В девять часов грузчики уехали. Элли с Гэджем, выбившиеся из сил, спали в своих новых комнатах, Гэдж в кровати, Элли на матраце, постеленном на пол среди пирамиды коробок с ее игрушками, целыми и поломанными, с ее детскими книжками, с ее вещами и Бог знает, с чем еще. И конечно же, с ней был Черч, тоже спящий, утробно мурлыкающий во сне. Рэчел до этого без устали металась по дому с Гэджем на руках, по второму разу осматривала места, где Луис велел грузчикам поставить вещи, и заставляла переставлять их по-своему. Луис еще не отдал чек, который предусмотрительно положил в нагрудный карман вместе с пятью десятидолларовыми бумажками сверх таксы. Когда фургон в конце концов опустел, он вытащил и отдал грузчикам чек вместе с деньгами, кивнул в ответ на их благодарности, подписал ведомость и остался стоять на крыльце, глядя, как они уезжают. Он подумал, что сейчас они поедут в Бангор и выпьют там пива. Пиво бы и ему не помешало. Эта мысль снова напомнила ему про Джуда Крэндалла. Он и Рэчел уселись за стол на кухне, и он увидел синие круги у нее под глазами. — Эй, — сказал он, — иди-ка спать. — Приказ врача? — спросила она, улыбаясь. — Так точно. — Ладно, — сказала она, вставая, — я совсем замучилась. И Гэдж, наверно, опять разбудит среди ноте. Ты идешь? Он поколебался. — Да нет еще. Этот старикан с той стороны улицы... — Дороги. Называй это дорогой, мы же не в городе. Или, раз уж ты так подружился с Джудом Крэндаллом, можешь называть ее «дырогой». — Ну хорошо, с той стороны «дыроги». Так вот, он приглашал меня на пиво. Думаю, что надо его навестить. Я устал, но спать что-то не хочется. Рэчел улыбнулась. — Тебе придется выслушивать Норму Крэндалл — что у нее болит, и на каком матраце ей приходится спать. Луис рассмеялся, думая, как глупо, что жены тут же читают мысли своих мужей. — Он был здесь, когда мы в нем нуждались, — сказал он. — Надо же его как-то отблагодарить. — Ты мне, я тебе? Он пожал плечами, не зная, как она воспримет его внезапно возникшую привязанность к Крэндаллу. — Как тебе его жена? — Очень мила, — сказала Рэчел. — Гэдж сразу уселся к ней на колени. Я удивилась, ведь у него был тяжелый день, ты знаешь, он не очень хорошо принимает новых людей даже в нормальной обстановке. И у нее была кукла, которую она дала Элли поиграть. — Как, у нее действительно плохо со здоровьем? — Очень плохо. — Она что, в инвалидном кресле? — Нет... Но она ходит очень медленно, и пальцы у нее... — Рэчел согнула свои тонкие пальцы, чтобы показать. Луис кивнул. — Ну ладно, не задерживайся. Я боюсь спать в незнакомых местах. — Надеюсь, скоро он перестанет быть незнакомым. 6 Луис вернулся поздно, чувствуя себя пристыженным. Никто не просил его осмотреть Норму Крэндалл; когда он перешел улицу («дырогу», поправил он себя), леди уже пошла спать. Джуд темным силуэтом вырисовывался на фоне окон незнакомого крыльца. Был слышен уютный скрип кресла-качалки. Луис постучался в дверь крыльца, которая дружелюбно отворилась. Сигарета Крэндалла мерцала в сумерках, как большой светлячок. По радио играли «Ред Соке», и все это вселяло в душу Луиса Крида странное ощущение домашнего тепла. — Док, — сказал Крэндалл. — Я так и думал. — Надеюсь, вы не шутили насчет пива? — спросил Луис, заходя внутрь. — О, насчет пива я никогда не вру, — ответил Крэндалл. — Тот, кто это делает, наживет врагов. Садитесь, док. Я только принесу еще пару холодного. Крыльцо было длинным и узким, здесь стояли плетеные стулья и диванчик. Луис сел на стул, удивившись тому, какой он удобный. По левую его руку стояла бадья с кубиками льда и несколькими банками пива «Блэк Лэйбл». Он взял одну. — Спасибо, — сказал он и открыл банку. Первые два глотка показались ему блаженством. — Еще раз добро пожаловать, — сказал Крэндалл. — Надеюсь, вам здесь будет хорошо, док. — Аминь, — сказал Луис. — Если вы хотите крекеров или еще чего, могу принести. У меня стоит крысиный, но он еще не поспел. — Что-что? — Крысиный сыр. «Мистер Рэт». — Да нет, спасибо, обойдусь пивом. — Ну что ж, тогда все в порядке. — Ваша жена уже спит? — спросил Луис, удивляясь, почему открыта дверь. — Ага. Иногда она сидит со мной, но редко. — Ее очень мучают боли? — А вы видели артрит без болей? — ответил Крэндалл вопросом на