– За чем я должен следить, Роланд? – спросил Эдди. Роланд, уже улегшийся спать, пожал плечами. – Не знаю. Но ты, наверное, сам поймешь, когда что-нибудь этакое увидишь или услышишь. – Если начнешь засыпать, разбуди меня, – попросила Сюзанна. – Можешь не сомневаться. 4 Вдоль дороги тянулась канава, густо заросшая травой, и Эдди, поплотнее укутавшись в одеяло, уселся на дальней ее стороне. Пелена облаков, точно тонкая пленка, затянула ночное небо, затуманивая звездный свет. С запада дул сильный ветер. Повернувшись лицом навстречу ветру, Эдди почувствовал явственный запах буйволов, которые теперь безраздельно владели равнинами – смешанный «аромат» влажной горячей шерсти и свежего дерьма. Острота восприятия, которая снова вернулась к нему за эти последние несколько месяцев, была поразительной… а иногда, как сейчас, например, она просто пугала. Где-то – совсем уже далеко – жалобно замычал буйволенок. Эдди уставился в сторону города. Вскоре ему начало казаться, что он различает вдали искорки бледного света – света от электрических свечей, как называли их старики – альбиносы, – хотя он хорошо понимал, что, возможно, там нет ничего и он видит лишь то, что ему очень хочется видеть. «Ты сейчас далековато от Сорок-второй, приятель… надежда, конечно, крутая штука, что бы там ни говорили, но когда ты начнешь “зарываться” в мечтах, просто напомни себе одну вещь: твоя Сорок-вторая улица далеко. Там, впереди, не Нью-Йорк, как бы тебе ни хотелось уверить себя в обратном. Это – Лад, и он вряд ли будет таким, каким ты его представляешь. И если ты будешь помнить об этом, тогда, может быть, ты “прорвешься”». Чтобы как-то скоротать время дежурства, Эдди опять принялся ломать голову над последней загадкой, которую Джейк нашел в книжке. Нагоняй от Роланда, который тот устроил ему за невинную шутку про трупы, оставил в душе неприятный осадок… неплохо было бы завтра утром выдать им подходящий – хороший – ответ. Они, конечно, не смогут его проверить, потому что страницы с ответами кто-то выдрал, но после сегодняшнего разговора у Эдди сложилось мнение, что хороший ответ у хорошей загадки, как правило, не вызывает сомнений. «Оно то коротким бывает, то длинным». Для себя Эдди решил, что именно эти слова – ключ к разгадке. А все остальное, возможно – специальные «навороты», уводящие на ложный путь. Что бывает то коротким, то длинным? Штаны, может быть? Нет. Штаны действительно бывают короткими или длинными, но он ни разу не слышал, чтобы штаны принимали участие в разговорах. К тому же, их можно увидеть и можно потрогать. Истории? Тоже бывают короткими или длинными, но, как и штаны, подходят только под это определение. Выпивка тоже бывает короткой и затяжной… – Заказ, – пробормотал он себе под нос и сам уверился на мгновение, что нашел ответ, хотя прилагательные «короткий» и «длинный» подходили к данному слову с большой натяжкой. «Длинный» заказ – дело сложное и требует многих усилий, особенно если в заказе преобладают спиртные напитки; «короткий» заказ можно сделать в любой забегаловке, если вы очень торопитесь… гамбургер, например, или сэндвич с тунцом. Но, опять же, ни «долгая» выпивка, ни гамбургер не участвуют в разговорах и играх. А вроде бы так оно складно шло… Он даже сплюнул от разочарования и тут же улыбнулся себе: чего, спрашивается, психовать из-за какого-то безобидного каламбурчика из детской книжки?! И тем не менее Эдди вдруг сообразил, что теперь ему легче поверить в то, что люди действительно убивали друг друга из-за загадок… особенно, если ставки в этой игре были достаточно высоки и какой-нибудь умник пытался смухлевать. «Не заводись… ты сейчас повторяешь ошибку Роланда: погружаешься в дебри и проскакиваешь мимо правильного ответа». Но, с другой стороны, надо же чем-то заняться. В этот момент в городе снова грохнули барабаны, и все мысли Эдди, естественно, обратились к этому непонятному