– Это рабочая версия, – ответил Юн. – Тогда это точно не Терри, – сказал Хоуи. – В субботу он весь день пробыл в городе. Утром возил дочерей в бассейн, сразу после обеда поехал на стадион. Как тренер домашней команды он должен был убедиться, что поле готово к матчу. У нас есть свидетели. Куча свидетелей. – А с вечера субботы до утра понедельника, – вставил Алек, – он сидел в камере в окружной тюрьме. Но ты, Ральф, и сам это знаешь. – У Терри всегда и везде есть свидетели, – согласился Ральф. – Собственно, в этом и был корень проблемы, и мы к этому еще вернемся. Я хочу кое-что вам показать. Юн уже видел. Он просмотрел записи сегодня утром. Но прежде чем он сел смотреть, я задал ему один вопрос. Тот же вопрос я сейчас задам вам. Вы не заметили мужчину с изуродованным лицом в толпе у здания суда? У него на голове было что-то вроде банданы, но я пока не скажу, что именно. Кто-то из вас его видел? Хоуи ответил, что нет. Все его внимание было сосредоточено на Терри и Марси. Однако Алек Пелли оказался более наблюдательным. – Да, я его видел. И вправду жуткое зрелище. Как будто он побывал в сильном пожаре и чудом выжил. А на голове у него… на голове… – Он вдруг замолчал, его глаза расширились. – Давай, договаривай, – сказал Юн из своей гостиной в Кэп-Сити. – Облегчи душу, amigo. Алек принялся растирать виски, словно у него разболелась голова. – Тогда я подумал, что это бандана или платок. Может быть, у человека сгорели все волосы и не отросли из-за шрамов, вот он и прикрыл голову от солнца. Но это могла быть рубашка. Думаешь, это та самая рубашка, которой недосчитались в амбаре? Та рубашка, в которой Терри засветился на камерах на вокзале в Даброу? – Молодец, – сказал Юн. – Возьми с полки пирожок. Хоуи хмуро взглянул на Ральфа: – Ты все еще пытаешься выставить Терри виновным? Вместо Ральфа ответила Дженни, которая до этого слушала молча: – Он пытается докопаться до правды. Хотя лично мне кажется, что это не лучшая мысль. – Алек, посмотри эти записи, – сказал Ральф. – И найди на них того человека с ожогами. Ральф включил ролик «Канала 81», потом – ролик «Фокса», затем, по просьбе Алека (тот так низко склонился над ноутбуком Дженни, что почти касался носом экрана), еще раз ролик «Канала 81». Наконец Алек выпрямился. – Его здесь нет. Но это невозможно. Юн сказал: – Он стоял рядом с парнем, который размахивал ковбойской шляпой, верно? – Кажется, да, – согласился Алек. – Рядом с тем парнем и чуть выше блондинки-ведущей, которую треснули по башке транспарантом. Я вижу блондинку и мужика с транспарантом… но его я не вижу. Как же так? Ему никто не ответил. Хоуи сказал: – Давайте вернемся к отпечаткам пальцев. Сколько разных наборов было в микроавтобусе, Юн? – Наши спецы говорят, полдюжины. Хоуи застонал. – Спокойно, все не так страшно. Личности четырех мы уже установили. Фермер из Нью-Йорка, владелец микроавтобуса. Старший сын фермера. Парнишка, угнавший микроавтобус. И Терри Мейтленд. Остается один неопознанный человек с четкими отпечатками – может быть, кто-то из друзей фермера или кто-то из его младших детишек – и один неопознанный человек со смазанными отпечатками. – С теми же, что и на пряжке ремня? – Возможно, но мы не уверены на сто процентов. Там есть несколько вполне различимых линий, но не настолько четких, чтобы эти отпечатки могли служить убедительным доказательством на суде. – Ладно, я понял. Позвольте задать вам вопрос, джентльмены. Всем троим. Может ли человек, пострадавший при пожаре, человек с сильными ожогами – не только на лице, но и на руках – оставить такие нечеткие отпечатки? Смазанные до полной неузнаваемости? – Да, – в один голос ответили Юн и Алек, но ответ Юна чуть запоздал, потому что шел через компьютер. – Проблема в том, – сказал Ральф, – что у того обожженного человека в толпе у здания суда были татуировки на тыльной стороне ладоней. Если у него обгорели кончики пальцев, то и татуировки должны были сгореть. Разве нет? Хоуи покачал головой: – Не обязательно. Допустим, на мне загорелась одежда и я пытаюсь сбить пламя руками. Но я не буду бить тыльной стороной ладони. – Он похлопал себя по широкой груди, чтобы проиллюстрировать свою мысль. – Я бью ладонью. Все на секунду умолкли. Потом очень тихо, почти неслышно Алек Пелли произнес: – Тот обожженный мужик был у здания суда. Я готов в этом поклясться на Библии. На стопке Библий. Ральф сказал: – Предположительно криминалисты полиции штата сумеют установить вещество, от которого почернело сено в амбаре. Мы можем что-нибудь сделать, пока ждем результатов? Я открыт для предложений. – Можно проверить Дейтон, – ответил Алек. – Мы знаем, что Мейтленд был в Дейтоне, и там же был микроавтобус. Возможно, именно там и найдутся ответы хотя бы на некоторые вопросы. Сам я туда полететь не могу – много дел, сроки горят, – но я знаю одного подходящего человека. Я ему позвоню и спрошу, есть ли у него время. На том они и порешили. 