По пути домой он остановился у табачной лавки и купил пачку «Честерфилда» (кингсайз). Первые затяжки вызвали такое головокружение, что он тотчас выбросил сигареты. — Хватит экспериментировать, — сказал он вслух, сидя в машине. А потом засмеялся и заплакал одновременно. — За дело, ребятишки! 14. 156 Линда уехала. Легкие морщинки возле глаз и рта Хейди обозначились резче. Она курила теперь как паровоз. Сигареты «Вантаж-100» — одну за другой. Халлеку сообщила, что отправила Линду к своей тетке Роде в Уэстчестер. — Я сделала это по двум причинам, — пояснила она. — Во-первых, она… ей нужно от тебя отвлечься, Билли. От того, что с тобой происходит. Она буквально с ума сходит. Я ей еле внушила, что у тебя нет никакого рака. — Ей бы с Кэри Россингтоном поговорить, — пробормотал Билли, направляясь на кухню. Ему срочно захотелось кофе — черного, крепкого, без сахара. — Прямо родственные души. — Что? Я не слышу. — Ничего. Ерунда. Кофе включу. — Девочка ночи не спит, — сказала Хейди, когда он вернулся. Она нервозно переплела пальцы. — Ты понимаешь? — Да. — Билли ощутил внутреннюю занозу. Подумал: а понимает ли Хейди, что ему Линда тоже нужна, что она часть той системы, которая поддерживала его морально? Ну, часть или не часть, а он не имеет права травмировать девочку, нарушать ее спокойствие. Тут все же Хейди была права. Права, невзирая на цену такой разлуки. И вновь он ощутил вспышку ненависти к ней. Мамочка немедленно спровадила дочурку к тетушке, как только он позвонил и сообщил, что возвращается. Папочка-страшила возвращается. Не убегай, девочка, не бойся, — это всего лишь Тощий Человек… «Почему именно в такой день? Что тебя дернуло выбрать именно тот день?» — Билли? С тобой все в порядке? — Голос Хейди странным образом прозвучал нерешительно. «Господи! Глупая сучка! Ты замужем за ходячим скелетом и спрашиваешь, все ли у меня в порядке?» — Со мной все в порядке, насколько это возможно. А что? — Да ты как-то странно смотрел так… «Неужели? Неужели так странно? Но почему, Хейди, ты выбрала именно тот день, чтобы залезть мне в штаны, и это после всех лет, когда мы занимались такими делами в темноте спальни». — Ну, как тебе сказать? Я теперь все время чувствую себя странно, — сказал Билли. Сам подумал: «Пора прекращать эти бесплодные умствования, мой друг. Бессмысленно. Что сделано, то сделано». Но выбросить эти мысли оказалось трудно. Трудно, когда она стояла тут с сигаретой, куря одну за другой и при этом будучи в полном порядке, а кроме того… «Прекрати, Билли. Хватит». Хейди отвернулась и загасила сигарету в хрустальной пепельнице. — А во-вторых, Билли, ты кое-что от меня скрывал. Кое-что имеющее отношение к нам обоим. Иногда ты во сне говоришь. Теперь я хочу знать. Я заслуживаю того, чтобы знать правду. — Голос ее дрогнул. — Хочешь знать, говоришь? — спросил Халлек. — В самом деле? — На его лице появилась невольная улыбка. — Да! Да! И Билли ей все рассказал. Хаустон позвонил ему на следующий день и после долгого бессмысленного предисловия перешел к сути дела. Хейди находилась у него. Они основательно потолковали («Ты ей не предложил понюшку?» — подумал Халлек. — «Не спросить ли? Пожалуй, не стоит»). Итог длинного разговора оказался таким: у Билли определенно поехала крыша. — Майкл, — сказал Билли, — старый цыган был вполне реален. Он прикоснулся к нам троим: ко мне, к Кэри Россингтону, к Данкену Хопли. Я понимаю, такой человек, как ты, в сверхъестественное верить не может. Но ты же наверняка веришь в методы дедукции и индукции. Поэтому должен видеть и подобные возможности. Мы все трое были потроганы его рукой, все трое обрели таинственные недуги. Прежде, чем объявлять меня чокнутым, хотя бы допусти логическую связь. — Билли, связи тут нет. — Да я… — Я говорил с Ледой Россингтон. Она сказала, что Кэри находится в Мэйо, где его лечат от рака кожи. Сказала, что дело зашло слишком далеко, но она считает, что есть надежда на благополучный исход. А еще Леда сказала, что не видела тебя с рождественской гулянки у Гордонов. — Она врет! Хаустон замолчал. Только что там за звук на фоне его молчания? Уж не Хейди ли плачет? Билли сильно стиснул телефонную трубку, даже костяшки пальцев побелели. — А ты с ней лично говорил или по телефону? — По телефону. А какая разница? — Если бы ты ее увидел, ты бы понял, какая разница. Она выглядит совершенно потрясенной и выбитой из колеи. — Что ж, когда узнаешь, что у твоего мужа рак кожи, да еще запущенный… — А с Кэри ты говорил? — Он сейчас под усиленным наблюдением. Таким пациентам телефонные разговоры разрешены только при чрезвычайных обстоятельствах. — Мой