— Я хочу с вами кое-чем поделиться. Я живу с этим с семнадцати лет, и если не расскажу все, мне никогда не избавиться от тяги к кокаину и выпивке. Группа замерла в ожидании. — Как-то раз я возвращалась пьяной с вечеринки и сбила мужчину, — сказала Джемма. — Это случилось в Соммервиле. Я так и оставила его лежать там, на обочине. Я понятия не имела, жив он или мертв, и до сих пор этого не знаю. Какое-то время я ждала, что за мной приедут полицейские, что меня арестуют… но никто так и не приехал. Все сошло мне с рук. Она рассмеялась, как смеются над особенно удачной шуткой, а потом уронила голову на стол и зашлась в рыданиях, сотрясавших все ее худощавое тело. Тогда Дэн впервые понял, какой ужасной может быть «честность во всех делах наших», когда этот принцип применяется на практике. Он вспомнил — эти воспоминания до сих пор регулярно посещали его, — как опустошал кошелек Дини и как маленький мальчик тянулся к кокаину на кофейном столике. Его восхищал поступок Джеммы, но сам он к такой радикальной честности готов не был. Если бы пришлось выбирать, рассказать об этом кому-нибудь или выпить… Я лучше выпью. Без вопросов. 2 Сегодня вечером читали «Нечего терять» — один из рассказов «Большой книги» в разделе под жизнеутверждающим заголовком «Они потеряли почти все». История развивалась по уже известной Дэну схеме: хорошая семья, походы в церковь по воскресеньям, первый стакан, первая пьянка, разрушенный алкоголем бизнес, растущий ком лжи, первый арест, нарушенное обещание исправиться, приход в организацию и наконец — счастливый финал. Все рассказы в «Большой книге» заканчивались хорошо. В этом и крылась ее притягательность. Вечер выдался холодным, но в помещении было жарко, и Дэн начал клевать носом, когда доктор Джон поднял руку и сказал: — Я уже некоторое время кое о чем лгу своей жене и не знаю, как это прекратить. Дэн сразу проснулся. Ему очень нравился ДД. Оказалось, что жена Джона подарила ему на Рождество часы, довольно дорогие, и когда пару дней назад она спросила, почему он их не носит, Джон ответил, что забыл их в кабинете. — Вот только там их нет. Я везде смотрел — пусто. Я постоянно езжу по больницам, и когда мне надо переодеться в халат, пользуюсь шкафчиками в докторской раздевалке. Там кодовые замки, но я их даже не запираю, потому что налички у меня с собой немного, да и красть, в общем, нечего. То есть, кроме часов. Не помню, чтобы снимал их и клал в шкафчик — ни в центральном госпитале и ни в Бриджтонском, — но мне кажется, вполне мог. Дело не в цене. Просто это напоминает старые дни, когда я каждый вечер напивался до одури, а по утрам догонялся «спидами», чтобы не свалиться. В ответ ему кивали и выкладывали собственные рассказы об обманах, вызванных чувством вины. Советов никто не давал; это называлось «влезать в личную жизнь» и не поощрялось. Тут просто делились пережитым. Джон слушал, опустив голову и сжав руки между коленей. После того, как по рядам прошла корзинка («Наша организация финансируется из наших собственных пожертвований»), он поблагодарил каждого за вклад в беседу. По лицу Джона, думал Дэн, и не скажешь, что этот вклад помог хоть на йоту. После молитвы «Отче наш» Дэн убрал несъеденное печенье и сложил стопки потертых экземпляров «Большой Книги» в шкафчик с надписью «СОБСТВЕННОСТЬ АА». Несколько человек толкались возле пепельницы снаружи — это было так называемое собрание после собрания, — но на кухне не осталось никого, кроме Дэна и Джона. Во время обсуждения Дэн помалкивал; он был занят спором с самим собой. Сияние затихло, но это не значило, что оно исчезло. По опыту своей добровольной работы Дэн знал, что на самом деле сияет даже сильнее, чем в детстве, хотя теперь ему лучше удавалось держать это под контролем. Оно теперь приносило больше пользы, чем страха. Товарищи по работе в Ривингтоне знали, что в нем что-то есть, но большинство называло это эмпатией и на этом успокаивалось. Сейчас, когда жизнь Дэна только начала входить в русло, ему меньше всего была нужна репутация доморощенного экстрасенса. Странности лучше не выставлять напоказ. Но доктор Джон был хорошим парнем. И он мучился. ДД поставил кофейник на сушилку вверх дном, вытер руки концом полотенца, свисавшего с ручки духовки, потом повернулся к Дэну с улыбкой, которая выглядела такой же натуральной, как растительные сливки, которые Дэн убрал вместе с печеньем и сахарницей. — Ну, я пошел. Увидимся на той неделе. В конце концов решение пришло само; Дэн просто не мог отпустить этого человека в таком состоянии. Он раскрыл объятия: — Обнимемся. Легендарное объятие АА. Дэн много раз видел, как обнимаются другие, но сам никогда никого не обнимал. На секунду Джон выглядел нерешительно, потом шагнул вперед. Дэн привлек его к себе, думая при этом: «Наверняка ничего не получится». Но получилось. Все произошло так же быстро, как в детстве, когда ему случалось помогать маме с папой в поисках