Опять ползанием, вот чем. Назад к истокам. Dio mi benedica. Она добралась до кухни и проползла по прямоугольнику солнечного света к маленькому столику, за которым ела чаще всего. На нем лежал ее мобильный телефон. Четта ухватилась за ножку стола и трясла его до тех пор, пока телефон не соскользнул на пол. И, meno male, приземлился в целости и сохранности. Тыкая пальцем в кнопки, Четта набрала номер, который полагается набирать, когда случается такого рода дерьмо, а потом подождала, пока механический голос — воплощение всей абсурдности двадцать первого века — сообщал, что ее звонок записывается. И наконец-то — славься, Мария, — живой человеческий голос. — Это служба 911, что у вас случилось? Женщина на полу, когда-то ползком гонявшаяся за цыплятами под солнцем Италии, несмотря на боль, говорила внятно и четко: — Меня зовут Кончетта Рейнольдс, и я живу на третьем этаже кондоминиума на Мальборо-стрит, 219. Похоже, я сломала шейку бедра. Можно прислать скорую? — В доме еще кто-нибудь есть, миссис Рейнольдс? — Никого, по моей же дурости. Вы говорите с глупой старухой, которая настояла на том, что со всем справится сама. И кстати, я предпочитаю обращение «миз». 2 Люси успела поговорить с бабушкой до того, как Кончетту увезли на операцию. — Я сломала шейку бедра, но это дело поправимое, — сообщила та по телефону. — Кажется, мне вставят спицы или что-то в этом духе. — Момо, ты упала? Люси сразу же подумала об Абре, которая должна была вернуться из летнего лагеря только через неделю. — Еще как, но перелом, из-за которого я упала, случился на ровном месте. Очевидно, в моем возрасте это в порядке вещей, а поскольку сейчас до него доживает куда больше народу, чем раньше, врачам такое не в новинку. Прямо сейчас приезжать не нужно, но довольно скоро нам придется увидеться. Кое-что обсудить и уладить. У Люси похолодело в животе. — Уладить в каком смысле? Теперь, накачанная валиумом, морфином или еще каким-то обезболивающим, Кончетта мыслила довольно ясно. — Похоже, перелом шейки бедра — моя самая пустяковая проблема. И она все объяснила. Времени на это понадобилось совсем немного. Под конец Кончетта сказала: — Абре не рассказывай, cara. Она прислала мне десяток е-мейлов и даже одно настоящее письмо, и судя по всему, она от лагеря в полном восторге. Еще успеет насмотреться, как ее Момо разваливается на части. «Если ты правда думаешь, что мне придется ей что-то рассказывать…», — подумала Люси. — Не надо быть телепатом, чтобы догадаться, о чем ты сейчас думаешь, amore, но, может, на этот раз дурные вести до нее не доберутся. — Может быть, — откликнулась Люси. Едва она повесила трубку, как телефон снова зазвонил. — Мам? Мамочка? — Это была Абра, и она плакала. — Я хочу домой. У Момо рак, и я хочу домой. 3 Вернувшись до срока из лагеря «Тапавинго» в Мэне, Абра скоро поняла, каково приходится тем, кто мотается между разведенными родителями. Последние две недели августа и первую неделю сентября они с мамой провели в квартире Четты на Мальборо-стрит. Операцию на бедре та перенесла отлично и решила не оставаться в больнице и отказаться от лечения рака поджелудочной железы. — Никаких таблеток и химиотерапии. Девяносто семь лет прожила и хватит. Что до тебя, Лючия, то я не разрешу тебе следующие полгода подносить мне еду, лекарства и утку. У тебя семья, а я вполне могу позволить себе круглосуточную сиделку. — Ты не будешь доживать свой век среди чужаков, — отрезала Люси своим командирским голосом, в котором ясно слышалось: «Делай как я говорю!». Абра с отцом отлично знали, что перечить ему не стоит. Такое было не по силам даже Кончетте. Где