Он отчетливо представил себе оперативного агента Бартона, который всего несколько дней тому назад сидел в этом же кресле. Говорил Биффу Куигли о том, что совершенно тощий мужик по имени Билл Халлек тут вскоре возникнет. Когда это случится, он должен позвонить по одному телефону. Последовал еще более отчетливый образ: он прыгает через письменный стол Биффа Куигли, хватает бронзовую кучу собачьего дерьма и бьет его по башке. Яркий образ: разорванная кожа, брызги крови (некоторые попали на фото в рамках), проблеск белой кости, разламывающейся, чтобы обнажить подлый мозг этого типа. Потом решительный жест — собачье говно в бронзе — на место. Возможно, Куигли что-то приметил, пусть малую толику эмоций на костлявой физиономии Билли. В глазах его появилась тревога. Он торопливо убрал ноги со стола. Кресло издало привычный свинячий визг. — Мы можем обговорить… — начал он, и Билли заметил, как наманикюренный палец потянулся к кнопке интеркома. Гнев внезапно выдохся, оставив легкую дрожь и холод. Просто достаточно было представить себе, как мозг разбрызгивается из его черепа. Причем не в туманных образах, а в «Текниколор» и со звуком системы «Долби». Добрый старый Бифф это сообразил. «Господи, да что же происходит с благочестивым Билли Халлеком, который всегда жертвовал в фонд США и в рождественскую копилку?» Рассудок вернулся: «Да-а, то был Билли Халлек, который жил в городе Пресытившихся. Теперь он улизнул в неизвестном направлении». — Ладно, оставим это все. — Билли кивнул на интерком. Палец отдернулся прочь. Потом зашарил по столу, пока не нащупал пачку сигарет. — Не желаете ли закурить, мистер Халлек? Ха-ха! Билли взял сигарету, осмотрел ее, наклонился, чтобы прикурить. Одна затяжка — и в голове вдруг стало легко. — Благодарю вас. — Насчет двух сотен — я, может быть, и загнул, конечно… — Нет, почему же, вы были правы, — сказал Билли. Он заранее приготовил чеки на сумму триста долларов, полагая, что придется кое-где подмазать. Но ни разу ему не пришло в голову то, что это придется делать по такой причине. Билли вытащил бумажник, извлек четыре полусотенных и положил их рядом с говенной статуэткой Биффа. — Будете держать язык за зубами, когда Пеншли позвонит? — О, да, сэр! — Бифф сгреб деньги и сунул их в ящик стола с сигаретами. — Вы сами знаете! — Надеюсь, — ответил Билли. — А теперь расскажите мне о цыганах. — Теперь говорить было легко: куда труднее давались подходы к теме. Цыгане прибыли в Бангор 10 июня. В контору Биффа пришли Сэмюэл Лемке и Ричард Кросскилл после звонка мистеру Парсонсу и шефу полиции Бангора. Речь шла о кратковременной аренде площади с возможным продлением. Кросскилл подписал договор как доверенное лицо «Корпорации Тадуз». В это время молодой Лемке стоял возле двери, скрестив на груди свои мускулистые руки. — Ну и как они позолотили вашу ручку? — спросил Билли. — Извините, не понял? — Бифф вопросительно поднял брови. — Ну как же? От меня пару сотен, возможно, от моей супруги и друзей — еще сотенку через агента Бартона, который побывал здесь. Да дело не в этом. Я просто хотел спросить — сколько цыгане дали вам на лапу. Так уж, начистоту, Бифф, — ни с того, ни с сего хорошо руки погрел, верно, Бифф? Некоторое время Бифф молчал. Потом, не отвечая на вопрос, закончил свою историю. Кросскилл явился снова, чтобы закрыть договор. Он прибыл тринадцатого, а тут как раз позвонили из полиции и от Парсонса. Пошли жалобы от местных жителей. Шеф полиции решил, что пора цыганам убираться подальше. Парсонс хотел того же, но не прочь был позволить задержаться на денек-другой, если бы они повысили плату, скажем, долларов до пятидесяти за ночлег. Кросскилл выслушал все это, покачал головой и ушел, не сказав ни слова. Бифф в полдень вдруг решил заглянуть на площадку у сгоревшего сарая. Подъехал как раз в тот момент, когда цыганский караван отправился в путь. — Знаю только, что они направились к мосту Чемберлена. Вот и все. Почему бы и вам не отправиться в путь, Билл? Честно говоря, вы выглядите, как реклама отпуска в Биафре. У меня прямо мурашки по спине бегут, когда смотрю на вас. Билли еще держал сигарету в пальцах, ограничившись всего одной затяжкой. Теперь он наклонился и загасил ее о бронзовое дерьмо. Тлеющие крошки посыпались на стол. — Честно говоря, — сказал он Биффу, — я то же самое чувствую в отношении вас. Ярость овладела им, и он торопливо покинул контору Биффа Куигли, чтобы не натворить чего-нибудь необдуманного. Вместо него могли заговорить его руки. Было двадцать четвертое июня. Цыгане покинули