пропажи. — Послушай меня, док, — сказал он, выпуская Джона из объятий. — Ты беспокоился о малыше с болезнью Гоши. Джон попятился: — Ты это о чем? — Я неправильно произношу название, я знаю. Гоши? Глатчер? Что-то такое с костями. У Джона отвисла челюсть: — Ты говоришь о Нормане Ллойде? — Вот ты мне и скажи. — У Норми болезнь Гоше. Это расстройство липидного обмена. Наследственное и очень редкое. Приводит к скоплению слизи, неврологическим расстройствам и как правило — к ранней тяжелой смерти. У бедного ребенка практически стеклянный скелет, и он наверняка не доживет и до десяти. Но тебе-то это откуда знать? От его родителей? Ллойды живут черт знает где, в Нашуа. — Ты волновался перед разговором с ним, смертельно больные дети сводят тебя с ума. Вот почему ты завернул в туалет Тигры помыть руки, хотя они были чистые. Ты снял часы и положил их на полочку, где держат такой темно-красный дезинфектант в мягких пластиковых бутылочках. Не знаю, как он называется. Джон Д. пялился на него как на сумасшедшего. — В какой больнице лежит этот ребенок? — спросил Дэн. — Эллиот. Время примерно подходит, и я действительно завернул в туалет рядом с сестринским постом в педиатрическом отделении, чтобы помыть руки. — Он замолчал, нахмурившись. — И да, кажется, на стенах этого туалета были персонажи Милна. Но, если бы я снял там часы, я бы по… Голос его затих. — И ты помнишь, — сказал ему Дэн и улыбнулся. — Теперь помнишь. Да? Джон возразил: — Я заходил в бюро находок в Эллиоте. Как и в Бриджтоне и в центральной больнице, если уж на то пошло. Ничего. — Ну, может, кто-то проходил мимо, увидел часы и украл их. Если это так, тебе чертовски не повезло… но по крайней мере ты можешь рассказать жене о случившемся. И почему так получилось. Ты думал о ребенке, волновался о ребенке, и ты забыл снова надеть часы, прежде чем выйти из уборной. Очень просто. И потом, вдруг они еще там. Полка высоко, и вряд ли кто-то пользуется этими пластиковыми бутылочками, потому что рядом с раковиной висит дозатор с мылом. — Там на полке бетадин, — пояснил Джон, — высоко, чтобы дети не могли достать. Я никогда не замечал. Но… Дэн, ты когда-нибудь бывал в Эллиоте? На этот вопрос Дэну отвечать не хотелось. — Просто проверь на полке, док. Вдруг повезет. 3 На собрание «Учимся трезвости» в следующий четверг Дэн приехал пораньше. Если доктор Джон решил похерить свой брак, а, возможно, и карьеру из-за семисотдолларовых часов (алкаши разбрасываются браком и работой и за меньшие деньги), кофе придется варить ему. Но Джон был на месте. И часы тоже. На этот раз обниматься полез Джон. И обнял Дэна от всего сердца. Дэн уже ждал, что сейчас его расцелуют в обе щеки на галльский манер, но тут ДД его отпустил. — Они были именно там, где ты и сказал. Все десять дней там пролежали. Прямо чудо какое-то. — Не-а, — сказал Дэн. — Большинство редко смотрит выше уровня глаз. Это доказанный факт. — Как ты узнал? Дэн покачал головой: — Не могу объяснить. Узнал, и все тут. — Как мне тебя отблагодарить? Это был вопрос, которого Дэн ждал и который надеялся услышать: — Выполнением этапа номер двенадцать, дубина. Джон Д. поднял брови. — Анонимность. Выражаясь простым языком: молчи в тряпочку. На лице Джона появилось понимающее выражение. Он ухмыльнулся: — Уж это я умею. — Хорошо. Вари кофе. А я разложу книги. 4 Во многих группах АА в Новой Англии годовщины называют днями рождения и после собрания устраивают вечеринку с тортом. Незадолго до того, как Дэн должен был отпраздновать таким образом свое трехлетие, Дэвид Стоун и прабабушка Абры нанесли визит Джону Далтону — известному в некоторых кругах как Доктор Джон или ДД — и пригласили его на празднование дня рождения еще одной трехлетки. — Это очень любезно, — ответил Джон, — и я с радостью заскочу, если смогу. Только почему мне кажется, что за этим стоит еще кое-что? — Потому что так и есть, — призналась Четта. — И наш мистер Упрямец наконец решил кое о чем поговорить. — Что-то не так с Аброй? Если да — рассказывайте. Судя по результатам последнего осмотра, с ней все прекрасно. Блестящий ум. Психологическое развитие потрясает. Речь выше всяких похвал. Чтение — то же самое. В прошлый свой визит ко мне она прочла «Всюду, всюду крокодилы». Вероятно, механически запомнила, но для ребенка, которому нет и трех, это замечательный результат. Люси в курсе, что вы здесь? — Именно Люси с Четтой меня и заставили, — сказал Дэвид. — Люси дома с Аброй, печет кексы к празднику. Когда я уходил, на кухне все было вверх дном. — Так о чем вы просите? Чтобы я пришел на праздник в качестве наблюдателя? — Именно, — ответила Кончетта. — Нельзя гарантировать, что что-то произойдет, но вероятность возрастает, когда она возбуждена, а она сильно волнуется перед праздником. Придут все ее друзья из детского сада, и будет выступать фокусник. Джон открыл ящик стола и вынул желтый блокнот для записей. — Чего именно вы ожидаете?