вес упал до ста семидесяти, — сказал Билли. — Я потерял уже восемьдесят три фунта. Для меня это — чрезвычайное обстоятельство. Снова пауза на другом конце провода. Кроме того звука, который мог быть плачем Хейди. — Ты поговоришь с ним? Ну, хотя бы попытаешься? — Если его доктор позволит и если он сам пожелает поговорить со мной, то — да. Но, Билли, эта твоя галлюцинация… — Никакая это не галлюцинация, черт побери! Ради бога, не кричи. — Билли закрыл глаза. — Ну хорошо, хорошо, — успокаивающим тоном отозвался Хаустон. — Эта идея — скажем так? Я только хочу сказать, что эта идея не поможет твоему состоянию. Более того, возможно, она и есть корень зла, источник психоанорексии, если ты в самом деле болен этим, как утверждает доктор Юнт. Ты… — Хопли, — перебил его Билли. Лицо покрылось потом, и Билли промокнул его платком. Вспомнил вдруг облик Хопли, лицо, которое перестало быть лицом, превратилось в рельефную карту ада. Кошмарные опухоли, сочащаяся влага и невыразимый звук, когда он ногтем поскреб щеку. Снова последовала долгая пауза со стороны Хаустона. — Поговори с Данкеном Хопли. Он подтвердит… — Невозможно, Билли. Данкен Хопли покончил с собой два дня назад. Он застрелился, пока был в клинике Глассмана. Халлек крепко зажмурил глаза и закачался, стоя на ногах. Почувствовал себя так, как в тот момент, когда возобновил курение. Ущипнул себя за щеку, чтобы не упасть в обморок. — Тогда ты знаешь, — сказал он, не раскрывая глаз. — Ты знаешь или кто-нибудь знает, кто увидел его. — Грэнд Лоулор видел его, — сказал Хаустон. — Я с ним говорил сегодня. Грэнд Лоулор. Какой-то момент испуганный запутавшийся разум Билли не сработал. Показалось, что Хаустон сказал что-то другое. Потом дошло. Грэнд Лоулор был окружной врач, производивший вскрытия. Вспомнил, что Грэнд Лоулор пару раз выступал перед судом в качестве свидетеля. Мысль об этом вызвала иррациональное желание хихикнуть. Халлек прикрыл трубку ладонью: не дай Бог, а то Хаустон утвердится во мнении, что он, точно, сошел с ума. А тебе бы очень хотелось поверить в мое безумие, верно, Майкл? Потому что, если я не в своем уме и начну болтать о твоей бутылочке и маленькой костяной ложечке, никто ведь мне не поверит, верно? Ну конечно же. Желание хихикать прошло. — Ты спросил его… — О некоторых деталях относительно смерти? Естественно. После истории ужаса, которую ты выдал своей жене, я специально поинтересовался. — Голос Хаустона обрел ехидный оттенок. — Ты должен быть мною доволен, Билли. Когда он меня спросил, почему меня это интересует, я держал язык за зубами. — И что он сказал? — Что внешность Хопли выглядела скверно, но уж никак не тот ужас, что ты описывал Хейди. То, что сказал Грэнд, скорее напоминает мне рецидив взрослых угрей, от которых я лечил Данкена, начиная с 1974 года. Они у него вызвали депрессию. И это понятно. Нашествие угрей на лице для взрослого мужчины — большая психологическая травма, возможно, одна из сильнейших. — То есть, ты полагаешь, он был подавлен из-за своей изменившейся внешности и застрелился? — В сущности, да. — Давай напрямик, — сказал Билли. — Ты веришь в то, что дело в более-менее обычном рецидиве распространения угрей у взрослого, пусть даже самого обширного за многие годы. В то же время ты считаешь, что он застрелился от того, что увидел в зеркале. Ну и диагноз, скажу я тебе, Майкл! — Я не говорил, что дело только в кожной проблеме, — сказал Хаустон раздраженно. — Самое худшее в этих проблемах состоит в том, что они возникают в паре, в тройке, а иногда и с целой кучей сопутствующих вещей. Редко в одиночку. Самый высокий уровень самоубийств, Билли, кстати, среди психиатров. Но полицейские не далеко от них ушли. Видимо, имела место комбинация факторов, где его последний недуг явился и последней соломинкой, которая сломала спину верблюда. — Тебе стоило бы его увидеть, — мрачно сказал Билли. — То была не соломинка, а куча бревен. — Записки он не оставил, так что мы ничего не узнаем, верно? — Боже мой! — Билли тяжело вздохнул и провел пятерней по волосам. — Господи милостивый! — И причины самоубийства Хопли нам тоже неведомы. Так? — Мне они ведомы, — ответил Билли. — Вполне известны. — А мне вот кажется: все дело в том, что твой разум, Билли, сыграл над тобой злую шутку. Комплекс вины. Ты… ты зациклился на этих цыганских проклятьях, и когда пошел к Хопли в тот вечер, просто увидел то, чего на самом деле не было. — Теперь Хаустон говорил утвердительно-успокаивающим тоном врача. — Ты перед визитом к Данкену случайно не заглянул к Энди на пару коктейлей? Ну, так — чтобы взбодриться. — Нет.