Бангор по мосту Чемберлена тринадцатого числа. Он отставал на одиннадцать дней. Все ближе… ближе, но еще далеко. Он обнаружил, что шоссе номер 15, начинающееся с моста, называлось также Бир Харбор Роуд. Не исключено, что предстояло отправляться в Бар Харбор. По пути он решил больше не общаться с агентами по продаже недвижимости и не останавливаться в отелях первого класса. Если люди Бартона его опережали, Кирк мог нанять еще больше сыщиков на его розыски. Цыгане тринадцатого числа проехали сорок четыре мили до Элсуорта. Там им разрешили расположиться у выставочной территории. Потом они пересекли реку Пенобскот и направились в Бакспорт, где пробыли еще три дня, прежде чем продолжить путь вдоль побережья. Все это Билли узнал двадцать пятого июня. Цыгане покинули Бакспорт во второй половине дня 19 июня. Теперь он отставал от них всего на неделю. Обстановка в Бар Харборе была действительно сумасшедшей, как и говорила ему официантка. Она сказала, что главное зрелище в городе — уличный карнавал. Все прибрежные города примерно одинаковы, но Бар Харбор их возглавляет. Вспомнил, как официантка говорила ему, что, бывало, проводила там время в июле-августе, но теперь старовата стала для таких прогулок. «Я тоже староват стал для таких городов», подумал Билли. Он сидел на скамейке в парке. На нем были хлопчатобумажные штаны, рубашка с короткими рукавами и с надписью: У БАНГОРА ЕСТЬ ДУША, и спортивный плащ, вешалкой которому служили его костлявые плечи. Он ел мороженое, привлекая немало любопытных взглядов. Билли устал. Его тревожило то, что теперь он всегда чувствовал себя усталым, если только не испытывал ярости. Утром, когда припарковал машину, вышел и начал показывать фотографии, испытал вдруг опять кошмарное чувство дежавю, обнаружив, что штаны снова сползают с бедер. «Извините», — подумал он, — «с отсутствующих бедер». То были вельветовые брюки, купленные им в магазине военно-морской одежды в Роклэнде. В пояснице брюки имели размер двадцать восемь дюймов. Продавец нервозно заметил ему, что брюки все же великоваты для него, поскольку размер его талии скорее как у мальчика. Однако длина брюк сохранялась все той же — тридцать два дюйма. Для мальчиков таких длинных брюк не шьют. Теперь он ел фисташковое мороженое, надеясь, что оно прибавит ему сил. Билли пытался понять, почему этот маленький очаровательный городок, где так трудно припарковать машину и так тесно на тротуарах, вызывал в нем гнетущее чувство. Олд Оркард был вульгарен, но его вульгарность была прямолинейна и открыта. Там ты знал, что призы в тирах — надувательство, сувениры разваливаются в руках, едва отойдешь на несколько шагов. Придется возвращаться к торговцу и спорить с ним, пока не вернет деньги. В Олд Оркарде многие женщины были староваты и почти все — толстые. Некоторые из них носили до неприличия маленькие бикини, но большинство — купальные костюмы 50-х годов. Когда они проплывали мимо тебя, раскачивая своими телесами, на ум приходили образы подводных лодок, плывущих под громадным давлением на большой глубине. Лопнет обшивка такой мадам, и весь жир попрет наружу. В воздухе витали ароматы пиццы, мороженого, жареного лука. Время от времени видишь блюющего мальчишку, который слишком долго находился на карусели. Большинство медленно двигавшихся машин в Олд Оркарде, были старыми, подернутыми снизу ржавчиной, и слишком большими. У многих подтекало масло. Олд Оркард был вульгарен, но при этом было что-то невинное в его откровенности. Вот этого и не хватало Бар Харбору. Многое здесь было прямой противоположностью Олд Оркарду, словно проходишь сквозь зеркало. Мало видно старых женщин и совсем не видно толстых. Мало кто из женщин гуляет в купальных костюмах. Похоже, что униформой Бар Харбора были теннисные костюмчики, белые туфли, поблекшие джинсы, рубашки-регби или матроски. Билли увидел совсем немного старых автомобилей и еще меньше машин американских марок. Большинство — «саабы», «вольво», «датсуны», «БМВ», «хонды». И на всех — непременно наклейки с дурацкими надписями. Были здесь и велосипедисты, лавировавшие среди толпы прохожих и машин на дорогих десятискоростных велосипедах. Как правило, они носили поляризованные темные очки и козырьки от солнца. В ушах маленькие наушники: с отсутствующими улыбками эти создания слушали кассеты Сони Уокмена. В гавани виднелся лес мачт, правда, не очень густой, окрашенный не в тусклые тона рыбацких лодок, а сверкавший белизной яхт, которые после празднования Дня Труда отправлялись в сухие доки. Публика, слоняющаяся по