Мимо проехала еще одна платформа, на которой был установлен асфальтоукладчик. Гарсонский квартал был уничтожен около четырех месяцев назад – он был расположен в трех или четырех кварталах к западу от авеню Хебнер. Парочка-другая зданий, в которых нашли себе приют множество ссудных компаний и один-два банка, не считая дантистов, хиромантов и докторов по болезням ног. Всей этой ерунды было не особенно жаль, но, Господи, как больно было смотреть на разрушение старого кинотеатра. В начале пятидесятых он посмотрел там некоторые из своих любимых фильмов. «Наберите „М“ в случае убийства» с Рэем Милландом. «День, когда на земле было все спокойно» с Майклом Рэнни. Этот как раз вчера вечером показывали по телевизору, и он собирался пересмотреть его, но уснул перед гребаным экраном и так и не проснулся до самого национального гимна. К тому же, он пролил молоко на ковер, и Мэри отреагировала на это без особой радости. И все-таки старый кинотеатр – это было что-то. Теперь появились эти новомодные кинотеатры в предместьях – небольшие шикарные здания, вокруг которых мили на четыре тянется автостоянка. Кинотеатр № 1, Кинотеатр № 2, Кинотеатр № 3, Просмотровый зал, Кинотеатр MCMXLVII. Он сводил как-то Молли в одно из таких заведений в Уотерфорде посмотреть «Крестного Отца», и билеты стоили по два пятьдесят за штуку, а внутри все выглядело как в кегельбане. Балкона, конечно, тоже не было. А в старом кинотеатре был и мраморный пол в вестибюле, и балкон, и древний, чудесный, запачканный жиром попкорновый автомат, где большой пакет можно было купить за полцента. Человек, надрывавший ваш билет (который стоил вам шестьдесят центов), носил красную форму, как у швейцара, а лет ему было, по меньшей мере, за шестьсот. И он всегда прокаркивал одну и ту же фразу. «Надеюсь, картина вам пондравится». Сам зал был огромным и темным, а в воздухе витал запах пыльного бархата. Когда вы садились на свое место, то колени не упирались в спинку следующего стула. А над головой висела громадная стеклянная люстра. Никто не хотел под ней садиться, потому что если бы она упала, отскребать вас пришлось бы шпателем. Да, старый кинотеатр действительно был… Он виновато взглянул на наручные часы. Прошло уже почти сорок минут. Господи, вот уж действительно невеселые новости. Он только что потерял сорок минут, а ведь даже нельзя сказать, что он много о чем успел подумать за это время. Так только, о парке и о старом кинотеатре. Скажи, Джорджи, у тебя что-то не ладится, что-нибудь не так? Очень может статься, Фред. Такое чувство, что, может быть, ты и прав. Он провел пальцами по щеке и, ощутив влагу на лице, понял, что плакал. Он спустился вниз, чтобы поговорить с Питером, который отвечал за доставку белья клиентам. Прачечная уже вошла в рабочий ритм: гладильная машина застучала и зашипела, принимая в свое чрево первую из простыней Говарда Джонсона, стиральные машины ритмично шумели, заставляя пол вибрировать, рубашечные прессы, подгоняемые Этель и Рондой, издавали звук хисссссщух! Питер сказал ему, что заказ универсального магазина уже погрузили на четвертый грузовик, и спросил, не хочет ли он взглянуть на него перед отправкой. Он ответил, что, пожалуй, не стоит. Он спросил у Питера, отправились ли первые партии в «Холидей Инн». Тот ответил, что их уже погрузили и что тупой осел, управляющий этой гостиницей, уже успел два раза позвонить и справиться насчет полотенец. Он кивнул и снова отправился наверх на поиски Винни Мэйсона, но Филлис сказала, что Винни и Том Гренджер в новом немецком ресторанчике ведут переговоры по поводу скатертей. – Пожалуйста, задержите для меня Винни, когда он вернется. – Обязательно, мистер Доуз. Мистер Орднер звонил и спрашивал, перезвоните ли вы ему сегодня. – Спасибо, Филлис. Он вернулся в кабинет, достал из коробки новую корреспонденцию и бегло просмотрел ее. Коммивояжер просился на прием по поводу нового отбеливателя «Йеллоу-Гоу». Интересно, как это им удается придумывать такие названия, – удивился он и отложил записку для Рона Стоуна. Рон обожал навязывать Дейву всевозможные новинки, особенно, если удавалось выпросить бесплатно фунтов пятьсот нового продукта для проведения испытаний. Благодарственное письмо от Объединенного Фонда. Он отложил его, чтобы приколоть на доску объявлений внизу у часов. Рекламный проспект офисной мебели из магазина «Все, что нужно для руководителя». В корзину. Рекламный проспект «Телефонного Друга», который может передавать сообщение и записывать информацию объемом до тридцати секунд, когда вас нет поблизости. Меня здесь нет, дуралей. Повесь трубку. В корзину. Письмо от леди, которая сдала в прачечную шесть рубашек своего мужа и получила их обратно с прожженными воротничками. Он со вздохом отложил его в сторону, чтобы заняться этим позднее. Судя по всему, Этель опять пропустила стаканчик во время ленча. Посылка из университета с индикаторами для проверки качества воды. Он отложил ее в сторону, чтобы заняться этим после ленча с Роном и Томом Гренджером. Рекламный проспект рекламной компании с вложенным письмом, в котором подробно объяснялось, как получить задаром восемьдесят тысяч долларов, причем все что нужно для этого сделать – это умереть. В корзину. Письмо от оборотистого торговца недвижимостью, продающего уотерфордский завод, в котором он считает своим долгом проинформировать, что одна компания по производству обуви очень этим заводом заинтересовалась, и не какая-нибудь там мелкая лавочка, а компания «Том Мак-Ан», а также напомнить, что девяностодневный срок исключительного права покупки для «Блу Риббон» истекает двадцать шестого ноября. Берегись, ничтожный владелец прачечной. Приближается час расплаты. В корзину. Еще один коммивояжер для Рона. Этот пытается сбыть средство для химической чистки с сомнительным названием «Суайп». Он отложил его к «Йеллоу-Гоу». Он уже собрался было повернуться к окну, но в этот момент зажужжал интерком. Винни вернулся из немецкого ресторанчика. – Пришлите его ко мне. Тут же появился Винни. Это был высокий молодой человек двадцати пяти лет с оливковым цветом лица. Как обычно, его темные волосы были уложены в тщательно организованном беспорядке. На нем были темно-красная спортивная куртка и темно-коричные брюки. В довершение всего – галстук-бабочка. Что скажешь, Фред? По-моему, парень – настоящий щеголь. Да, Джорджи, мне тоже так кажется. – Как поживаешь, Барт? – спросил Винни. – Прекрасно, – ответил он. – Что там за история с этим немецким рестораном? Винни засмеялся. – Жаль, что тебя там не было. Этот старый бош чуть в ножки нам не повалился, настолько он был рад, что мы к нему приехали. Знаешь, Барт, когда мы переедем в этот завод, «Универсальная чистка» будет просто уничтожена. Представляешь, они даже не послали ему рекламный проспект, не говоря уже о представителе фирмы. Этот бош, похоже, думал, что скатерти придется стирать на кухне. Но, доложу я тебе, у него там и местечко! Ты просто не поверишь. Настоящий пивной зал. Всех конкурентов он просто уничтожит. А запах… Господи ты Боже мой! – Он сделал несколько загадочных жестов руками, чтобы изобразить запах, и вынул пачку сигарет из внутреннего кармана спортивной куртки. – Когда он откроется, я собираюсь сводить туда Шэрон. У меня десятипроцентная скидка». В результате странного эффекта наложения он услышал голос Гарри, владельца оружейного магазина: Тем, у кого покупок больше, чем на триста долларов, мы предоставляем десятипроцентную скидку. Господи, – подумал он. – Неужели я действительно купил вчера это оружие? Неужели это правда? В одной из комнат его сознания отключили свет. Эй, Джорджи, что это ты… – Каков объем заказа? – спросил он. Голос его звучал немного хрипловато, и ему пришлось прочистить горло. – Когда он откроется – от четырех до шести сотен скатертей в неделю. Плюс салфетки. Все из