Когда он добрался до вершины лестницы, солнце уже встало над горизонтом. Большое, красное, оно проливало яркий свет на путаницу железнодорожных рельс впереди. Товарняк, под которым только что проплыл Люк, стоял в маневровом парке Деннисон-Ривер-Бенда. Сзади подъезжал маневровый паровоз: скоро он затолкает его на сортировочную станцию, где расформировывают и собирают заново составы. В Бродерике детей не учили разбираться в тонкостях грузоперевозок – тамошних учителей волновали более сложные и необычные предметы: высшая математика, климатология и английская поэзия Викторианской эпохи. О поездах им рассказывал Вик Дестин, железнодорожный маньяк и гордый обладатель огромной железной дороги марки «Лайонел», которая стояла у него в «берлоге». Люк с Рольфом – в качестве его верных слуг – провели там немало увлекательных часов. Рольф любил запускать модели паровозов, а информацию о настоящих поездах обычно пропускал мимо ушей. Люку нравилось и то и другое. Будь Вик Дестин филателистом, Люк с таким же рвением изучал бы его коллекции марок, так уж он был устроен. На кого-то это наводило жуть (по крайней мере, Алиша Дестин порой бросала на Люка весьма красноречивые взгляды), но, выходит, все было не зря: теперь ему пригодились лекции мистера Дестина. Морин, напротив, в поездах совершенно не разбиралась. Знала только, что в Деннисон-Ривер-Бенде есть депо и проходящие через него поезда потом отправляются во все уголки страны. Какие именно – неизвестно. – Она предлагает тебе запрыгнуть в какой-нибудь товарняк, если ты туда доберешься, – сказал Авери. Ну что же, добрался. А вот получится ли запрыгнуть в товарняк? Люк сто раз видел, как это делается в кино, но в фильмах столько откровенного вранья… Может, лучше отправиться прямиком в этот славный северный городок, найти полицейский участок, если он там есть, или позвонить в полицию штата? Но откуда звонить? Мобильника у него нет, а таксофоны – вымирающий вид. Если даже найти таксофон, то чем расплатиться за звонок? Не институтским ведь жетончиком! Наверное, можно бесплатно вызвать 911, только разумный ли это шаг? Что-то подсказывало ему: нет, не разумный. Люк стоял на месте, нервно теребил шарф, а вокруг стремительно – слишком стремительно – начинался новый день. У варианта с вызовом полиции в непосредственной близости от Института было несколько минусов, и Люк, несмотря на усталость и страх, отлично это понимал. Полиция быстро выяснит, что его родителей убили, а сам он числится пропавшим без вести и главным подозреваемым по делу. Еще один очевидный минус – сам Деннисон-Ривер-Бенд. Такие поселки могут существовать только при условии материальной помощи со стороны, деньги – их хлеб насущный. Откуда у жителей Деннисон-Ривер-Бенда могли взяться деньги? Вряд ли они гребли их лопатой на железной дороге – там практически все автоматизировано. Вид заброшенных зданий на берегу о многом говорил. Вероятно, когда-то здесь были фабрики, которые давным-давно перестали действовать. А в лесной глуши имелось некое поселение («правительственная организация», говорили местные и многозначительно кивали, встречая друг друга в парикмахерской или на главной площади), и у работавших там людей водились деньги. Они приезжали в город поразвлечься – и спускали деньги не только в баре «Аутло», где по выходным играли разудалое кантри. Возможно, Институт вносил ощутимый вклад в благосостояние поселка: спонсировал какой-нибудь дом культуры, спортивный центр или помогал ремонтировать дороги. Вряд ли местные жители обрадуются, если кто-то захочет перекрыть им этот поток денег. Такое вмешательство