феномену. Грохот возник как-то сразу: только что его не было вовсе, и вот он звучит уже в полную силу, как будто кто-то нажал на кнопку включения. Эдди вышел к обочине и, повернувшись в сторону города, стал прислушиваться. Через пару секунд он оглянулся, чтобы проверить, не разбудили ли барабаны его товарищей. Но все спали. Он был один. Эдди опять повернулся к Ладу и приложил ладони к ушам, чтобы лучше слышать. «Бум… ба-бум… ба-бум-бумбум-бум». «Бум… ба-бум… ба-бум-бумбум-бум». Теперь Эдди уверился окончательно, что его первоначальное предположение подтвердилось. Эту загадку, во всяком случае, он разгадал. «Бум… ба-бум… ба-бум-бумбум-бум». Сама мысль о том, что он стоит на пустынной дороге в почти опустевшем, безлюдном мире, милях в ста семидесяти от города, построенного в незапамятные времена какой-то мифической исчезнувшей цивилизацией, и слушает рок-н-ролльную партию для ударных… бред сивой кобылы, но, с другой стороны, чем «бредовее» древнего светофора, из которого со звоном вываливается зеленый флажок с надписью «ИДИТЕ», или немецкого самолета тридцатых годов? Эдди шепотом напел припев из «Зи-Зи Топовской» песенки: «Чтоб залепить этот шов на шикарных твоих штанах, У тебя есть та самая липкая бяка. О да, да, да…» Слова идеально ложились на ритм барабанов. Попсовая версия партии для ударных из «Велкро Флай». Эдди больше не сомневался. Вскоре звук оборвался так же внезапно, как и начался. Остался только шум ветра и – вдалеке – плеск реки Сенд, у которой есть ложе, но которая никогда не спит. 5 Следующие четыре дня прошли безо всяких особых событий. Путешественники шли вперед, глядя на мост и город, которые становились все больше и проступали отчетливее с каждой милей; останавливались ближе к ночи, разбивали лагерь; ели «стрелецкие голубцы»; загадывали друг другу загадки; поочередно несли дежурство (Джейк все-таки уговорил Роланда и теперь тоже стоял на страже: два часа перед самым рассветом) и спали. Единственный случай, достойный упоминания, произошел ближе к полудню на третий день после того, как они набрели на разбившийся аэроплан. Путешественники услышали жужжание. Оно становилось все громче и громче и заглушило, в конце концов, все остальные звуки. Роланд остановился и показал в направлении эвкалиптовой рощи: – Вон там. – Похоже на пчел, – заметила Сюзанна. Глаза стрелка – голубые, как будто повыцветшие – разгорелись. – Не исключено, что сегодня на ужин у нас будет знатный десерт. – Не знаю, как и сказать тебе, Роланд, – выступил Эдди, – но мне почему-то не нравится, когда меня кто-то кусает. – Кому ж это понравится?! – согласился Роланд. – Но ветра сегодня нет, так что, мне кажется, можно будет спокойненько окурить их дымом до полусонного состояния, а потом забрать соты и не устроить при этом пожар на полмира. Давайте посмотрим. Он поднял Сюзанну с коляски и понес ее к роще. Сюзанна, надо сказать, тоже жаждала приключения, не меньше, чем сам стрелок. Эдди с Джейком опасливо поплелись следом, а Ыш, очевидно, решивший, что осторожность есть наивысшая добродетель отважных, остался сидеть на обочине Великого Тракта, тяжело, по-собачьи дыша и внимательно наблюдая за людьми. На опушке рощицы Роланд остановился. – Вы оставайтесь здесь, – велел он Джейку и Эдди, понизив голос. – А мы сходим посмотрим. Если там все нормально, я вас позову. С Сюзанною на руках стрелок скрылся в тени деревьев, прорезанной пятнами солнечных бликов, а Эдди с Джейком остались стоять на солнцепеке, глядя им вслед. В тени было заметно прохладнее. Равномерное жужжание пчел навевало сонливость. – Их слишком много, – тихонько заметил Роланд. – Сейчас конец лета. Они должны собирать пыльцу, а не в улье жужжать. Я не пони… Он умолк, заметив пчелиный улей, свисающий, точно раздутая опухоль, из дупла дерева в центре поляны. – Что это с ними? – спросила Сюзанна тихим испуганным голосом. – Роланд, что с ними