настоящего полотна. Он хочет, чтобы они имели оттенок «белоснежная слоновая кость». Я сказал: никаких проблем. Винни полез за сигаретой и медленно достал ее из пачки. Он успел прочитать название. Кое-что в Винни Мэйсоне вызывало его глубокую антипатию – дерьмовые сигареты, которые он курил. Надпись на коробке гласила: ЗАЛИХВАТСКИЙ МАТРОС СИГАРЕТЫ СРЕДНЕЙ СИЛЫ Кто на свете, кроме Винни, стал бы курить «Залихватского матроса»? Или «Короля Сано»? Или «Английские овальные»? Или тому подобную дрянь? Если бы кто-нибудь выпустил новый сорт под названием «Дерьмо на палочке» или «Почерневшее легкое», Винни обязательно стал бы их курить. – Я сказал ему, что нам придется обслуживать его в течение двух дней, пока мы не переключимся на новый режим работы, – сказал Винни, дав ему возможность напоследок вдоволь налюбоваться пачкой сигарет и убирая ее в карман. – Я имею в виду, пока мы не переедем в Уотерфорд. – Именно об этом я и хотел с тобой поговорить, – сказал он. Уничтожить его, Фред? Конечно, покажи ему, где раки зимуют, Джордж. – Вот как? – Он щелкнул удлиненной золотой «Зиппо» и закурил. Выдохнув облако дыма, он поднял брови, словно английский характерный актер. – Я получил вчера письмо от Стива Орднера. Он хочет, чтобы я зашел к нему в пятницу вечером поговорить об уотерфордском заводе. – Да? – Этим утром, пока я внизу разговаривал с Питером Вассерманом, Стив Орднер звонил мне. Мистер Орднер хотел, чтобы я ему перезвонил. Похоже на то, что ему ужасно не терпится о чем-то узнать, а? – Вполне возможно, – сказал Винни, озарив свое лицо улыбкой № 2: Влажное покрытие, двигайтесь с осторожностью. – Так вот, мне хотелось бы узнать, кто это сделал мистера Орднера в одночасье таким нетерпеливым? Вот что мне хотелось бы узнать. – Ну… – Да брось ты, Винни. Кончай изображать из себя застенчивую горничную. Сейчас уже десять часов утра, а я еще должен поговорить с Орднером, я должен поговорить с Роном Стоуном, я должен поговорить с Этель Гиббс по поводу прожженных воротничков. Признавайся, ты ковырялся у меня в носу, когда я отвел глаза в сторону? – Ну, мы с Шэрон были воскресным вечером у Сти… У мистера Орднера на обеде… – И ты чисто случайно упомянул, что Барт Доуз почему-то медлит с Уотерфордом, а ведь новый участок 784-й автострады придвигается все ближе и ближе, не так ли? – Барт! – протестующе воскликнул Винни. – Это была дружеская беседа. Все это было… – Ну, конечно, никто в этом и не сомневался. Его маленькая записка с приглашением также была очень дружеской. Уверен, что и наш коротенький телефонный разговор также оказался бы очень дружеским. Но дело-то не в этом. Дело в том, что он пригласил тебя и твою жену на обед в надежде на то, что ты сболтнешь что-нибудь важное, и у него нет никаких причин для разочарования. – Барт… Он прицелился в Винни указательным пальцем. – Винни, слушай меня внимательно. Если ты еще хоть раз вот так насрешь у меня на ковре в гостиной, тебе придется подыскивать себе новую работу. Имей это в виду. Винни был потрясен. Он совсем позабыл про сигарету, которая медленно догорала у него между пальцев. – Винни, я хочу тебе кое-что объяснить, – сказал он, возвращаясь к нормальному тону. – Я знаю, что любой молодой человек твоего возраста успел прослушать от пожилых людей моего возраста вплоть до шести тысяч лекций на тему о том, как пожилым людям моего возраста приходилось завоевывать мир, когда они были в твоем возрасте. Но эту лекцию ты заработал, как пить дать. Винни открыл рот, чтобы возразить. – Я не хочу, конечно, сказать, что ты вонзил мне в спину нож, – сказал он, жестом остановив протесты Винни. – Если бы я так считал, то уведомление о твоем увольнении лежало бы у меня на столе еще до того, как ты сюда вошел. Ты просто вел себя как последний дурак. Ты попал в большом дом и выпил три бокала за обедом, а потом подали суп и салат и всякие вкусные разности, и прислуживала вам за столом