будет воспринято со скептицизмом и неудовольствием. Как знать, вдруг Институт даже приплачивает местным чиновникам, чтобы те отводили любое нежелательное внимание со стороны. Паранойя? Может быть. А может, и нет. Люку не терпелось сдать миссис Сигсби и ее приспешников со всеми потрохами. И все же он решил не торопиться. Разумнее будет уйти от Института как можно дальше. Маневровый паровоз уже заталкивал партию товарных вагонов на холм, который железнодорожники называли горкой. На опрятном крылечке поста стояли два кресла-качалки. В одном из них человек в джинсах и ярко-красных резиновых сапогах читал газету и пил кофе. Когда машинист маневрового паровоза дал сигнал, он отложил газету и сошел по ступенькам, остановившись на секунду, чтобы помахать человеку в застекленной будке на железных опорах. Тот помахал в ответ. Люк рассудил, что человек в будке – это оператор сортировочной горки, а человек в красных сапогах – составитель поездов. Отец Рольфа нередко сетовал на упадок американских железных дорог, и теперь Люк понял почему. Рельсы шли во всех направлениях, однако действовало лишь несколько веток; остальные не использовались. Причем давно: между шпалами росли сорняки, рельсы заржавели. Кое-где стояли забытые товарные вагоны и платформы. Перебегая между ними, Люк начал приближаться к посту. На стойке крыльца висела какая-то папка-планшет – Люк решил, что там вполне может быть расписание поездов. Неплохо бы с ним ознакомиться. Он присел на корточки за заброшенным вагоном неподалеку от поста. Составитель поездов ушел расцеплять вагоны прибывшего товарняка, стоявшего сейчас на вершине горки, – значит, в ближайшее время внимание оператора будет полностью приковано к вагонам. Если даже Люка заметят, то, скорее всего, примут за очередного железнодорожного маньяка вроде мистера Дестина. Конечно, дети нечасто глазеют на поезда в пять тридцать утра, маньяки они или нет. А тем более – мокрые и залитые кровищей. Выбора нет. Надо взглянуть на эту папку. Мистер Красные Сапоги сделал шаг навстречу первому вагону, медленно катящемуся мимо, и отцепил его от следующего. Товарный вагон (с красно-бело-синей надписью «ПРОДУКЦИЯ ШТАТА МЭН») под действием силы тяжести покатился с уклона вниз. Его скорость контролировали управляемые радаром замедлители. Оператор горки дернул рычаг, и вагон ушел на путь № 4. Люк вышел из укрытия и, сунув руки в карманы, неторопливо зашагал к посту. При этом он затаил дыхание и сумел выдохнуть лишь тогда, когда очутился под будкой, вне поля зрения оператора. Если оператор знает свое дело, успокаивал себя Люк, то сейчас он смотрит только на состав – и больше никуда. Следующий вагон – цистерна – ушел на путь № 3. Следом отправились два автомобилевоза. Они катились с жутким грохотом и лязгом. Игрушечные поезда Вика Дестина ходили тихо, но на настоящей сортировочной станции царил просто адский шум. Люк невольно пожалел жителей домов, расположенных в радиусе мили от сортировки, – им приходится терпеть этот грохот по три-четыре раза на дню. Может, они уже привыкли… Попробуй к такому привыкни! Впрочем, человек ко всему привыкает: взять хотя бы институтских детей, которые спокойно набивали животы за обедом, попивали винишко и курили, дурачились на детской площадке и орали по ночам в коридорах… Люк пришел в ужас от этой мысли. Он поднялся на крыльцо. Оператор горки здесь его не видел, а составитель поездов стоял к нему спиной и вряд ли обернулся бы в ближайшее время. «На такой работе зевать нельзя, – однажды сказал мальчикам мистер Дестин. – Мигом без руки останешься». Люк стал читать расписание. В