такое? Пчела, толстая и медлительная, точно овод в октябре, пролетела мимо ее головы. Сюзанна испуганно отшатнулась. Роланд жестами показал Эдди и Джейку, чтобы они подошли. Все четверо замерли, молча глядя на улей. Соты его представляли собой не правильные шестиугольники, как должно было быть, а дыры всех форм и размеров, расположенные в совершеннейшем беспорядке. Сам улей выглядел так, как будто расплавился под паяльной лампой. Вялые пчелы, лениво переползающие по нему, были белыми точно снег. – На сегодня десерт отменяется, – заключил Роланд. – То, что мы извлечем оттуда, на вкус, может быть, сладкое, но наверняка ядовитое. Одна из уродливых белых пчел тяжело прожужжала у Джейка над головой. Он пригнулся с выражением искреннего отвращения. – Что с ними случилось? – спросил Эдди Роланда. – Из-за чего они стали такими? – Из-за того же, что опустошило весь этот край. Из-за чего многие здешние буйволы до сих пор еще рождаются стерильными уродцами. Я слышал много тому названий: Древняя война, Великий пожар, Перелом, Катаклизм и Великая порча. Я не знаю, что это было на самом деле, но с той поры и начались все наши беды, и случилось это давным-давно, за тысячу лет до того, как пра-пра-прадеды стариков из Речного Перекрестка появились на свет. Физические последствия: двухголовые буйволы, белые пчелы и все такое, – с течением времени сходят на нет. Я сам кое-что видел и знаю. Но есть и другие последствия. Они гораздо серьезней, хотя их труднее заметить, и они, эти страшные перемены, продолжаются до сих пор. Они постояли еще немного, глядя на ползающих белых пчел – заторможенных, оцепеневших, беспомощных. Некоторые пытались работать, но большинство просто тыкалось из стороны в сторону, сталкиваясь головами и переползая друг через друга. Эдди вспомнился один сюжет из программы новостей. Там показывали толпу людей, которые выбирались из зоны взрыва. Дело было в каком-то маленьком городке в Калифорнии. Взорвался газопровод. Взрывной волной снесло почти целый квартал. Пчелы напоминали ему тех несчастных – обалдевших, ошеломленных. – Так у вас была ядерная война? – спросил он, и вопрос прозвучал едва ли не как обвинение. – Эти ваши Великие Древние, о которых ты так часто упоминаешь… взорвали, значит, ко всем чертям свои великие древние задницы. Я правильно излагаю? – Я не знаю, что у них произошло. Никто не знает. Записи тех времен не сохранились, а то немногое, что до нас дошло в виде устных легенд, весьма запутано и противоречиво. – Пойдемте отсюда, – голос у Джейка дрожал. – Не могу я на них смотреть – меня сейчас точно стошнит. – Нас вместе стошнит, мой хороший, – сказала Сюзанна. Они ушли прочь с поляны, оставив белесых пчел доживать их бесцельную и бесполезную жизнь в роще древних деревьев, а вечером ужинали без меда. 6 – Так когда же ты все-таки нам расскажешь все? Все, что знаешь? – первым делом спросил Эдди на следующее утро. День выдался ясным, безоблачным и погожим, но в воздухе ощущалась прохлада; скоро наступит осень – их первая осень в этом мире. Роланд поднял глаза. – Что ты имеешь в виду? – Хотелось бы все-таки выслушать всю историю целиком, от начала и до конца – всю историю твоей жизни. Начиная, скажем, с Гилеада. Как ты там вырос, как вообще… что послужило причиной того, что ты покинул свою страну. Я хочу знать, откуда ты знаешь про Темную Башню и почему вдруг решил отыскать ее. Я хочу знать про твоих друзей. Тех, кто были с тобой вначале. Я хочу, чтобы ты рассказал, что с ними произошло. Роланд снял шляпу, вытер пот со лба и надел ее снова. – Да, у вас есть право знать обо всем, и я обязательно вам расскажу… но потом, не сейчас. Это долгая история. Я никогда не думал, что мне придется кому-то ее рассказывать… но, как видно, придется. Хотя бы раз. – Но когда? – не унимался Эдди. – Когда придет время, – неопределенно ответил Роланд, и этим им пришлось удовольствоваться.