горничная в черной форме, а Карла играла роль хозяйки поместья, но без малейших признаков снисходительности, а на десерт вас угощали земляничным тортом или черничным пирогом со взбитыми сливками, а потом подали кофе с бренди, и ты распахнул им всю свою душу. Ну что, признайся, так все это и происходило? – Вроде того, – прошептал Винни. Три пятых его лица выражали стыд, а две пятых – упрямую ненависть. – Он начал с того, что спросил, как там поживает Барт. Ты сказал, что Барт в полном порядке. Он сказал, что Барт – чертовски классный парень, но не станет ли он еще лучше, если будет чуточку побыстрее шевелить ушами в уотерфордской сделке. Ты сказал, что, конечно, станет. Тогда он сказал, кстати говоря, раз уж к слову пришлось, а как там продвигаются у вас дела? Ты ответил, что вообще-то это не относится к твоей сфере деятельности, а он сказал, да ладно, чего уж там, Винсент, уж кто-кто, а ты-то должен быть в курсе всех дел. И ты сказал, что Барт еще сделку не заключил, и ты слышал, что люди Тома Мак-Ана интересуются этим местом, но, может быть, это просто слухи. Тогда он сказал, что уверен в том, что Барт знает, что делает, а ты ответил да-а, это уж точно, и вы выпили еще по чашечке кофе с бренди, и он спросил тебя, думаешь ли ты, что «Мустанги» победят в серии «плей-офф», а потом вы с Шэрон отправились домой, получив приглашение зайти еще раз, так, Винни? Винни ничего не ответил. – И ты отправишься к нему на обед, когда Стиву Орднеру в очередной раз понадобится твой донос. – Простите меня, – угрюмо сказал Винни и начал было подниматься. – Я еще не кончил. Винни снова сел и уставился в угол комнаты тлеющим от ярости взглядом. – Двенадцать лет назад я занимал твою должность, ты знаешь об этом? Двенадцать лет – тебе это, наверное, покажется большим сроком. Что же касается меня, то я едва ли смогу ответить, куда эти годы подевались. Но я помню эту работу достаточно, чтобы знать, что она тебе нравится. И что ты хорошо с ней справляешься. Реорганизация химчистки и введение новой системы нумерации заказов – это был настоящий шедевр. Винни уставился на него в изумлении. – Я начал работать в прачечной двадцать лет назад, – сказал он. – В 1953 году мне было двадцать лет. Мы с Мэри только что поженились. Я два года учился на бизнес-курсах, и мы с Мэри собирались подождать, но, видишь ли, в качестве противозачаточного средства мы использовали прерванный половой акт. И вот мы занимались любовью, а кто-то внизу хлопнул дверью, и этот звук вызвал у меня немедленный оргазм. Мэри забеременела. Так что каждый раз, когда я чувствую себя довольным собой, я просто напоминаю себе, что всю мою судьбу определила одна захлопнутая дверь. Это унизительно, и это волей-неволей воспитывает в тебе смирение. В те дни не было никаких послаблений в законе об абортах. Если девчонка от тебя забеременела, то ты либо женишься на ней, либо сбегаешь от нее. Третьего не дано. Я женился на ней и поступил на первую же работу, которую удалось найти, то есть сюда. Я был помощником в мойке, то есть занимался тем же самым, что делает парень по фамилии Поллак вот в эту самую минуту. В те времена все операции выполнялись вручную, и мокрое белье приходилось вынимать из стиральных машин и закладывать в огромный выжиматель фирмы «Стонингтон», в который влезало пятьсот фунтов белья. А если ты загрузил белье неправильно, тебе запросто могло отхватить ступню. На седьмом месяце Мэри потеряла ребенка, и доктор сказал, что она никогда уже не сможет иметь детей. Я работал помощником в течение трех лет и за пятьдесят пять рабочих часов в неделю получал в среднем пятьдесят пять долларов. Потом Ральф Албертсон, бывший в те времена начальником мойки, попал в какую-то пустячную аварию и умер от сердечного приступа во время спора с другим пострадавшим водителем. Он был отличным парнем. В день его похорон вся прачечная была закрыта. После того как его подобающим образом