колонках для второго и пятого пути стояли три слова: «НИЧЕГО НЕ ЗАПЛАНИРОВАНО». На первом пути был товарняк, направлявшийся в Брансуик, Канада, – он отходил в 17:00. Нет, не годится. Поезд с четвертого пути отходил в Берлингтон и Монреаль в 14:30. Уже лучше, но все-таки не очень хорошо – если Люк не свинтит отсюда до 14:30, пиши пропало. А вот третий путь, куда составитель поездов сейчас отправлял тот самый вагон «Нью-Ингленд лэнд экспресс» (Люк видел его с лодки), выглядел многообещающе. К девяти утра состав должен быть укомплектован, и дежурный по станции прекратит добавлять к нему новые вагоны, а ровно в 10:00 поезд 4297 отправится из Деннисон-Ривер-Бенда в Портленд (штат Мэн), Портсмут (штат Нью-Хэмпшир) и Стербридж (штат Массачусетс). До Стербриджа отсюда не меньше трехсот миль, а то и значительно больше. Люк вернулся к заброшенному товарному вагону и стал смотреть, как отцепы продолжают катиться с горки по разным путям. Какие-то из них сегодня поедут дальше, другие будут дожидаться своего часа на запасных путях. Составитель поездов закончил работу и вскочил на подножку маневрового паровоза – перекинуться парой слов с машинистом. К ним вышел и оператор горки. Мужчины засмеялись, и этот смех очень понравился Люку. Конечно, он не раз слышал взрослый смех, доносившийся из комнаты отдыха для персонала на уровне С, но тот был какой-то зловещий – вроде смеха орков из толкиновских книжек. А здесь… здесь смеялись люди, которым никогда не приходилось держать в заточении и пытать маленьких детей. Которые никогда не носили на поясе электрошокеры. Машинист маневрового паровоза протянул составителю какой-то пакет, тот взял его и спрыгнул на землю. Паровоз медленно пополз с горки, а составитель и оператор тем временем достали из пакета по пончику – большому, посыпанному сахарной пудрой, наверняка с начинкой из джема. У Люка заурчало в животе. Двое уселись в кресла-качалки и принялись жевать. Люк тем временем переключил внимание на третий путь. Там стояло в общей сложности двенадцать вагонов, половина из них – товарные. Пока маловато. С таким грузом поезд вряд ли отправится в Массачусетс; возможно, c запасных путей прикатят еще вагоны – там их штук пятьдесят стоит без дела. Тем временем к депо подкатила фура, протряслась по нескольким путям и остановилась возле вагона с надписью «ПРОДУКЦИЯ ШТАТА МЭН». Следом за ней подъехал автофургон. Из него вышло несколько работников: они принялись выгружать из вагона бочки и забрасывать их в фуру. Люк услышал испанскую речь и даже разобрал пару слов. Вдруг одна бочка опрокинулась, и из нее посыпался картофель. Раздался добродушный хохот, за которым последовал непродолжительный картофельный бой. Люк с тоской наблюдал за этим весельем. Составитель поездов и оператор горки тоже немного посмотрели, затем ушли внутрь. Фура уехала, груженная свежей картошкой для «Макдоналдса» или «Бургер Кинга», а следом укатил и фургон. Двор опустел, но ненадолго: скоро снова начнется какая-нибудь разгрузка или погрузка, и машинист паровоза начнет добавлять вагоны к товарняку, отходящему в 10 утра. Люк решил попытать счастья. Он вышел из-за вагона и тут же юркнул обратно: на горку поднимался машинист с телефоном у уха. Он на секунду остановился – увидел Люка?! Нет, просто закончил разговор, убрал телефон в карман комбинезона и, не глядя на вагон, за которым спрятался Люк, пошел дальше. Когда он поднялся на крыльцо и скрылся за дверью, Люк не медлил: рванул что есть силы вниз по горке, не обращая внимания на боль в спине и уставших ногах, перепрыгивая через рельсы и замедлители, обегая столбы с