— Тогда они и порезали тебя, да? И тогда ты дал обещание. То, о котором часто говорил во сне. — Да, — сказал он и вытер вспотевший лоб. — Наверное. — Воздух словно бритвенными лезвиями разрезал его легкие. — Жизнь за жизнь — такова была сделка. Жизнь Натали — в обмен на мою. И… [Эй! Ну-ка не пытайся увильнуть! Стой, бродяга, а то я тебе намылю задницу!] Ральф запнулся при звуке этого пронзительного, сварливого, жутко знакомого голоса — голоса, которого не мог услышать ни один человек на Харрис-авеню, кроме него, — и взглянул на другую сторону улицы. — Ральф? Что… — Тс-с-с! Он потянул ее назад, к высохшей от летнего зноя живой изгороди перед домом Эпплбаумов. Теперь он уже не просто покрылся испариной; все его тело обливалось вонючим потом — густым, как машинное масло, и он чувствовал, как каждая железа его тела выбрасывает жаркий заряд ему в кровь. Трусы старались заползти в задницу. Язык горел, словно взрывной запал. Лоис проследила за направлением его взгляда. — Розали! — крикнула она. — Розали, дрянная собака! Что ты там делаешь? Рыжевато-черная сучка, которую она подарила Ральфу в их первое Рождество, была на другой стороне улицы — стояла (правда, точнее было бы сказать «скрючилась») на тротуаре перед домом, где жили Элен и Нат до того, как у Эда поехала крыша. В первый раз за все годы, что у них прожила эта сучка, она напомнила Лоис Розали № 1. Розали № 2, казалось, была там совсем одна, но это не погасило неожиданную вспышку ужаса у Лоис. Ох, что же я наделала, подумала она. Что я наделала? — Розали! — заорала она. — Розали, сейчас же иди сюда! Собака слышала ее — Лоис видела, что та слышит, — но не двигалась с места. — Ральф! Что там происходит? — Тс-с-с! — снова произнес он, а потом, чуть выше по улице, Лоис увидела нечто такое, от чего у нее пресеклось дыхание. Ее последняя зыбкая надежда на то, что все это происходит лишь в мозгу у Ральфа, что это лишь отблеск их давних переживаний, исчезла, поскольку теперь их собачка была не одна. Держа свою скакалку, обмотанную вокруг правой ручки, шестилетняя Нат Дипно подошла к концу своей прогулки и взглянула вниз, на дом, в котором когда-то жила, но даже не помнила этого, на лужайку, где ее голый по пояс отец — ничейный игрок по имени Эд Дипно — сидел однажды среди перекрещивающихся радуг, прислушиваясь к «Джефферсон аэроплану», пока единственное пятнышко крови высыхало на его очках а ля Джон Леннон. Натали смотрела туда и радостно улыбалась Розали, которая тяжело дышала и глядела на нее несчастными, испуганными глазами. 20 Атропос меня не видит, подумал Ральф. Он занят Рози… и, конечно, Натали… а меня он не видит. Все вернулось на круги своя с какой-то отвратительной точностью. Здесь был дом, здесь была Розали, и Атропос тоже был здесь — в шляпке, сдвинутой на затылок, похожий на умника-репортера из второсортного фильма 50-х, снятого, быть может, Идой Лупино. Только на сей раз это была не панама с отгрызенным от полей куском, а бостонская бейсболка «Ред сокс», и она была мала даже Атропосу, поскольку поясок у нее сзади был застегнут на самую последнюю дырочку. Оно и понятно, иначе она сползала бы с головки ее маленькой владелицы. Теперь нам нужен только Питер, разносчик газет, и тогда все действующие лица будут в сборе, подумал Ральф. Последняя сцена трагикомедии в трех действиях «Бессонница, или Краткосрочная жизнь на Харрис-авеню». Все раскланиваются и уходят со сцены направо. Эта собака боялась Атропоса точно так же, как Розали № 1, и главная причина, по которой маленький лысый врач не видел Ральфа, заключалась в том, что он старался не дать ей убежать, пока он не приготовится. И тут вышла Нат и двинулась по тротуару к своей самой любимой на свете собачке — Рози Ральфа и Лоис. Ее скакалка (три-четыре-пять, гусыня пьет опять) свисала у нее с руки. Она выглядела невероятно красивой и невероятно хрупкой в матросской