похоронили, я пошел к Рэю Таркингтону и попросил, чтобы меня назначили на освободившееся место. Я был уверен, что получу его. Благодаря Ральфу я знал о стирке все. – В те времена, Винни, прачечная была семейным бизнесом. Она принадлежала Рэю и его папаше, Дону Таркингтону. А Дон получил ее в наследство от своего отца, который основал «Блу Риббон» в 1926 году. Рабочего профсоюза в прачечной не было, и, пожалуй, ребята из рабочего движения сказали бы, что все три Таркингтона были патерналистскими эксплуататорами необразованных рабочих и работниц. Именно так дело и обстояло в действительности. Но когда Бетти Кизон поскользнулась на влажном полу и сломала себе руку, Таркингтоны оплатили счет за лечение и выплачивали ей десять долларов на еду каждую неделю до тех пор, пока она не смогла вернуться на работу. А на каждое Рождество они устраивали сногсшибательный обед в приемочной – никогда за всю свою жизнь я больше не ел таких вкусных пирогов с курятиной, а ежевичное желе, и рулеты, и шоколад на любой вкус, и пудинги с миндалем и изюмом на десерт. Дон и Рэй дарили на Рождество каждой женщине по паре сережек, а каждому мужчине – новый модный галстук. У меня дома в шкафу для одежды все еще висят мои девять галстуков. Когда Дон Таркингтон умер в 1959 году, я надел один из них на его похороны. Он давно уже вышел из моды, и Мэри меня ругала, на чем свет стоит, но я все равно его надел. В помещениях было темно, часы тянулись медленно, и работа была нудной и тяжелой, но ты чувствовал, что людям есть до тебя дело. Если ломался выжиматель, Дон и Рэй немедленно спускались вниз вместе с остальными и, закатав рукава своих белых сорочек, выжимали простыни вручную. Вот чем был семейный бизнес, Винни. Что-то в это роде. Так вот, когда Ральф умер, а Рэй Таркингтон сказал, что он уже нанял парня со стороны на должность начальника мойки, то я просто не мог понять, что это такое происходит. А Рэй и говорит: я и мой отец хотим, чтобы ты вернулся в колледж. А я говорю: здорово, конечно, только на какие шиши? Может быть, на автобусные билетики? А он вручает мне чек на две тысячи долларов. Я смотрю на этот чек и глазам своим не верю. Спрашиваю его, что это такое. А он отвечает, что этого, конечно, недостаточно, но хватит на комнату, книги и плату за обучение. А остальное заработаешь здесь, во время летних каникул, о'кей? А я спрашиваю: существует ли способ вас отблагодарить? А он говорит: да, три способа. Первый – вернуть этот заем. Второй – выплатить по нему проценты. Третий – принести обратно в «Блу Риббон» все то, чему ты научишься. Я взял чек домой и показал его Мэри, и она расплакалась. Просто закрыла лицо руками и расплакалась. Взгляд Винни был исполнен искреннего изумления. – Итак, в 1955 году я вернулся в колледж и получил степень в 1957-ом. Я вернулся в прачечную, и Рэй поставил меня руководить водителями. Девяносто долларов в неделю. Когда я заплатил первый взнос в счет погашения долга, я спросил у Рэя, какой он назначит процент. Он говорит: один процент. Я говорю: Что? Он говорит: то, что слышал. Что ты тут стоишь? У тебя что, заняться, что ли, нечем? Я говорю: отчего же, есть чем, поеду-ка я в город и привезу сюда доктора, чтобы он проверил, все ли в порядке у вас с головой. Рэй расхохотался во всю глотку и велел мне убираться к чертовой матери из его кабинета. Я полностью вернул долг в 1960 году, и знаешь, что случилось потом, Винни? Рэй подарил мне часы. Вот эти часы. Он расстегнул застежку и протянул Винни часы фирмы «Булова» с золотым растягивающимся браслетом. – Он сказал мне, чтобы я считал это подарком по поводу окончания колледжа. За возможность получить образование я заплатил всего лишь двадцать долларов процентов, а этот сукин сын еще вдобавок подарил мне часы за восемьдесят. Там на крышке выгравировано: С наилучшими пожеланиями от Дона и Рэя, прачечная «Блу Риббон». А Дон тогда уже год как лежал в могиле.