Снаружи свирепствовал ветер. Его завывание странно бодрило Луиса. На небе не было звезд; по нему неслись рваные клочья туч. Луис немного постоял на пороге, засунув руки в карманы и подставив ветру лицо. Потом он повернулся, пошел в комнату и включил телевизор. Было еще рано что-либо предпринимать, и в ночном ветре таилось что-то пугающее. Он решил ждать. Он четыре часа смотрел телевизор, восемь получасовых развлекательных программ. Впервые за много дней он так долго смотрел телевизор. В Чикаго Дори Голдмэн плакала: — Лететь обратно? Но, дорогая, зачем? Ты только что прилетела! В Ладлоу Джуд Крэндалл сидел у окна, покуривая и прикладываясь к банке с пивом, перелистывая в уме книгу своего прошлого и ожидал Луиса. Рано или поздно Луис должен вернуться домой, как Лэсси в старой картине. Были и другие пути на Кладбище домашних животных и то, что за ним, но Луис их не знал. Чтобы пройти туда известной ему тропой, он должен миновать свой дом. Не зная об этом, Луис сидел и смотрел цветной телевизор. Он никогда раньше не смотрел этих программ, но слышал разговоры про них: белая семья, черная семья, ребенок, который оказывается находчивее взрослых, одинокая женщина, замужняя женщина, разведенная женщина. Он смотрел все без разбора, время от времени поглядывая за окно, в сгущающуюся тьму. Когда начался одиннадцатичасовой выпуск новостей, он выключил телевизор и решил приступить к тому, что он задумал сделать, быть может, еще тогда, когда увидел лежащую на дороге кепку Гэджа, всю в крови. Он снова был холоден, силы вернулись к нему, но что-то явно стояло за этим — страсть, азарт, а может и безумие. Неважно. Это оно давало ему силы, согревало и заставляло двигаться вперед. Идя к машине он подумал, что Джуд, вероятно, был прав насчет растущей силы этого места, ибо теперь он чувствовал, как она овладевает им, и спросил себя: «Могу я остановиться? Могу я остановиться, даже если захочу?» 48 — Неужели? — переспросила опять Дори. — Рэчел, ты с ума сошла... на ночь глядя... Рэчел только покачала головой. Она не могла объяснить матери, почему хочет вернуться. Чувство крепло в ней, словно ветер: сначала он колеблет траву, едва заметный, потом начинает дуть сильнее, не оставляя ни одного спокойного местечка; затем деревья начинают раскачиваться и скрипеть; вскоре уже сотрясаются дома — так, исподволь, подкрадывается ураган, всеразрушающий и неостановимый. В Чикаго было шесть часов. В это время в Бангоре Луис приканчивал свой безвкусный обед. Рэчел и Элли едва притронулись к своим тарелкам. Во время обеда Рэчел не отрывала глаз от еды, чтобы не встречаться с мрачным взглядом дочери, вопрошающим, что она может сделать и как помочь папе. Она ждала, когда позвонит Джуд и скажет ей, что Луис вернулся, и действительно зазвонил телефон — она подскочила, а Элли едва не выронила стакан с молоком — но это была всего лишь подруга Дори по бридж-клубу, она хотела узнать, все ли у них в порядке. Они пили кофе, когда Элли внезапно отложила салфетку и сказала: — Папа... Мама... Простите, но я поеду домой. Если я сяду на самолет, я вернусь туда сегодня ночью. Отец с матерью уставились на нее, но Элли только зажмурила глаза с облегчением — это могло бы быть смешно, если бы не ее мертвенная бледность. Они ничего не могли понять, и Рэчел не стала объяснять, как легкий ветерок превратился в силу, разрушающую дома, словно спичечные коробки. Она просто не смогла поверить, что Элли извлекла весть о смерти Виктора Паскоу из своей памяти. — Рэчел, детка, — сказал медленно отец, как мог бы говорить с ней при истерическом припадке. — Это только ваша реакция на смерть сына. И ты, и Элли устали, намучились, и кто вас винит? Но ты только усугубишь... Рэчел не отвечала. Она прошла в холл к телефону, набрала номер авиакомпании «Дельта», пока Дори стояла рядом, говоря, что нельзя же так, она должна подумать, в крайнем случае они могут завтра полететь вместе... и рядом стояла Элли, все еще мрачная, но теперь в ее взгляде теплился огонек надежды. — Компания Дельта, — раздался голос на другом конце провода. — Это Ким. Чем мы можем быть вам полезны? — Мне очень нужно сегодня ночью попасть из Чикаго в Бангор. — сказала Рэчел. — Мне надо успеть... предотвратить опасность. Можете узнать, есть ли билеты? С сомнением: — Да, мэм, но вероятности мало. — Пожалуйста, узнайте, — попросила Рэчел дрогнувшим голосом. — Я буду ждать. — Хорошо, мэм. Я позвоню, — телефон умолк. Рэчел прикрыла глаза и через миг почувствовала на своей руке чью-то