6 Десятилетняя Грейс Мейтленд плохо спала после гибели отца, а когда ей все-таки удавалось заснуть, ее мучили кошмары. В воскресенье днем вся накопившаяся усталость навалилась на нее мягкой, сонливой тяжестью. Пока мама с сестрой пекли торт, Грейс поднялась к себе в спальню и прилегла на кровать. День был дождливым и пасмурным, но все равно светлым. И это было хорошо. Теперь Грейс стала бояться темноты. Снизу, из кухни, доносились приглушенные голоса мамы и Сары. И это тоже было хорошо. Грейс закрыла глаза, как ей показалось, всего на секунду, хотя, наверное, на самом деле прошел не один час, потому что дождь за окном стал сильнее, а свет сделался серым и тусклым. Вся комната наполнилась сумрачными тенями. Кто-то сидел у нее на кровати и смотрел на нее. Мужчина в джинсах и зеленой футболке. С татуировками на руках. Эти татуировки начинались на тыльной стороне ладоней и поднимались до рукавов футболки. Змеи и крест, кинжал и череп. Лицо мужчины уже не было смятым, словно его неумело вылепил из пластилина ребенок, но Грейс все равно сразу его узнала. Это был тот самый человек, кого она видела ночью за окном спальни Сары. По крайней мере теперь у него были глаза, а не соломины на месте глаз. И не просто глаза, а глаза ее папы. Грейс узнала бы эти глаза где угодно. Она не поняла, происходит ли это на самом деле или ей снится сон. Если снится, то пусть. Это лучше обычных кошмаров. Чуть-чуть лучше. – Папа? – А кто же, – ответил незнакомец с папиными глазами. Его зеленая футболка превратилась в форменную футболку «Золотых драконов», и вот тогда-то Грейс и убедилась, что это сон. Футболка «Драконов» на секунду сменилась белым халатом, а потом снова стала зеленой футболкой. – Я люблю тебя, Грейси. – Голос совсем не похож, – сказала Грейс. – Ты только притворяешься папой. Незнакомец наклонился к ней. Грейс отшатнулась, не в силах оторвать взгляд от папиных глаз. Голос был не похож, а глаза – очень похожи, один в один. Но все равно этот был вовсе не папа. – Я хочу, чтобы ты ушел, – сказала она. – Конечно, хочешь. А грешники в аду хотят холодной воды со льдом. Тебе грустно, Грейс? Ты скучаешь по папе? – Да! – воскликнула Грейс и заплакала. – Уходи! Это не настоящие папины глаза. Ты притворяешься! – Не жди от меня сочувствия, – сказал незнакомец. – Мне-то как раз хорошо, что тебе грустно. Я надеюсь, тебе будет грустно еще очень долго. И ты будешь плакать. Уа-уа, как маленькая. – Пожалуйста, уходи. – Малышка хочет соску? Малышка написала себе в штанишки и стала вся мокренькая? Малышка плачет уа-уа? – Замолчи! Он выпрямился. – Хорошо, я уйду, если ты сделаешь для меня одну вещь, – сказал он. – Сделаешь кое-что для меня, Грейси? – Что? Он объяснил, а потом Сара разбудила ее и сказала, что уже можно идти есть торт. Значит, это был просто сон, плохой сон, и ей не нужно ничего делать. Но лучше все-таки сделать, решила Грейс, чтобы этот сон никогда больше не повторился. Она заставила себя съесть кусочек торта, хотя у нее совсем не было аппетита. А когда мама с Сарой сели смотреть какой-то дурацкий романтический фильм по телевизору, Грейс объявила, что не любит глупые фильмы про любовь и лучше пойдет играть в «Энгри бердз» у себя в комнате. Но, поднявшись наверх, она пошла не в свою комнату, а в спальню родителей (теперь, как это ни грустно, только мамину спальню) и взяла мамин мобильный телефон, лежавший на комоде. В списке контактов не было дяденьки-полицейского, зато был мистер Голд. Ему она и позвонила, держа телефон двумя руками, чтобы он не дрожал. Она молилась, чтобы мистер Голд взял трубку, и он взял трубку. – Марси? Что-то случилось? – Нет, это Грейс. Я взяла мамин телефон. – Здравствуй, Грейс. Рад тебя слышать. Зачем ты звонишь? – Я не знаю, как позвонить детективу. Который арестовал моего папу. – Зачем тебе… – У меня для него сообщение. Его передал тот человек… Да, я знаю, что он мне приснился, но все-таки сделаю, как он велел. Я скажу вам, а вы скажете детективу. – Какой человек? Кто передал сообщение, Грейс? – Когда я его видела в первый раз, у него вместо глаз была солома. Он сказал, что больше не будет ко мне приходить, если я передам сообщение детективу Андерсону. Он пытался заставить меня поверить, что у него – папины глаза, но это были не папины глаза, не совсем папины. Его лицо стало лучше, но оно все равно жутко страшное. Я не хочу, чтобы он возвращался, пусть даже во сне. Вы же скажете детективу Андерсону? Вы ему скажете, да? Она обернулась и увидела маму, которая молча стояла в дверном проеме. Грейс подумала, что ее наверняка будут ругать, но ей было все равно. – Что я должен ему сказать, Грейс? – Чтобы он остановился. Если он не хочет, чтобы случилось что-то плохое, скажите ему, чтобы он остановился. 7