Хендрикс решил оставить свое мнение о врачах Дальней половины при себе. – Вы уверены, что телепатических способностей у него нет? Зик похлопал его по плечу: – Да, можете быть уверены. 14 Пока Хендрикс и Зик обсуждали его будущее, Люк шел обедать. Он до сих пор не оправился от пережитого ужаса, но его терзал зверский голод. На вопросы Стиви Уиппла о том, где он был и что случилось, Люк лишь помотал головой. Он не хотел говорить о баке – ни сейчас, ни позже. Наверное, это как на войне. Тебя призывают, ты служишь, а потом ни с кем не хочешь говорить о том, что видел и что с тобой происходило. Набив живот феттучини альфредо, Люк заснул. После сна ему немного полегчало, он отправился на поиски Морин и обнаружил ее в Восточном крыле. Похоже, Институт ждал свежей поставки детей. Люк подошел к экономке и предложил помочь с подготовкой комнат. – Хочу заработать пару жетонов, – пояснил он. – Нет, я сама справлюсь. Она старела не по дням, а по часам. Скоро ли начальство заметит состояние экономки и запретит ей выходить на работу? И что тогда? Люку не хотелось знать, что в Институте делают с бывшими сотрудниками (да еще по совместительству стукачами). Вряд ли им положена пенсия. В тележке на сей раз лежало чистое белье, и Люк незаметно бросил туда свою записку. Он нацарапал ее на листочке для напоминалок, который стащил из ниши с расходниками в кабинете ЭЭГ. Там же он украл дешевую шариковую ручку, которую теперь хранил у себя под матрасом. На корпусе ручки обнаружилась ценная надпись: «АГЕНТСТВО НЕДВИЖИМОСТИ ДЕННИСОН-РИВЕР-БЕНД». Морин увидела записку, прикрыла ее чистой наволочкой и легонько кивнула. Люк пошел дальше. В ту ночь он долго перешептывался с Авери, не давая тому заснуть. Плана должно быть два, сказал Люк, одним никак не обойтись. Он полагал, что Авери понял. Или надеялся на это. Потом он еще долго лежал без сна, слушая тихое посапывание мелкого и разрабатывая план. Идея побега казалась ему одновременно нелепой и полностью осуществимой. Камеры давно запылились. А сколько раз Люк болтался по Институту совершенно один, собирая крохи информации и подслушивая чужие разговоры? И никому не было до него никакого дела! Наверняка в коридорах помимо липовых «слепых» зон, о которых Сигсби и ее приспешники на самом деле прекрасно знали, были и настоящие (по крайней мере он на это надеялся). Уравнение, если вдуматься, очень простое. Попытка не пытка. Иначе – Штази-огоньки, фильмы, головные боли и бенгальский огонь как команда к действию (какому?). А в самом конце – пчелиный гул. Когда опыты прекратятся, считай, через 3 дня перевод. 15 На следующий день Тревор Стэкхаус пришел в кабинет миссис Сигсби. Она сидела над раскрытой папкой, читая и делая какие-то пометки. Не отрываясь от чтения, она молча подняла вверх указательный палец. Стэкхаус подошел к окну, выходившему на Восточное крыло так называемого Общежития – можно подумать, у них тут настоящий кампус. В глухом лесу на севере штата Мэн, ага. Он увидел, что возле торговых автоматов, которые недавно укомплектовали новыми закусками, пасутся двое-трое детей. Алкоголя и сигарет в той комнате отдыха не было аж с 2005 года. Восточное крыло частенько оставалось полупустым или вовсе простаивало без жильцов, а если жильцы и были, они вполне могли покупать себе спиртное и табак в автоматах Западной комнаты отдыха. Кто-то пробовал и больше не пил, но многие (главным образом те, кого внезапные жизненные перемены вогнали в жестокую депрессию) быстро привыкали. Впоследствии они становились самыми беспроблемными подопечными Института, так как ради жетонов были готовы на что угодно. Карл Маркс называл опиумом для народа религию, однако Стэкхаус имел на этот счет свое мнение. «Лаки страйк» и «Бунс фарм» (излюбленный напиток местных леди) тоже отлично работают. – Так, все, – сказала миссис Сигсби, закрывая папку. – Теперь я готова побеседовать, Тревор. – Опаловая команда везет четырех новеньких, – сказал Стэкхаус. Он стоял, широко расставив ноги и сцепив руки за головой – как капитан на палубе своего корабля, подумала миссис Сигсби. На нем был