вопрос. Луис покачал головой. — Надеюсь, сейчас ей получше. Она ведь не любит жаловаться. Она хорошая старуха, моя Норма, — в голосе его мелькнула теплота. По дороге номер 15 проехала цистерна, такая длинная, что в какой-то момент Луис не видел за ней своего дома. На боку цистерны в последних лучах света поблескивало слово «Оринко». — Откуда эти чертовы грузовики? — спросил он. — «Оринко» недалеко от Оррингтона, — ответил Крэндалл. — Фабрика химических удобрений. Все время ездят здесь. И цистерны с горючим, и мусоровозы, и люди, которые едут на работу в Бангор или Брюэр, а потом возвращаются домой, — он покачал головой. — В Ладлоу есть только одна вещь, которая мне не по вкусу. Эта проклятая дорога. Никакого покою от нее. Они ездят всю ночь и весь день. Иногда даже будят Норму. Да что там, они и меня будят, а я-то сплю, как бревно. Луис, который думал о непривычной тишине Мэна, особенно разительной после шумного Чикаго, только кивнул. — Ничего, скоро арабы перекроют краны, и им останется выращивать цветочки, — сказал Крэндалл. — Может, вы и правы, — Луис поднял свою банку и удивился, найдя ее пустой. Крэндалл засмеялся. — А вы увлеклись, док. Давайте, давайте. Луис, поколебавшись, сказал: — Спасибо, не больше одной. Мне уже пора. — Конечно. Небось, устали перетаскивать? — Еще бы, — согласился Луис, и какое-то время они молчали. Молчание было уютным, как будто они знали друг друга очень давно. Это было чувство, о котором Луис читал в книгах, но сам никогда не испытывал. Он устыдился своих недавних мыслей о бесплатной медицинской консультации. По дороге пророкотал грузовик, его фары мерцали, как упавшие с неба звезды. — Да, чертова дорога, — повторил Крэндалл рассеянно и опять повернулся к Луису. На губах его появилась едва заметная улыбка. Он прикрыл ее сигаретой и зажег спичку о ноготь большого пальца. — Помните тропу, которую заметила ваша дочь? Какое-то время Луис не мог вспомнить; Элли заметила великое множество вещей, прежде чем свалилась спать. Потом он припомнил. Широкая тропа, вьющаяся по полю и уходящая куда-то на холм. — Да. Вы обещали рассказать что-то о ней. — Обещал, и расскажу, — сказал Крэндалл. — Эта тропа уходит в лес на полторы мили. Здешние дети с дороги номер 15 хорошо знают эту тропу. Дети вырастают... многое изменилось с тех пор, когда я сам был мальчишкой, но они продолжают туда ходить. Должно быть, рассказывают друг другу. Каждую весну ходят туда толпой, и так все лето. Не все в городе знают о нем — многие, но не все, так что там не очень людно, — но все, кто знает, ходят туда. — Ну, и что же там такое? — Кладбище домашних животных, — сказал Крэндалл. — Что-что? — переспросил изумленный Луис. — Это не так уж странно, как кажется, — сказал старик, затягиваясь. — Это все дорога. На ней гибнет много животных. Кошки, собаки, и не только. Один из этих грузовиков «Оринко» сбил ручного енота, которого завели дети Райдеров. Это было — дай Бог памяти, в семьдесят третьем, а может, и раньше. До того, как запретили держать енотов или этих вонючих скунсов. — А почему запретили? — Бешенство, — ответил Крэндалл. — В Мэне появилось много случаев. Здоровенный сенбернар как-то взбесился пару лет назад и убил четверых. После этого поднялся страшный шум. Собак-то можно привить, и им никакое бешенство не страшно. А этих вонючек коли хоть два раза в год — и никакого толку. Но этот енот у Райдеров был действительно то, что называют «лапочка». Он был толстый, прямо круглый, и лез к вам лизаться, как собачонка. Их отец даже заплатил ветеринару, чтобы тот его кастрировал, и это влетело ему в копеечку. Райдер, он работал на Ай-Би-Эм в Бангоре. Они переехали в Колорадо пять лет назад ... или, может, шесть. Глупо было уезжать, они ведь уже почти старики. Жалели ли они этого енота? Я думаю, да. Мэтти Райдер так ревел, что мать перепугалась и хотела вести его к доктору. Потом все прошло, но он, наверно, так и не забыл. Когда такие славные зверушки гибнут на дороге, дети ведь никогда не забывают. Мысли Луиса обратились к Элли, которая спала дома с мурлыкающим Черчем у ног. — У моей дочери есть кот, — сказал он, — Уинстон Черчилль. Мы сокращенно зовем его Черч. — Когда он ходит, у него болтается? — Прошу прощения? — Луис не понял вопроса.