– Я согласна. Радостно взвизгнув, Бриджит заключает ее в объятия. – Спасибо, спасибо, спасибо! Ты даже не представляешь, что это для меня значит. – Только смотри, чтобы у тебя в руках не было кружки с горячим шоколадом, когда к тебе подойду. Бриджит хихикает и разжимает объятия. – Хорошо. – Я тебе позвоню на следующей неделе. Договоримся, когда и куда приходить. – Отлично. Еще раз огромное спасибо. – Бриджит идет прочь, потом оборачивается. – С Рождеством! – И тебя с Рождеством! Удачно мы с тобой столкнулись. Гвенди выходит из магазина и пробирается сквозь толпу. Она уже видит скамейку, где сидит мама, и собирается помахать ей рукой – но рука застывает в воздухе. Мама сидит не одна. Сердце Гвенди пронзает ужас, и она мчится к скамейке, расталкивая всех на своем пути. 31 – Кто это был? – Голос Гвенди чуть не срывается на крик. Она лихорадочно осматривает толпу покупателей. – С кем ты сейчас говорила? Миссис Питерсон удивленно глядит на дочь: – А что… что случилось? – Человек в черной шляпе. Ты сейчас с ним говорила… Ты его знаешь? – Нет, он приезжий. Гостит у друзей. Он задал мне пару вопросов и пошел своей дорогой. – У каких друзей он гостит? – Он мне не докладывал, а я не спросила, – говорит миссис Питерсон. – В чем дело, Гвен? Поднявшись на цыпочки, Гвенди тянет шею и высматривает в толпе человека в черной шляпе. – О чем он тебя спрашивал? – Так, дай-ка подумать… Он спросил, нравится ли мне Касл-Рок. Я сказала, что живу тут всю жизнь. Это мой дом. – О чем еще? – Он попросил порекомендовать ему хороший ресторан. Сказал, что не ел нормальной горячей пищи уже много недель и жутко проголодался. Я подумала, что это странно. Для человека, который хорошо одет. – О чем еще он расспрашивал? – Больше ни о чем. Мы очень быстро поговорили, и он ушел. – Как он выглядел? Можешь его описать? – Он был такой… – Миссис Питерсон умолкает на пару секунд. – Высокий, худой. Вроде бы твой ровесник. Глаза, кажется, голубые. Она встает и берет со скамейки пакеты с покупками. – Ты мне расскажешь, что происходит? А то я уже начинаю за тебя волноваться. Думать приходится быстро. Гвенди делает непроницаемое лицо и говорит: – Есть один репортер, в Вашингтоне. Донимает меня уже почти месяц. Очень назойливый и вообще неприятный тип. Издалека мне показалось, что это он. И я испугалась, что он приехал за мной сюда. – Ох ты, Господи, – говорит миссис Питерсон, и Гвенди тут же становится стыдно, что она соврала маме. – Тот джентльмен показался мне очень приятным, но внешность часто бывает обманчивой, да? Гвенди коротко кивает. – И с каждым днем становится все обманчивее. 32 Морозный воздух обжигает легкие, но это приятное ощущение. Даже жжение в ногах радует, как встреча со старым другом. После похода по магазинам Гвенди отвезла маму домой, и больше всего ей хотелось скорее вернуться к себе в квартиру и завалиться спать, но у ее мозга явно были другие планы на вечер. Особенно после испуга, охватившего ее в торговом центре. Она бежит вниз по склону, по Плезант-роуд. Улица хорошо освещена, дворы частных домов сверкают веселыми огоньками рождественских гирлянд, но на шоссе номер 117 фонарей уже меньше, их бледно-желтый болезненный свет лишь относительно разгоняет густую вечернюю темноту. Гвенди ускоряет темп, направляясь к старому крытому мосту через Боуи-Стрим. Пробежка для Гвенди – это не только физическое упражнение, но и форма медитации. В тех редких случаях, когда из-за очень плохой погоды ей приходится заниматься на беговых тренажерах в спортивном зале Юношеской христианской ассоциации, она слушает музыку в плеере – обычно что-нибудь бодренькое и ритмичное вроде Бритни Спирс или «Backstreet Boys», из-за чего Райан постоянно ее подкалывает, – но пробежки на улице почти всегда проходят в полной тишине. Только Гвенди наедине со своими сокровенными мыслями, знакомые звуки города или деревни и