датчиками скорости. В составе, идущем на Портленд-Портсмут-Стербридж, обнаружился красный грузовой вагон с надписью «САУТВЭЙ ЭКСПРЕСС», едва различимой под многочисленными граффити, которыми он покрылся за годы службы. Вагон был грязный и невзрачный, но имел одно несомненное преимущество: раздвижная дверь была закрыта не до конца и в щель наверняка смог бы протиснуться тощий отчаявшийся мальчик двенадцати лет. Люк схватился за ржавый поручень и подтянулся наверх. Щель действительно оказалась достаточно широкой – шире той дыры под забором, в которую он пролез сегодня ночью (а казалось, очень давно, в прошлой жизни). Протискиваться все же пришлось, и от этого порезы на спине и ягодицах снова начали кровоточить, но вскоре Люк проник внутрь. Вагон был полон где-то на три четверти, и если снаружи он выглядел замарашкой, то внутри оказался очень даже уютным. Пахло просто замечательно: деревом, краской, мебелью и машинным маслом. Груз был разношерстный, отчего Люку сразу вспомнился чердак тетушки Люси. Только там хранилось всякое старье, а здесь – новые вещи. Слева стояли газонокосилки, триммеры, воздуходувки, бензопилы, коробки с автозапчастями и навесными лодочными моторами. Справа – мебель, в коробках или замотанная в защитную пленку. Люк увидел пирамиду из лежащих на боку торшеров в связках по три штуки, стулья, столы, кушетки и даже диваны. Он подошел к большому дивану возле двери и прочитал накладную, приклеенную скотчем к пузырчатой пленке. Его (и, вероятно, всю остальную мебель) надлежало доставить в мебельный магазин «Бендер и Боуэн» в Стербридже, штат Массачусетс. Люк улыбнулся. Да, поезд 4297 потеряет несколько вагонов в депо Портленда и Портсмута, но уж этот вагон точно доедет до конечной. Выходит, удача пока не отвернулась от него. – Кто-то наверху меня любит, – прошептал он. Потом вспомнил про родителей и мысленно добавил: Но не сильно… Отодвинув коробки для магазина «Бендер и Боуэн» от дальней стены вагона, Люк с восторгом обнаружил за ними груду мебельных чехлов. Они слегка попахивали пылью, но хоть не плесенью. Люк сел на них и, насколько мог, задвинул коробки на место. Наконец-то он в относительной безопасности, да еще можно полежать на мягком! Он был без сил – не только из-за сегодняшних приключений, но и потому, что несколько ночей толком не спал от волнения и тревоги. Да и сейчас спать он не осмеливался. В какой-то момент Люк все же задремал, а потом проснулся от звука приближающегося маневрового паровоза. Вагон «Саутвэй экспресс» дернулся и пришел в движение. Люк приподнялся и выглянул в щель на улицу. Мимо проплывало депо. Вагон резко встал, так что Люк едва не свалился с ног. Судя по металлическому лязгу за стенкой, к его грузовому вагону прицепляли еще один. Целый час все дергалось и грохотало: видимо, все новые и новые вагоны добавляли к поезду, которому предстояло получить номер 4297 и отправиться на юг Новой Англии, прочь от Института. Прочь, подумал Люк. Прочь, прочь, прочь. Пару раз до него доносились мужские голоса, один раз говорили совсем близко; из-за грохота ничего было не разобрать. Люк прислушивался и яростно грыз уже сгрызенные под корень ногти. А вдруг они обсуждают его? Машинист паровоза с кем-то болтал по телефону… А вдруг Морин уже раскололи? Вдруг кто-нибудь из людей миссис Сигсби – скорее всего, Стэкхаус – уже позвонил в депо и велел дежурному по станции обыскать вагоны? Если да, то начнут они наверняка с тех, чьи двери неплотно закрыты – это и ежу ясно… Потом голоса стали удаляться и окончательно стихли. Лязг и грохот все не умолкали: 4297-й набирал груз и вес. Подъезжали