холодную руку. Открыв глаза, она увидела Элли. Ирвин и Дори стояли поодаль и тихо шептались, глядя на нее. «Я, наверно, кажусь им ненормальной», — подумала Рэчел устало. Она нашла в себе силы улыбнуться Элли. — Не дай им удержать тебя, мама, — сказала Элли тихо. — Пожалуйста. — Да нет, сестренка, — сказала Рэчел и вспомнила, что они звали ее так, когда родился Гэдж. Но теперь она уже не была ничьей сестренкой, так ведь? — Спасибо тебе, — сказала Элли. — Это ведь очень важно, да? Элли кивнула. — Дорогая, я знаю, что это так. Но ты можешь мне помочь, если скажешь еще кое-что. Это был просто сон? — Нет, — сказала Элли. — Это... это все и сейчас... Я и сейчас это вижу. Ты не чувствуешь, мама? Что-то вроде... — Вроде ветра? Элли опять кивнула. — Но ты не знаешь, что это? Ты не помнишь чего-нибудь еще из твоего сна? Элли задумалась и потом отрицательно помотала головой: — Папа. Черч. И Гэдж. Вот и все, что я помню. Но я не помню, как они оказались вместе, мама! Рэчел крепко обняла ее. — Все будет хорошо, — сказала она, но тяжесть давила на ее сердце все сильней. — Алло, мэм, — отозвалась телефонная трубка. — Алло? — Рэчел сжала трубку, не выпуская руки Элли. — Я думаю, мы можем устроить вам билет до Бангора, мэм, но вы будете там очень поздно. — Это неважно. — У вас есть ручка. Записывайте. — Да-да, — Рэчел вынула из стола огрызок карандаша. Она нашла какой-то конверт и приготовилась. Рэчел старательно записала все, что ей сказали. Когда клерк закончил свое сообщение, она показала Элли два пальца, сложенные буквой «О» в знак того, что все в порядке. «Все может быть в порядке», — поправила она себя. Предстояла сложная пересадка в Бостоне. — Запишите меня, пожалуйста, — сказала Рэчел. — Спасибо вам большое. Клерк записал фамилию Рэчел и номер кредитной карточки. Рэчел встала, усталая, но немного ожившая. Она поглядела на отца. — Папа, ты отвезешь меня в аэропорт? — Надо бы мне сказать «нет», — отозвался Голдмэн. — Должен же я, наконец, остановить это безумие. — Не смей! — закричала Элли. — Это не безумие! Нет! Голдмэн замигал и отстранился от этого маленького вулкана. — Отвези ее, Ирвин, — сказала тихо Дори в наступившем молчании. — Я тоже начинаю нервничать. Мне будет легче, если я узнаю, что с Луисом все в порядке. Голдмэн укоризненно посмотрел на жену и повернулся к Рэчел. — Я отвезу тебя, раз уж ты так хочешь. Я... Рэчел, я поеду с тобой, если это нужно. — Спасибо, папа, но я взяла последние билеты. Будто Господь сберег их для меня. Ирвин Голдмэн вздохнул. В этот момент он выглядел очень старым, и Рэчел внезапно подумала, что ее отец похож на Джуда Крэндалла. — У тебя еще есть время собраться, — сказал он. — Мы доберемся до аэропорта за сорок минут, если поедем по дороге, по которой я ездил, когда мы с твоей матерью только что поженились. Дори, дай ей сумку. — Мама, — сказала Элли. Рэчел повернулась к ней. Лицо девочки блестело от пота. — Что, дорогая? — Будь осторожна, мама, — сказала Элли. 49 Деревья вырисовывались странными силуэтами на фоне бегущих туч, подсвеченных огнями аэропорта, который был неподалеку. Луис поставил «сивик» на Мэсон-стрит. Улица проходила по южной стороне кладбища. Ветер колотился о дверь машины и толкнул его в грудь, когда он вылез, чтобы открыть багажник и достать оттуда кусок брезента, в который были завернуты его орудия труда. Он находился в темной полоске между двух фонарей, стоя на обочине с завернутой в брезент связкой в руках, внимательно смотря по сторонам перед тем, как пересечь улицу по направлению к железной ограде, за которой лежало кладбище. Он вовсе не хотел, чтобы его заметили даже случайные люди из окон или проезжающих автомашин. Рядом с ним шелестели на ветру листья старого вяза. О Боже, ему было страшно. Ему предстояла безумная работа. Никакого движения вокруг. На Мэсон-стрит горели фонари, уходя стройной шеренгой вдаль, мимо Фэйрмаунтской начальной школы, где, когда начнутся занятия, будут бегать мальчишки и девчонки, совсем не замечая кладбища, разве что в Хэллуин, когда их охватит некое мрачное очарование этого места. Может быть, тогда они осмелятся пересечь улицу и прицепить к высокой железной ограде бумажный скелет, хихикая над старой остротой: «Почему нельзя смеяться на кладбище? Потому что у всех, кто там лежит, всегда похоронное настроение». — Гэдж, — прошептал он. Гэдж находился там, за этой оградой, он томился под рыхлой землей, и это не было шуткой. «Скоро я тебя вытащу, — подумал он, — скоро я вытащу тебя отсюда, парень».