ритмичные удары подошв ее беговых кроссовок по асфальту. Сегодня Гвенди размышляет о муже. Конечно, она за него беспокоится и переживает, что он не успеет вернуться домой к Рождеству, но она понимает, что эти тревоги не подвластны контролю разума и даже в чем-то эгоистичны. Райан делает свою работу, подчас опасную, но любимую, и эту страсть Гвенди поддерживает безусловно – как Райан поддерживает ее собственную страсть к работе. Это одна из причин, по которым им так хорошо вместе. Может быть, в обычной жизни они оба предпочитают компанию друг друга и тихие домашние радости – прогулки по лесу, игры в кункен за кухонным столом, вечерние сдвоенные сеансы в местном автомобильном кинотеатре – шумным светским собраниям и открытиям модных художественных галерей, но когда надо работать, они принимаются за работу. Настоящая страсть почти всегда требует жертв. Тогда почему мне сейчас так тревожно? – думает Гвенди, приближаясь к старому мосту. Это не первая командировка Райана в горячую точку. И даже не третья и не четвертая. В голове проносится вихрь вероятных ответов: потому что близятся праздники; потому что ее мама все еще восстанавливается после страшной болезни; потому что в ее жизнь вернулся пульт управления и она совершенно не представляет, что c ним делать. Гвенди раздумывает об этом еще минут пять, потом вычеркивает из головы все посторонние мысли и слегка ускоряется, глядя прямо перед собой и сосредоточившись на дороге. Фонарь над мостом не горит. Скорее всего послужил мишенью какому-нибудь скучающему хулигану, решившему попрактиковаться в стрельбе из винтовки. Вход на мост чернеет, как темная голодная пасть, но Гвенди не сбавляет темп. Она ныряет в кромешную темноту, ее шаги отдаются эхом под деревянными перекрытиями, и она вспоминает – как всегда вспоминала в детстве – сказку о зловредном тролле, который живет под мостом. Это просто детская сказка, убеждает она себя. Никто не выскочит из-под моста и не схватит тебя за ногу. Никто не спрыгнет на тебя сверху и не… До выхода остается буквально несколько ярдов, и тут из темноты у нее за спиной доносится странный звук. Словно когти царапают по асфальту. По спине Гвенди пробегает холодок страха. Она не хочет оборачиваться и смотреть, что там такое, но удержаться не может. Из темноты на нее глядят два немигающих глаза, близко посаженных, красных, как угольки. Ноги подкашиваются, но Гвенди заставляет себя бежать. Дыхание сбивается. Но она уже выбралась с крытого моста, под звездное небо над шоссе номер 117. Наверное, просто енот, говорит себе Гвенди, огибая выбоину в асфальте. Вбирая в легкие жгучий морозный воздух, она бежит дальше – теперь чуть быстрее – и больше не оглядывается. 33 Все подарки на Рождество куплены, все рабочие письма прочитаны и приняты к сведению, и понедельник и вторник до Рождества Гвенди проводит, предаваясь почти неприличному безделью. Почти неприличному для нее. В понедельник она просыпается на полтора часа позже привычных шести утра (вечером накануне она неимоверным усилием воли заставляет себя не ставить будильник) и валяется в постели почти до полудня, смотрит по телевизору фильмы и новости. Потом долго плещется в ванне, обедает и садится в гостиной читать новый триллер Ридли Пирсона. Периодически отрываясь от книги, она задумчиво смотрит в огромное окно во всю стену, но не думает о чем-то конкретном, а просто витает в облаках. Когда бледное декабрьское солнце начинает клониться к закату, Гвенди кладет в книгу закладку и идет в спальню переодеваться. Затем выходит из дома, садится в машину и едет на ужин к родителям. Миссис Питерсон почти три месяца не подходила к плите, но теперь чувствует себя достаточно окрепшей, чтобы снова заняться готовкой. Под непрестанным и бдительным присмотром мужа она делает мясную запеканку и печет сладкие булочки, которые выкладывает на огромное блюдо в виде