и уезжали грузовики. Иногда они гудели в клаксоны. Люк подскакивал от каждого такого гудка. Господи, вот бы узнать, который час!.. Прошла целая вечность; грохот наконец-то стих. Ничего не происходило. Люка вновь начало клонить ко сну, и он почти задремал, когда самый могучий толчок сотряс вагон. Люка швырнуло в сторону. Еще мгновение – и поезд тронулся. Люк вылез из своего укрытия и подошел к приоткрытой двери. Как раз в этот момент мимо проплыл выкрашенный зеленой краской пост. Оператор и составитель сидели в креслах-качалках и читали газеты. Поезд 4297 прогрохотал через последнее пересечение путей, затем мимо очередных заброшенных зданий, поросшего травой бейсбольного поля, свалки, пустырей… Мимо трейлерного парка, возле которого играли дети. Через несколько минут Люк с удивлением глазел на центр Деннисон-Ривер-Бенда. Он видел магазинчики, фонари, парковку, тротуары, заправку «Шелл». Грязный белый пикап стоял на переезде и ждал, когда проедет поезд. Все это было поразительно и произвело на Люка не меньшее впечатление, чем звезды на ночном небе. Он все-таки сбежал. Вот она, свобода. Никаких лаборантов, смотрителей, жетонов и торговых автоматов с куревом и алкоголем для детей. Когда поезд начал входить в пологий поворот, Люк уперся руками в стенку вагона и пошаркал ногами по полу. От усталости ноги не поднимались: победный танец получился не бог весть какой, однако это был именно он. 23 Когда город скрылся за густым лесом, Люка мгновенно сморила усталость: она обрушилась на него, словно лавина. Он с трудом заполз за коробки и лег на спину – так он обычно спал, – однако порезы на лопатках и ягодицах дали о себе знать. Он перевернулся на живот и тут же заснул. Остановки в Портленде и в Портсмуте он благополучно проспал (хотя 4297-й всякий раз дергался, когда отцепляли одни вагоны и прицепляли другие). Наконец поезд прибыл в Стербридж, а Люк так и не проснулся. Он с трудом пришел в сознание лишь в тот момент, когда дверь вагона отодвинули в сторону и внутрь хлынул жаркий свет июльского дня. Вошли два грузчика и начали перетаскивать мебель в машину, стоявшую задом к открытому вагону, – сперва диваны, затем связки торшеров, затем стулья. Очень скоро рабочие примутся за коробки и найдут Люка. Слева еще стояли газонокосилки и моторы, за которыми можно было прятаться, но попробуй туда перебеги – сразу заметят… Один из грузчиков подошел к коробкам – так близко, что Люк учуял запах его лосьона после бритья. Вдруг кто-то окликнул его снаружи: – Эй, народ, тут заминка вышла… Подождать надо. Успеете кофейку выпить, если хотите. – Может, лучше пивка? – спросил грузчик, который должен был через три секунды увидеть Люка на ложе из мебельных чехлов. Все засмеялись, и рабочие ушли. Люк выкарабкался из укрытия и кое-как доковылял до двери на затекших и ноющих ногах. Он осторожно выглянул из-за грузовика: трое рабочих неторопливо шагали к посту. Этот был красный, а не зеленый, и раза в четыре больше поста в Деннисон-Ривер-Бенде. Надпись на табличке гласила: «СТЕРБРИДЖ, МАССАЧУСЕТС». Люк думал прошмыгнуть между грузовиком и вагоном, однако день был в разгаре: туда-сюда сновали рабочие (в основном мужчины, но попадались и женщины), пешком и на различном транспорте. Люка заметят, начнут расспрашивать, и в своем нынешнем состоянии он точно не сможет выдать правдоподобную историю. Он ощущал смутный голод и отнюдь не смутную боль в ухе, но все эти ощущения меркли перед желанием спать. Быть может, после разгрузки мебели вагон переведут на запасной путь… А уж потом, когда стемнеет, Люк найдет полицейский участок. К тому