рубашке и голубых шортиках. Ее маленькие косички дергались. Это происходит слишком быстро, подумал Ральф. Все происходит слишком быстро. [Вовсе нет, Ральф! Вы прекрасно справились пять лет назад; ты прекрасно справишься и сейчас.] Голос был похож на голос Клото, но смотреть уже было некогда. Зеленая машина медленно катилась вниз по Харрис-авеню со стороны аэропорта, двигаясь с такой нервозной, болезненной осторожностью, которая означает, что за рулем сидит или очень старый, или очень молодой водитель. Впрочем, какой бы ни был водитель, машина была та самая; грязное облако висело над ней, как саван. Жизнь — это колесо, подумал Ральф, и ему показалось, что эта мысль не впервые приходит ему в голову. Рано или поздно все, что ты считал оставшимся позади, возвращается вновь. К добру ли, ко злу, но оно возвращается на круги своя. Рози сделала еще один короткий рывок к свободе, и, пока Атропос отдергивал ее назад, потеряв при этом свою кепку, Нат опустилась на коленки перед ней и погладила ее. — Ты потерялась, маленькая? Сама пошла погулять? Все хорошо, я отведу тебя домой. — Она обняла Рози, ее маленькие ручонки прошли сквозь руки Атропоса, а ее улыбающееся личико оказалось всего в нескольких дюймах от его отвратительной усмешки. Потом она встала: — Пошли, Рози! Пошли, моя хорошая! Рози двинулась по тротуару по пятам за Нат, один раз оглянувшись на усмехавшегося маленького человечка и тревожно заскулив. На другой стороне Харрис-авеню Элен вышла из «Красного яблока», и последняя деталь образа, который когда-то показывал Ральфу Атропос, встала на свое место. В одной руке Элен держала батон хлеба. На голове у нее была ее кепка «Ред сокс». Ральф крепко обнял Лоис и страстно поцеловал ее. — Я люблю тебя всем сердцем, — сказал он. — Помни об этом, Лоис. — Я знаю, что любишь, — спокойно произнесла она. — И я люблю тебя. Вот почему я не могу позволить тебе сделать это. Она обхватила его за шею руками, словно стальными прутьями, и он почувствовал, как ее груди твердо уперлись в него, когда она набрала в легкие столько воздуха, сколько могло в них вместиться. — Убирайся прочь, ты, вшивый ублюдок! — заорала она. — Я не могу тебя видеть, но знаю, что ты здесь! Пошел прочь! Катись отсюда и оставь нас в покое! Натали остановилась как вкопанная и удивленно вытаращила глазенки на Лоис. Розали застыла возле нее, навострив ушки. — Не выходи на мостовую, Нат! — заорала ей Лоис. — Не вы… И тут ее ладони, сцепленные на затылке Ральфа, повисли в воздухе; в ее руках, мертвой хваткой обнимавших его плечи, оказалась пустота. Он исчез как дым. 21 Атропос обернулся на крик ужаса и увидел Ральфа и Лоис, стоявших на другой стороне Харрис-авеню. Что важнее, он увидел, что Ральф видит его. Глаза его вытаращились; губы раздвинулись в злобном оскале. Одна рука метнулась к лысой башке — та была вся испещрена старыми шрамами, остатками ран, нанесенных его собственным скальпелем, — в инстинктивном защитном жесте, который опоздал на пять лет. [Пошел ты, Краткий! Эта маленькая сучка — моя!] Ральф увидел Натали, неуверенно и с удивлением смотрящую на Лоис. Он услышал, как Лоис вопит ей, чтобы она не выходила на мостовую. Потом он услышал голос Лахесиса, раздавшийся где-то рядом. [Поднимайтесь, Ральф! Как можно выше! Быстро!] Он почувствовал щелчок в самой сердцевине мозга, на мгновение ощутил пустоту в желудке, и вдруг весь мир осветился и наполнился цветом. Он полуувидел-полуощутил, как руки Лоис дернулись и провисли, пройдя сквозь то место, где мгновение назад находилось его тело, а потом он понесся прочь от нее… нет, его потащило прочь от нее. Он чувствовал толчки какого-то мощного потока и понял — довольно смутно, — что если и существует такая штука, как Высшая Цель, то он влился в нее и скоро она сметет его вниз по течению. Натали и Розали теперь стояли прямо перед домом, который Ральф когда-то делил с