернулся к телефону, посмотрел номер Каннингейма и начал крутить диск. У него дрожали пальцы, он сбился, нажал на рычаг и начал снова. За окном ревел двигатель Кристины. Она продолжала штурмовать снежную насыпь. В третий раз послышался удар в сугроб и звук передачи, переключившейся на задний ход. В широкое панорамное окно комнаты ударились комья снега, подхваченного ветром. Уилл старался дышать медленно, но ему мешал какой-то комок, подступивший к горлу. Наконец в трубке телефона раздались длинные гудки. Первый… Четвертый. Пятый. Взревел двигатель Кристины. Послышался тяжелый удар. Восьмой гудок. Девятый. Никого нет дома. «Дерьмо», — прошептал Уилл и бросил трубку. Его лицо покрылось смертельной бледностью, а ноздри раздувались, как у зверя, услышавшего запах огня. Его сигара уже погасла. Он швырнул ее на ковер и вновь поспешил к окну. Рука нащупала ингалятор, лежавший в кармане халата. Лучи передних фар ослепили его, и он поднял одну руку, чтобы заслонить глаза. Кристина еще раз протаранила сугроб и вернулась на исходную позицию. Еще немного, и брешь была бы пробита. Снова вспыхнули фары — Кристина врезалась в сугроб, выбив большой белый ком с противоположной стороны. Передние колеса увязли, и одно мгновение Уилл думал, что она не сможет выбраться из плотного месива льда и снега. Затем задние колеса нашли какую-то точку опоры. Она отъехала назад. Уилл почувствовал, что ему не хватает воздуха. Судорожным движением он поднес ингалятор ко рту и сделал несколько вздохов. Полиция. Ему нужно было позвонить в полицию. Они могли приехать. Дома он в безопасности. Дома он… Набрав скорость, Кристина ринулась на сугроб и на этот раз легко преодолела его — лучи ее фар на мгновение охватили крышу дома, затем скользнули вниз. И она очутилась на дорожке, ведущей к террасе. Она была совсем близко. Да, но она не могла больше ничего сделать, она… не могла… нет!.. Кристина даже не замедлила хода. Она срезала полукруг дорожки, огибавшей то, что летом было цветочной клумбой, и, набирая скорость, помчалась прямо на широкое панорамное окно, перед которым стоял Уилл Дарнелл. Он отпрянул и упал, споткнувшись о кресло. Весь дом вздрогнул от удара. Оконное стекло рухнуло, и сразу сверкнули осколки, посыпавшиеся на ковер вместе со штукатуркой и снегом. Яркие фары Кристины превратили комнату в подобие залитой светом телевизионной студии, а потом она подалась назад, громыхая искореженным передним бампером, поломанной решеткой и крышкой капота. Ловя воздух отрытым ртом, Уилл поднялся на четвереньки. Он смутно осознавал, что если бы не упал, то осколки толстого стекла пронзили бы его ребра. Путаясь в полах распахнувшегося халата, он кое-как добрался до телефона и набрал "0".