будет жить Абра, тоже не обсуждалось; девятого сентября она должна была идти в восьмой класс средней школы Эннистона. Дэвид Стоун ушел в положенный ему академический отпуск, который он посвятил созданию книги, сравнивающей Ревущие двадцатые со Свободными шестидесятыми, и потому — как и добрая половина подружек по лагерю «Тап» — Абра каталась от одного родителя к другому. Будние дни проводила с отцом. На выходные уезжала в Бостон к маме и Момо. Она считала, что хуже уже быть не может… но оказалось, что может, и еще как. 4 Хотя Дэвид Стоун теперь и работал дома, он никогда не удосуживался пройтись за почтой к ящику у ворот. Он считал, что почтовая служба себя изжила еще в начале двадцать первого века. Да, время от времени приходила какая-нибудь посылка, иногда — книги, которые он заказывал себе для работы, чаще — что-нибудь заказанное Люси по каталогу. Но в основном, утверждал он, по почте приходит одна дребедень. Когда дома была Люси, к почтовому ящику ходила она, и просматривала улов за утренним кофе. В основном это действительно был всякий мусор, который тут же отправлялся прямо по назначению в стоящую на полу «папку». Но в начале сентября Люси все еще была у Момо, поэтому Абре, как временной хозяйке дома, приходилось забирать почту по возвращении из школы. Также она мыла посуду, дважды в неделю стирала для себя и отца, а если не забывала, то запускала робота-пылесоса. Эту работу она выполняла безропотно, потому что понимала: мама помогает прабабушке, а папа работает над очень важной книгой. Говорит, что на этот раз книга будет ПОПУЛЯРНОЙ, а не АКАДЕМИЧЕСКОЙ. В случае успеха он, возможно, оставит преподавание и посвятит себя писательству. По крайней мере, на некоторое время. В тот день, семнадцатого сентября, в почтовом ящике оказалась уоллмартовская брошюрка, открытка с объявлением о новом зубоврачебном кабинете («Тонны улыбок гарантированы!») и два глянцевых листка от местных агентов по недвижимости, которые рекламировали таймшеры на лыжном курорте Маунт-Тандер. Также в ящике была местная бесплатная газетенка под названием «Эннистонский потребитель», в которой на первых двух страницах печатались новости о событиях в стране и мире, а посредине — местные новости (в основном спортивные). Остальные страницы занимали объявления и купоны. Если бы Люси была дома, она бы сохранила несколько купонов, а остальное выбросила бы в мусорную корзину. До ее дочки «Потребитель» бы так и не добрался. Но поскольку Люси до сих пор была в Бостоне, все вышло иначе. По дороге от ящика к дому Абра лениво пролистала газету, а потом перевернула ее. На последней странице напечатали сорок или пятьдесят фотографий размером с почтовую марку. В основном цветные, но были и черно-белые. Заголовок над ними вопрошал: «Вы меня видели?» Еженедельная рубрика вашего «Эннистонского потребителя» Сначала Абра подумала, что речь о каком-то соревновании вроде «найди и сфоткай». Потом до нее дошло, что на фотографиях изображены пропавшие дети. Абра почувствовала, будто чья-то рука схватила ее за внутренности и сжала, словно губку. Сегодня в школьном буфете она купила три упаковки печенья «Орео», чтобы съесть в автобусе по дороге домой. Теперь она чувствовала, как всё та же рука выжимает печенье у нее из желудка. «Не смотри, если боишься», — сказала она себе. Голос был строгим и наставительным. Абра задействовала его, когда была расстроена или в замешательстве (то был голос Момо, хотя Абра этого и не осознавала). «Брось в мусорку, и всё». Да только не смотреть на фотографии она не могла. Вот Синтия Абелард. ДР: 9 июня 2005. После секундного раздумья, Абра