фирменный коричневый костюм, ужасный выбор для середины лета, но Стэкхаус, по всей видимости, считал эти костюмы неотъемлемой частью своего имиджа. – Столько подопечных у нас не было с две тысячи восьмого года. Он наконец отвернулся от окна – все равно смотреть было не на что. Иногда – а вернее, часто – дети начинали его бесить. Учителя в этом смысле достойны восхищения: годами имеют дело с малолетними уродами, лишенные возможности даже отвесить шлепок или ударить током смутьяна вроде Николаса Уилхолма (ныне, к счастью, нас покинувшего). Миссис Сигсби сказала: – Были времена – еще до нас с вами, – когда здесь собиралось больше ста детей. Имелся даже список очередности. – Да, да, список очередности – это прекрасно. А меня вы зачем позвали? Опаловая группа сейчас на выезде. Один случай требует особого внимания, я сегодня и сам туда вылетаю. Ребенок находится на охраняемой территории. – В реабилитационном центре, вы хотите сказать. – Верно. – Высокофункциональные ТЛК обычно неплохо социализировались, а вот у ТЛП, наоборот, были проблемы с общением. Они часто становились алкоголиками или наркоманами (чтобы хоть как-то заглушить поток непрерывно поступающей информации, полагал Стэкхаус). – Однако дело того стоит. Она, конечно, не Диксон – у того способности просто феноменальные, – но близко. Говорите, что вас беспокоит, и дайте мне вернуться к работе. – Не то чтобы беспокоит… Просто хочу обратить ваше внимание на одну вещь. Только не стойте над душой, ради бога, вы меня нервируете! Возьмите стул. Пока Стэкхаус подтаскивал себе стул, миссис Сигсби нашла на рабочем столе компьютера видеофайл и включила его. То была трансляция с видеокамеры над торговыми автоматами – мутная картинка дрожала и примерно каждые десять секунд прерывалась помехами. Во время очередного перерыва миссис Сигсби нажала паузу. – Во-первых, – противным менторским тоном заговорила она, – обратите внимание на качество изображения. Это совершенно неприемлемо. А ведь такую же отвратительную картинку выдает по меньшей мере половина наших камер. В замшелом ночном магазине Бенда камера и то лучше. – Она имела в виду соседний поселок Деннисон-Ривер-Бенд. И была, конечно, права. – Я передам куда следует, но мы оба прекрасно знаем, какая здесь инфраструктура. Говно, а не инфраструктура! Капитальный ремонт проводился лет сорок назад, когда в стране были совсем другие порядки. Тогда жилось проще, прямо скажем. Между прочим, у нас всего два айтишника, один из которых сейчас в отпуске. Все компьютерное оборудование давно устарело, да и генераторы тоже. И вы в курсе. Миссис Сигсби была в курсе. Проблема заключалась не в слабом финансировании, а в невозможности набирать персонал со стороны. По сути, этакая уловка-22. Институт – секретная организация, существующая в век социальных сетей и хакеров. Если наружу просочится хоть шепоток о том, что здесь происходит, это будет конец. Не только их жизненно важной деятельности, но и всему персоналу. Поэтому нанимать работников трудно, пополнять запасы расходных материалов и продуктов питания – очень трудно, а производить ремонтные работы – почти невозможно. – Помехи идут от кухонного оборудования, – сказал Тревор. – Миксеры, измельчители отходов, микроволновки. Я попробую что-нибудь сделать. – Может, заодно и объективами камер займетесь? Тут высокие технологии не нужны. Это называется «протирка пыли». Уборщики же у нас есть! Стэкхаус взглянул на часы. – Ладно, Тревор. Намек я поняла. – Миссис Сигсби снова включила трансляцию. В кадре появилась Морин Алворсон с ведром воды. С ней шли двое: Люк Эллис и Авери Диксон, феноменальный ТЛП, который теперь ночевал у Эллиса. Качество картинки было так себе, но звук хороший. – Здесь можно поговорить, – сказала Морин. – Микрофон есть, но он давно сломан. Вы, главное, улыбайтесь почаще – как будто выпрашиваете у меня жетончики. Ну, что случилось? Только быстро. Воцарилась тишина. Маленький мальчик почесал предплечья, ущипнул себя за ноздри и посмотрел на Люка. Значит, Диксон тут за компанию, а разговор затеял Эллис. Стэкхауса это не