времени он соберется с мыслями и сумеет изъясняться не как псих, а как нормальный человек. Ну, или хотя бы не как полный псих. Полицейские, возможно, ему не поверят, но хотя бы накормят его и дадут тайленол от боли в ухе. А затем он расскажет им про родителей. Родители – его козырь. Эту информацию они точно смогут проверить. И тогда его вернут в Миннеаполис, что хорошо – даже если придется жить в приюте. Пусть там есть замки на дверях, зато хоть в бак с водой не макают. Конечно, Массачусетс – прекрасное начало, и до сих пор Люку неимоверно везло, но все же Институт слишком близко. А Миннеаполис, как ни крути, – его дом. Там у него есть знакомые. Мистер Дестин наверняка ему поверит. Или мистер Грир из школы. Или… Больше он никого не вспомнил. Слишком устал. Думать было тяжело – все равно что пытаться разглядеть улицу сквозь закопченное окно. Люк опустился на колени, отполз в дальний правый угол вагона «Саутвэй экспресс» и стал поглядывать на дверь из-за двух мотоблоков. Скоро грузчики вернутся и начнут носить мебель для магазина «Бендер и Боуэн». Да, они могут его найти. Они же парни, а парней обычно интересует техника. Вдруг им захочется взглянуть на садовые тракторы или триммеры, узнать, сколько «лошадей» у нового лодочного мотора «Эвинруд» (они лежат в ящиках, но вся информация должна быть в накладных). Люк затаится и будет ждать, надеясь, что удача, которая и без того улыбалась ему слишком часто, улыбнется еще раз. Если грузчики его не найдут, можно будет поспать. Вот только ждать Люк не смог. Он подложил руку под щеку и в считаные минуты отключился. Он беспробудно спал, пока грузчики заканчивали работу, спал, когда один из них нагнулся к садовому трактору «Джон Дир» буквально в четырех футах от того места, где свернулся калачиком Люк. Спал, когда другой рабочий, уходя, задвинул дверь вагона – на сей раз до конца. Спал, пока к составу цепляли новые вагоны, и лишь слегка поерзал, когда заменили локомотив. Но и тогда он не проснулся – маленький двенадцатилетний беглец, которого столько времени мучили, пытали и пугали. Локомотив 4297-го мог тянуть от силы сорок вагонов. В новом локомотиве Вик Дестин признал бы GE AC600 °CW (число 6000 означало лошадиные силы). То был один из самых мощных дизельных локомотивов в Америке, способный тянуть за собой состав больше мили длиной. Отправляясь из Стербриджа – сперва на юго-восток, а затем прямо на юг, – этот экспресс под номером 9956 насчитывал семьдесят вагонов. Грузовой вагон Люка почти опустел, однако в Ричмонде, штат Виргиния, в него должны были загрузить две дюжины домашних генераторов марки «Кохлер». Большую их часть везли в Уилмингтон; две штуки – а заодно куча всевозможных агрегатов и причиндалов, за которыми сейчас спал Люк, – ехали в центр по продаже и ремонту садовой техники «Фромиз», что в городке Дюпрей, Южная Каролина. Поезд 9956 останавливался там три раза в неделю. Великие дела начинаются с малого. Ад ждет 1 Когда поезд 4297 выходил из Портсмута, штат Нью-Хэмпшир, в Стербридж, штат Массачусетс, миссис Сигсби изучала досье и уровни НФМ двух детей, которых Рубиновая команда должна была доставить в Институт сегодня вечером. Один мальчик, одна девочка. НФМ у мальчика – десятилетки из Су-Сент-Мари – был всего лишь 80, а вот у четырнадцатилетней девочки из Чикаго – 86. В досье стояла пометка о том, что у нее аутизм. М-да, нелегко с ней придется, причем и персоналу, и подопечным. Будь у нее НФМ ниже 80, они бы даже возиться не стали, но 86 – это большая редкость и удача. Аббревиатура НФМ расшифровывалась как нейротрофический фактор мозга. Миссис Сигсби