поняла, что «ДР» означает «дата рождения». Значит, Синтии сейчас восемь. Если, конечно, она еще жива, ведь пропала она в 2009-м. «Как можно потерять четырехлетнюю девочку? — подумала Абра. — Хреновые, наверное, у нее были родители». Но, конечно же, дело не в родителях. Наверное, по их району слонялся какой-то псих, который воспользовался случаем похитить девочку. А вот Мертон Эскью. ДР: 4 сентября 1998. Пропал в 2010-м. Чуть ниже была фотография красивой девочки-латиноамериканки по имени Эйнджел Барбера, которая пропала из своего дома в Канзас-Сити в возрасте семи лет, и вот уже девять лет находилась в розыске. «Неужели ее родители считают, что эта малюсенькая фотография в газете поможет им вернуть дочь? — подумала Абра. — А если и да, то узнают ли они ее? Узнает ли их она?» «Да выбрось ты эту бумажку, — сказал голос Момо. — У тебя и без пропавших детей проблем хв…» Взгляд Абры наткнулся на фотографию в самом нижнем ряду. Изо рта ее вырвался крик. Или стон. Поначалу она даже не поняла, почему. Хотя нет, не так: чувство было такое, будто при написании сочинения нужное слово вертится на кончике языка, но слетать с него отказывается. С фотографии на нее смотрел белый мальчишка с короткими волосами и широченной дурашливой улыбкой. На щеках у него вроде бы были веснушки. На такой маленькой фотографии разглядеть трудно, но (веснушки это, сама знаешь) Абра откуда-то знала, что да. То были веснушки, и его старшие братья дразнили его из-за них, а мама говорила, что со временем они исчезнут. — Она ему говорила, что веснушки приносят удачу, — прошептала Абра. Брэдли Тревор. ДР: 2 марта 2000. В розыске с 12 июля 2011 года. Тип лица: европейский. Место проживания: Бэнкертон, Айова. Текущий возраст: 13. А под фотографией мальчика (как и под всеми другими) было написано: «Если вы видели Брэдли Тревора, сообщите в Национальный центр пропавших и эксплуатируемых детей». Да только никто не позвонит им по поводу Брэдли, потому что никто его уже не увидит. И его текущий возраст — не тринадцать лет. Брэдли Тревор остановился на одиннадцати. Словно разбитые наручные часы, которые показывают одно и то же время двадцать четыре часа в сутки. Абра вдруг поняла, что раздумывает над тем, исчезают ли веснушки под землей. — Бейсбольный мальчик, — прошептала она. Вдоль подъездной дорожки росли цветы. Абра нагнулась, положила руки на колени (рюкзак на спине казался невыносимой ношей) и выблевала «Орео» и непереваренные остатки школьного обеда прямо на мамины астры. Удостоверившись, что ее не вырвет во второй раз, она прошла в гараж и бросила почту в мусорное ведро. Всю. Папа прав: по почте приходит одна дребедень. 5 Дверь маленькой комнатки, которая служила ее отцу кабинетом, была открыта, и когда Абра остановилась у раковины на кухне, чтобы смыть стаканом воды кислый шоколадный вкус полупереваренных «Орео», то услышала мерное пощелкивание клавиш его компьютера. Хорошо. Когда оно замедлялось или останавливалось вовсе, отец часто становился раздражительным. И кроме того, чаще обращал на нее внимание, а ей сегодня вовсе не хотелось быть замеченной. — Абба-Ду, это ты? — нараспев спросил он. Обычно она бы попросила в ответ не называть ее этим детским прозвищем, но не сегодня. — Ага, я. — В школе все окей? Мерное «клик-клик-клик» прекратилось. Пожалуйста, не выходи, взмолилась Абра. Не выходи и не смотри на меня, и не вздумай спрашивать, почему я такая бледная или еще что-нибудь в этом роде. — Нормально. Как книга? — Все отлично, — ответил отец. — Пишу о чарльстоне и блэк-боттоме. Трах-тарарах. Что бы это ни значило, клавиши защелкали вновь. Слава богу.