Бар Харбору, была, в основном, молодая, сообразительная, модно либеральная и богатая. Ночи напролет они проводили на гулянках и вечеринках. Билли кое-как доехал до мотеля «Френчмен Бэй» и до рассвета пролежал, слушая разноголосицу рока, доносившуюся из шести, а может быть, и восьми баров. В местной газете сводки об автомобильных авариях и нарушениях правил были впечатляющими и немного удручающими. Билли подумал: «Хочешь знать, почему это место и эти люди производят на тебя удручающее впечатление? Я скажу тебе. Они учатся жить в таких городках, как Фэйрвью, вот почему. Закончат учебу, женятся на девушках, которые завершают их любовные приключения, и осядут на лантерн драйвах Америки. Там они будут надевать красные брюки, чтобы поиграть в гольф, и каждый канун Нового Года станет для них возможностью полапать чужих жен». — Да, это удручает, — пробормотал он, и проходившая мимо пара с удивлением обернулась на него. «Они все еще здесь». Да, они еще находились где-то тут. Мысль оказалась столь естественной, что он не удивился и особенно не возбудился. Он отставал от них на неделю. Теперь они могли находиться в Маритаймсе или двигаться дальше вдоль побережья. Их прежний распорядок предполагал, что к данному моменту они уже уехали. Бар Харбор, разумеется, был неподходящим местом для пестрой толпы цыган, поскольку здесь даже сувенирные лавки выглядели дорогими. Все верно. Кроме одного: они все еще находились здесь, и он это знал. — Чую тебя, старик, — прошептал он. «Конечно же чуешь. Ты теперь должен их чуять». Мысль на миг встревожила его. Он встал, выбросил остаток своего мороженого в мусорную корзину и отправился обратно к продавцу мороженого. Тот не слишком обрадовался, увидев, что Билли направляется к нему. — Не могли бы вы мне помочь? — сказал Билли. — Нет, уважаемый. Не думаю, — ответил торговец, и Билли заметил отвращение в его взгляде. — Вас это может удивить. — Билли ощутил полное спокойствие и предрешенность. Не «дежа вю», а именно предрешенность. Продавец мороженого хотел отвернуться, но Билли удержал его взглядом. Он обнаружил в себе такую способность, словно сам начал обретать сверхъестественные способности. Он извлек фотографии, которые уже успели помяться и запачкаться и разложил их, как карты, на прилавке будки мороженщика. Продавец посмотрел на них, и Билли не удивился, что тот их сразу узнал. Удовольствия от этого не было — только смутный страх, который испытываешь, когда местный наркоз начинает проходить. В воздухе отчетливо пахло морской солью, и чайки кричали над гаванью. — Вот этот тип, — сказал продавец мороженого, зачарованно уставившись на снимок Тадуза Лемке. Этот… — ну и кошмар. — Они еще здесь? — Здесь, — ответил продавец. — Думаю, что тут еще. Менты вытолкали их из города на второй же день, но им удалось арендовать место у фермера в Текноре. Это недалеко отсюда. Полицейские к ним прицепились из-за какой-то ерунды: разбитые задние фары и прочее. Они намек, видать, поняли. — Благодарю вас. — Билли собрал фотографии. — Еще мороженого хотите? — Нет, спасибо. — Теперь страх стал вполне осознанным, но он был смешан с гневом, став обычным его настроением. — Ну, тогда, может, пойдете своей дорогой, мистер? Вы бизнесу не способствуете. — Да, полагаю, что не способствую. Билли направился к своей машине. Усталость покинула его. В тот вечер, в четверть десятого, Билли припарковал машину на обочине шоссе 37-а, которое уходило к северо-западу от Бар Харбора. Он оказался на вершине холма. Морской бриз шевелил его волосы, одежда развевалась и хлопала на ветру. Откуда-то сзади, издалека, доносились слабые звуки рока, открывавшие очередную вечеринку в Бар Харборе. Внизу справа он увидел большой костер, окруженный автомашинами, фургонами, трейлерами. На фоне костра мелькали силуэты фигур, слышались звуки разговоров, смех. Он их догнал. «Старик там ждет тебя, Билли. Он знает, что ты здесь». Да. Да, конечно. Старик смог бы всю эту компанию отправить на край света, если бы пожелал. Но в этом для него было мало удовольствия. Он заманил Билли именно сюда. Именно этого он захотел. Страх. Он, как струи дыма, блуждал по пустотам его тела, и таких пустот, казалось ему, становилось в нем все больше. Но и ярость жила там тоже. «Я этого хотел и, возможно, стану для него сюрпризом. Он ожидает от меня страха — наверняка. Злость — вот, что может стать сюрпризом». Билли на мгновение обернулся и посмотрел на свой автомобиль, покачал головой. Потом начал спускаться вниз по травяному склону к табору. 19. В ЦЫГАНСКОМ ТАБОРЕ