Старик глядит на нее и щурится, словно пытаясь понять, в чем подвох. – Настроение хорошее, – говорит он ворчливо. – Милт, оставь человека в покое, – произносит кто-то у них за спиной. – Она тебе во внучки годится. Гвенди оборачивается к подруге и улыбается по-настоящему. – Этот ласковый голос я узнаю везде. Доброе утро, Патси. – И тебе доброе утро, Гвенни. Этот старый хрыч тебе докучает? Патси Фоллетт лет шестьдесят пять. Она очень милая и крошечная, как Дюймовочка. Даже сейчас, в стильных ботинках на высоченных каблуках, ее рост не превышает пяти футов. Она носит короткую стрижку, красит волосы в платиновый цвет и активно – если не сказать, чрезмерно – пользуется косметикой. – Нет, мэм. Мы обсуждали стратегию на сегодняшнее совещание. Да, мистер Джексон? Старик угрюмо молчит и смотрит на них обеих сквозь толстые стекла очков, словно эти дамы – насекомые, имевшие наглость разбиться о лобовое стекло его новенького «мерседеса». – Кстати о стратегии, – говорит Патси. – Ты так и не отзвонился мне насчет бюджета на образование, Милт. – Да, я помню, – ворчит он. – Я скажу секретарше, она сообщит тебе дату. Опустив взгляд, Гвенди видит, что к каблуку старого конгрессмена прилип обрывок туалетной бумаги. Незаметно вытянув ногу, она отцепляет бумажку мыском туфли. Потом потихоньку сдвигает ее к стене, чтобы на нее больше никто не наступил. – Или, может, ты сам снимешь трубку и позвонишь мне сегодня днем? – говорит Патси, выразительно выгнув бровь. Милтон хмурится и идет прочь, не сказав больше ни слова. Яростно работая локтями, он пробивается сквозь толпу к входу в зал. Патси глядит ему вслед и тихонько присвистывает. – Это ж надо, какая противная рожа. Посмотришь, и сразу не хочется завтракать. И обедать, наверное, тоже. Гвенди делает большие глаза и пытается не рассмеяться. – Надо быть добрее. – Никак не возможно, дитя мое. Сегодня я злая как сто чертей. Шепот пробегает по толпе, и собравшиеся наконец начинают сдвигаться к залу. – Что ж, время снова пришло, – говорит Патси. Гвенди вытягивает руку, пропуская подругу вперед. – Время для чего? Патси улыбается, ее крошечное лицо под густым слоем косметики сияет. – Для доброй драки, конечно. Гвенди вздыхает и входит в зал следом за Патси. 6 Два часа спустя двери конференц-зала вновь открываются, и толпа из тридцати представителей выплескивается наружу. У всех такой вид, словно им сейчас точно не помешает хорошая доза жаропонижающего или как минимум холодный душ. – Ты видела, как распалился старик Хендерсон? – говорит Патси, когда они с Гвенди выходят в коридор. – Я думала, его хватит удар прямо за кафедрой. – Я в жизни не видела, чтобы у кого-то было такое багровое лицо… Кто-то стремительно обгоняет Гвенди, больно ударив ее плечом. Это их старый сердитый друг, Милтон Джексон. Патси возмущенно кричит ему вслед: – Эй, осторожнее, старый хрен! Гвенди сует папки под мышку и потирает ушибленное плечо. – Все нормально? – Нормально, – отвечает Гвенди. – Не надо было так на него кричать. – Почему нет? Он сам ведет себя как скотина. – Патси пристально смотрит на Гвенди. – Ты вообще не умеешь злиться? Гвенди пожимает плечами. – Наверное, нет. – Попробуй при случае. Тебе сразу же полегчает. – Хорошо. В следующий раз, если что-то подобное повторится, я назову его… ходячим примером того, почему следует ограничить срок полномочий. – Тсс, – говорит Патси, когда они входят в лифт. – Ты теперь тоже одна из нас. Гвенди смеется и нажимает кнопку нужного им этажа. – Есть какие-то подвижки с фармацевтическими компаниями? Гвенди качает головой и говорит, понизив голос: – После массового убийства подростков в школе «Колумбайн» все сосредоточились на контроле над оборотом оружия и на охране психического здоровья. И это понятно, я никого не виню. Просто мне хочется, чтобы люди, от которых зависит благополучие граждан, все же умели удерживать внимание как взрослые, а не как малыши в ясельной группе. Еще три месяца назад у меня были почти все нужные голоса. А сейчас не наберется и половины. Двери лифта открываются, Гвенди с Патси выходят в малолюдный коридор. – Добро пожаловать в большую политику, подруга. Тут у нас как на качелях, то вверх, то вниз. Так что жди взлета. – Сколько лет вы в конгрессе, Патси? – Я представляю второй округ почтенного штата Южная Каролина уже шестнадцать лет. Гвенди тихонько присвистывает. – Но как?.. – Она умолкает, не договорив. – Как я это выдерживаю? Гвенди смущенно кивает. Патси кладет руку ей на плечо. – Послушай, милая, я знаю, о чем ты думаешь. Как тебя угораздило очутиться в этом хаосе? Ты не проработала еще и года, но уже горько разочарована, у тебя больше нет сил, и ты ждешь не дождешься, когда закончится срок полномочий и можно будет сбежать без оглядки. Гвенди ошеломленно смотрит на нее. – Я совсем так не думала… Патси небрежно машет рукой. – Мы все через это прошли, можешь не сомневаться. Втянешься потихоньку. Все войдет в свою колею. А если нет, если почувствуешь, что ты на пределе, тогда зови меня, и мы вместе что-нибудь придумаем. Гвенди крепко ее обнимает и думает: Как будто обнимаешь ребенка. – Спасибо, Патси. Вы ангел. – Ни в коем случае. Я злая старуха, которая ненавидит все человечество. Но ты не такая, как все остальные, Гвенни. Ты особенная. – В последнее время я что-то не чувствую себя особенной, но все равно спасибо. Патси уже идет прочь, но Гвенди ее окликает: – Вам и вправду знакомо это ощущение? Патси оборачивается и встает подбоченясь. – Милая Гвенни, если бы мне давали по пять центов каждый раз, когда я ощущала себя точно так же, как ты ощущаешь себя теперь, у меня все равно не набралось бы сдачи с четвертака. Гвенди смеется. – И что это значит? Патси пожимает плечами. – Понятия не имею. Так любил говорить мой покойный супруг, когда хотел сказать что-то умное. Вот с тех пор и привязалось.