мало что смыслила в науке – биохимия была сферой компетенции Хендрикса, – но основную суть термина уловила. Уровень НФМ (как и интенсивность ОО, основного обмена) оценивался по специальной шкале. Показатель определял рост и выживаемость нейронов по всему телу, особенно – в мозгу. Те немногие, кому повезло иметь высокое содержание НФМ (менее 5 процентов населения), были счастливчики; Хендрикс говорил, что именно такими Господь задумал людей. Память редко их подводила, они почти не страдали депрессией, невропатическими болями, обсессивно-компульсивным расстройством, ожирением или крайним истощением, вызванным анорексией и булимией. Они прекрасно социализировались (поступающая сегодня девочка – редкое исключение из правил), старались пресекать беспорядки, а не разжигать их (Никки Уилхолм – еще одно редкое исключение) и имели хорошо поставленную речь. У них не болела голова и никогда не бывало мигреней, а холестерин оставался низким даже при неправильном питании. Из-за нарушений циркадных ритмов они нередко страдали от бессонницы, но старались подремать днем, а не прибегать к помощи снотворных. Показатель НФМ – относительно стабильная величина, которая, однако, может катастрофически упасть. Самая распространенная причина – то, что Хендрикс называл хронической травматической энцефалопатией, сокращенно ХТЭ. Повторяющиеся сотрясения мозга, проще говоря. В среднем у человека около 60 единиц НФМ на миллилитр сыворотки крови. У профессиональных футболистов, играющих более десяти лет, НФМ падает до 30 и даже до 20. Кроме того, он снижается с возрастом (при нормальном старении медленно, у больных Альцгеймером – гораздо быстрее). Все это совершенно не интересовало миссис Сигсби: ей был важен только результат. И на протяжении долгих лет службы результат неизменно ее радовал. Единственный факт, имевший значение для Института и тех, кто с 1955 года финансировал и держал в строжайшей тайне его деятельность, заключался в следующем: дети с высоким уровнем НФМ, как правило, обладают определенными экстрасенсорными способностями. ТЛК, ТЛП или (в редких случаях) и то и другое. Сами дети порой даже не догадывались о своих скрытых талантах, а те, кто догадывался – высокофункциональные ТЛП вроде Авери Диксона, – пользовались суперсилами лишь изредка, большую часть времени просто их игнорируя. Практически у всех новорожденных брали анализ на содержание НФМ. На детей с высоким уровнем заводилось досье. За ними наблюдали, и в итоге они поступали в Институт, где врачи усиливали и оттачивали их экстрасенсорные способности. Доктор Хендрикс полагал, что набор способностей можно расширить: к ТЛК добавить ТЛП и наоборот. Однако это никоим образом не влияло на главную миссию Института, на смысл его существования. Научный труд Хендрикса об успешных экспериментах с розовыми, которых ему предоставляли в качестве подопытных кроликов, вряд ли увидит свет. И Донки-Конг, несомненно, расстраивался по этому поводу, хотя и понимал, что за публикацию в любом медицинском журнале ему светит тюремный срок, а никак не Нобелевская премия. В дверь осторожно постучали. Заглянула Розалинда – лицо у нее было виноватое. – Простите за беспокойство, мэм, вас хочет видеть Фред Кларк. Он явно… – Напомните, кто это? – Миссис Сигсби сняла очки для чтения и потерла переносицу. – Уборщик. – Узнай, что ему надо, и доложи позже. Если мыши опять прогрызли проводку, это не срочно. – Говорит, срочно. И он явно взволнован. Миссис Сигсби вздохнула, закрыла папку и убрала ее в стол. – Ладно, пусть войдет. Надеюсь, повод у него хороший. Повод оказался плохой. Очень плохой.