Биллом Макговерном — до того как продал его и переехал к Лоис. Нат неуверенно глянула на Лоис, а потом робко махнула ручкой. — С ней все в порядке, Лоис, — видишь, она тут. — Она погладила голову Розали. — Я переведу ее, не волнуйся. — Потом, двинувшись к мостовой, она окликнула свою мать: — Я не могу отыскать свою бейсболку! Наверное, кто-то стащил ее! Розали по-прежнему стояла на тротуаре. Нат нетерпеливо обернулась: — Пошли, девочка! Зеленая машина двигалась в направлении ребенка, но очень медленно. Поначалу казалось, она не представляет большой опасности для нее. Ральф тут же узнал водителя и ничуть не усомнился в своем восприятии и не заподозрил галлюцинации. В данный момент казалось очень правильным, что приближающимся седаном управлял бывший разносчик газет. — Натали! — заорала Лоис. — Натали, нет! Атропос рванулся вперед и шлепнул Розали № 2 по заду. [Катись отсюда, псина! Пошла! Пока я не передумал!] Атропос скорчил гримасу и окинул последним злобным взглядом Ральфа, когда Розали взвизгнула и выскочила на мостовую… прямо перед «фордом», за рулем которого сидел шестнадцатилетний Пит Салливан. Натали не видела машины; она смотрела на Лоис — на ее раскрасневшееся, испуганное лицо. В конце концов до Нат дошло, что Лоис орет вовсе не про Рози, а про что-то совсем другое. Пит заметил бегущую собачонку; не замечал он маленькую девочку. Он вильнул вбок, чтобы не сбить Розали, и в результате этого маневра «форд» устремился прямо на Натали. Ральф видел два испуганных лица за ветровым стеклом, когда тачка вильнула, и ему показалось, что миссис Салливан громко кричит. Атропос прыгал и скакал, выплясывая непристойно-радостный танец. [Агааа, Краткосрочный! Беловолосый козел! Говорил я тебе, что достану тебя!] Медленным движением Элен выронила батон хлеба, который держала в руке. — Натали, ОСТОРОООЖНЕЙ! — заорала она. Ральф побежал. Снова возникло ясное ощущение движения с помощью одной лишь мысли. Подлетев к Нат с вытянутыми вперед руками и видя неясно вырисовывавшуюся прямо рядом с ней машину, разбрызгивавшую яркие солнечные стрелы сквозь свой темный «мешок смерти» прямо ему в глаза, он снова произвел щелчок у себя в мозгу, в последний раз опустившись в Краткосрочный мир. Он рухнул в сферу, звенящую от пронзительных воплей Элен и Лоис и скрежета шин «форда». Сквозь все это, словно какое-то ползучее растение, пробирался радостный крик Атропоса. Ральф мельком увидел широко раскрытые голубые глаза Нат, а потом толкнул ее изо всех сил в грудь и в живот, отшвырнув ее назад. Она приземлилась в канаву, ободрав копчик о край тротуара, но ничего не сломав. Откуда-то издалека Ральф услышал, как в изумленной ярости взвыл Атропос. Потом две тонны «форда», все еще двигавшегося со скоростью двадцать миль в час, ударили Ральфа, и звуковая дорожка вырубилась. Его отбросило вверх и назад, и он медленно полетел по низкой дуге — как бы там ни было, для него полет ощущался медленным — с отпечатавшимся на его щеке, словно татуировка, узором капота «форда» и волочащейся за ним сломанной ногой. У него хватило времени увидеть свою тень, скользящую по тротуару под ним в виде буквы «X»; хватило времени увидеть брызги красных капель в воздухе прямо над ним и подумать, что Лоис, должно быть, пролила на него больше краски, чем ему показалось сначала. И хватило времени увидеть Натали, сидящую на обочине, плачущую, но целую и невредимую, и… почувствовать Атропоса на тротуаре, за ней, трясущего кулаками и приплясывающего от ярости. Пожалуй, для немощного старика я чертовски неплохо справился, подумал Ральф, но думаю, что теперь мне пора хорошенько вздремнуть. Потом он рухнул на землю со страшным смертельным треском и покатился; треснул череп, сломался хребет, острые осколки ребер проткнули легкие при разрыве грудной клетки, печень превратилась в желе, кишки разорвались. И нигде не было больно. Ни капельки.