удивило: он же умник. Шахматист. – Ну, мы насчет случившегося в столовой хотели спросить… Про Гарри и близняшек. Мы волнуемся. Морин вздохнула и поставила ведро. – Да, я слышала. Ужас, конечно. Но у ребят все хорошо, насколько я знаю. – Правда? У всех троих? Морин молчала. Авери смотрел на нее с тревогой, то и дело почесывался, щипал свой нос и в целом выглядел так, словно вот-вот описается. Наконец она произнесла: – Ну, может, в данный момент и не очень хорошо… Я слышала, как доктор Эванс сказал, что они лежат в медсанчасти на Дальней половине. Врачи там опытные. – А что еще тут есть, кроме… – Тихо. – Она подняла руку и оглянулась. Картинка дернулась, но звук по-прежнему был чистый. – Никаких вопросов про Дальнюю половину. Мне запрещено про нее рассказывать, можно только говорить, что там хорошо – лучше, чем на Ближней половине. И что вы проведете там пару-тройку недель, а потом вернетесь домой. Когда картинка прояснилась, Стэкхаус и Сигсби увидели, что Морин крепко обнимает обоих ребят. – Нет, вы только посмотрите! – восхищенно произнес Стэкхаус. – Ну прямо мамаша Кураж![29] Молодец какая. Миссис Сигсби шикнула. Люк спросил Морин, точно ли Гарри и близняшки живы. – Они ведь были… ну, как мертвые. – Да, все дети так говорят, – закивал Авери и с силой дернул себя за нос. – У Гарри был припадок, а потом он перестал дышать. У Греты голову скособочило… Морин не спешила оправдываться – Стэкхаус прямо видел, как она тщательно выбирает слова. А из нее, между прочим, вышел бы неплохой агент разведки – там, где разведка действительно нужна. Мальчики терпеливо ждали. Наконец она заговорила: – Меня, конечно, там не было, и выглядело это наверняка страшно, я вам верю… Но у страха глаза велики, вы же знаете. – Морин снова умолкла. Авери еще разок ущипнул свой нос для успокоения нервов, и она продолжила: – Если с парнем, этим Кроссом, действительно случился припадок, то ему уже дают нужные лекарства. А насчет Греты… я проходила мимо комнаты отдыха для персонала и подслушала доктора Эванса… так вот, у нее растяжение шеи. Придется носить специальный воротник. Сестра, видимо, с ней – ну, для моральной поддержки. – Хорошо, – с явным облегчением ответил Люк. – Если вы так уверены… – Конечно, уверена! Больше я тебе ничего не скажу, Люк. Здесь многие врут, да я не из таких. Меня учили не врать людям, а тем более детям. Я правда считаю, что с вашими друзьями все хорошо. Но почему вы спрашиваете? Просто за друзей переживаете или задумали чего? Люк посмотрел на Авери. Тот изо всех сил дернул себя за нос и кивнул. Стэкхаус закатил глаза. – Господи, если тебе так надо поковыряться в носу – поковыряйся уже! Миссис Сигсби нажала на паузу. – Ребенок так успокаивается, это нормально. Лучше пусть нос дергает, чем хватает себя за промежность. Таких я тоже немало повидала на своем веку – и мальчиков, и девочек. Слушайте внимательно, сейчас будет самое интересное. – Если я вам кое-что шепну, вы ведь никому не расскажете? – спросил Люк. Несколько секунд Морин обдумывала его слова, пока Авери сосредоточенно терзал свой несчастный нос, затем кивнула. Люк заговорил тише (миссис Сигсби прибавила громкость): – Кое-кто из детей поговаривает о том, чтобы устроить голодовку. Ничего не есть, пока нам не докажут, что с Гарри и близняшками все хорошо. Морин тоже понизила голос: – А кто? – Я точно не знаю, – ответил Люк. – Кто-то из новеньких. – Ты им скажи, что это плохая идея. Ты ведь умный мальчик, Люк, очень умный, и наверняка знаешь, что такое меры пресечения. Потом объяснишь Авери. – Она пристально поглядела на мальчишку, который выкрутился из ее объятий и с опаской прикрыл нос рукой – словно боялся, что сейчас она сама его схватит и оторвет. – Все, мне пора. Не хочу, чтобы вы попали в беду, и сама на рожон не лезу. Если вас спросят, о чем мы тут болтали… – Выпрашивали у вас задания, чтобы получить жетончики, – сказал Авери. – Мы поняли. – Вот и славно. – Она покосилась на камеру, потом вновь перевела взгляд на мальчиков. – Скоро вы вернетесь домой, а до тех пор – не делайте глупостей. Не раскачивайте лодку.