рождественской елки. Все получается очень вкусно, и миссис Питерсон так явно и трогательно гордится собой, что муж чуть не плачет от счастья, глядя на ее улыбку. После ужина Гвенди с папой решительно прогоняют миссис Питерсон в гостиную, а сами убирают со стола и моют посуду. Потом тоже идут в гостиную, и все вместе садятся смотреть «Рождественскую песнь в прозе», а после фильма открывают коробку с новым пазлом. Около девяти вечера Гвенди едет домой. Размышляет, не выйти ли на пробежку на сон грядущий, но решает, что лучше не надо. Вместо этого направляется к сейфу, набирает трехзначный код и достает пульт управления. Ставит его на кровать, переодевается в ночную рубашку и идет чистить зубы. Она снова ловит себя на том, что разговаривает с пультом, словно с живым существом, как делала в детстве. Пульт, разумеется, не отвечает, но Гвенди уверена, что он ее слушает. И наблюдает. Прежде чем снова спрятать пульт в сейф, она садится на кровать, берет его на колени и тянет за рычажок рядом с красной кнопкой. Из прорези в центре выезжает узенькая дощечка, на дощечке сидит крошечная шоколадная обезьянка. Гвенди рассматривает шоколадку, восхищаясь тончайшей проработкой деталей. Потом подносит ее к носу и делает глубокий вдох. На секунду закрывает глаза, затем встает, идет в туалет – нарочито медленными шагами – и смывает шоколадку в унитаз. В отличие от прошлого раза никакой паники нет. И слез тоже нет. – Вот видишь, – говорит она пульту, вернувшись в спальню. – Я все контролирую. Я, а не ты. Она относит пульт в сейф и ложится спать. Вторник практически не отличается от минувшего понедельника, и Гвенди то и дело вспоминается «День сурка», совершенно дурацкий фильм, который так нравится Райану. Она опять просыпается поздно и все утро валяется в постели. Потом принимает ванну, дочитывает Пирсона – еще до обеда, – а после обеда начинает нового Джона Гришэма и читает первые четыре главы. Настроение совершенно не праздничное, но Гвенди заставляет себя вытащить из кладовки искусственную елку и коробку с рождественскими игрушками. Она ставит елку в углу гостиной и вешает на входную дверь прошлогодний венок. Когда Касл-Рок погружается в вечерние сумерки, Гвенди едет к родителям ужинать. Сегодня мама приготовила лазанью и овощной салат, и Гвенди съедает по две большие порции того и другого. После ужина они с папой опять выгоняют маму в гостиную, а сами моют посуду. Потом все втроем смотрят по телевизору «Светлое Рождество», а по окончании фильма мистер Питерсон устраивает представление, сразив наповал и жену, и дочь: закатав штаны до колен, изображает Бинга Кросби и выдает целиком всех «Сестер». Миссис Питерсон смотрит, не веря своим глазам, затем падает на диван и так громко хохочет, что в итоге ее пробивает кашель, и мистер Питерсон мчится в кухню за стаканом воды. Выпив воды, миссис Питерсон начинает икать и издает оглушительную отрыжку – и они все втроем снова смеются до колик. Чуть позже Гвенди едет домой, и в лучах ее фар пляшут снежинки. Она едет по городу не торопясь и заходит в квартиру ровно в половине десятого, с трудом удерживая в руках стопку пластиковых контейнеров с гостинцами, которые ей собрала мама. Здесь и лазанья, и мясная запеканка, и чизкейк – еды хватит до Нового года, если не дольше. Гвенди пытается открыть холодильник, и тут звонит телефон. Она на миг оборачивается к столу, где оставила телефон и ключи, и продолжает запихивать контейнеры в холодильник. Самый большой из контейнеров она ставит на верхнюю полку, рядом с полупустыми пакетами молока и апельсинового сока, потом пытается освободить место на нижней полке, и тут телефон звонит снова. Не обращая внимания на звонки, Гвенди все же заталкивает в холодильник два оставшихся контейнера. Телефон все звонит и звонит. Гвенди захлопывает холодильник, и вдруг ее словно бьет молнией, и она приходит в себя.