— Как члену школьного совета, мне нужно следить за тем, чтобы этические нормы нашего педагогического персонала оставалась незапятнанными. Если вы живете вместе с мисс Данхилл, это самым непосредственным, самым серьезным образом касается меня. Подростки быстро все подхватывают. Обезьянничают то, что видят во взрослых. — Вы так думаете? Имея за плечами пятнадцать лет работы в школе, могу вас заверить, что, наблюдая поведение взрослых, подростки как можно скорее убегают в противоположном направлении. — Вне всяких сомнений, наша дискуссия относительно вашего видения подростковой психологии, мистер Эмберсон, могла бы быть интересной, но не для этого я попросила вас об этом разговоре, как бы он не являлся неприятным для меня лично. — Ни одного неприятного чувства не выражало ее лицо. — Если вы живете с мисс Данхилл в грехе… — Грех, — произнес я. — Вот где интересное слово. Иисус сказал, пусть бросит первый камень тот, кто сам без греха. Или скорее он имел в виду ту. А сама вы без греха, мисс Келтроп? — Разговор не обо мне. — Но мы могли бы сделать этот разговором о вас. Я мог бы его таким сделать. Например, мог бы начать расспрашивать то тут, то там о незаконнорожденном, от которого вы когда-то избавились. Она отпрянула, словно от удара, отступив на два шага под стену бакалейной лавочки. Я сделал два шага вперед, сумки с покупками крутнулись у меня в руках. — Я считаю это мерзким оскорблением. Если бы вы и до сих пор преподавали, я бы… — Нет сомнений, что вы бы, но я у вас не работаю, итак, советую вам выслушать меня очень внимательно. Насколько мне известно, вы родили ребенка, когда вам было шестнадцать лет, и вы еще жили на ранчо Сладкая Вода. Я не знаю, кто был отцом того ребенка, кто-то из ваших одноклассников, приблудный ковбой или, может, даже ваш собственный отец… — Вы мерзкий! Действительно. И иногда это бывает так приятно. — Меня не беспокоит, кем он был, но я беспокоюсь о Сэйди, которая пережила больше боли и сердечных мук, чем вам пришлось пережить за всю жизнь. — Теперь я уже прижимал ее к кирпичной стене. Она смотрела на меня снизу вверх, побелевшими от ужаса глазами. В другое время и в другом месте я почувствовал бы к ней жалость. Но не теперь. — Если вы хоть одним словом зацепите Сэйди — хоть одним словом, хоть когда-то — я приложу все усилия, чтобы выяснить, где сейчас этот ваш ребенок, и разнесу об этом весть по всему этому городу. Вы меня поняли? — Прочь с моего пути! Дайте мне пройти! — Вы меня поняли? — Да! Да! — Вот и хорошо. — Я отступил в сторону. — Живите собственной жизнью, мисс Келтроп. Есть подозрение, она у вас, с того времени как вы были шестнадцатилетней, довольно серенькая — хотя и хлопотная, рытье в чужом грязном белье делает человека постоянно поглощенным заботами, — но она ваша. А нам дайте жить нашими жизнями. Она шмыгнула налево вдоль кирпичной стены, в направлении парковки за магазином. Глаза у нее были выпятившимися. Они неотрывно смотрели на меня. Я ласково улыбнулся: — Прежде чем нам забыть об этой беседе, вообразить, что ее никогда не было, хочу дать вам маленький совет, моя чахленькая леди. Просто от души. Я люблю Сэйди, а к влюбленному мужчине не следует доёбываться. Если вы будет совать нос в мои дела — или дела Сэйди — я приложу все усилия, чтобы сделать вас самой жалкой сучкой из всех пуристок во всем Техасе. Такое мое вам искреннее обещание. Она бросилась наутек в сторону парковки. Бежала, как человек, который давно не двигался иначе, как только медленной, степенной походкой. В своем брутальном платье длиной до середины икр, непрозрачных чулках и ботинках на низких каблуках она была воплощением той эпохи. Из узелка у нее на голове выбились волосы. Когда-то, у меня не было сомнения, она носила их распущенными, как это нравится мужчинам, но это было давным-давно. — И хорошего вам дня! — произнес я ей вслед. 7 Я перекладывал покупки в морозилку, когда в кухню зашла Сэйди. — Тебя так долго не было. Я начала беспокоиться. — Это все из-за сплетен. Ты же знаешь, как это в Джоди. Всегда встретится кто-то расположенный поболтать. Она улыбнулась. Улыбка ей давалась уже чуточку легче. — Ты такой хороший. Я поблагодарил Сэйди, сообщив ей, что это она хорошая девушка. Одновременно раздумывая, расскажет ли Келтроп что-то Фреду Миллеру, другому члену школьного совета, который тоже считал себя охранником городской морали. Относительно этого у меня были сомнения. Проблема заключалась не просто в том, что я знал об ее юношеской безрассудности; я задался целью ее напугать. Это подействовало на де Мореншильда, так же это подействовало и на нее. Запугивание людей — грязное дело, но кто-то же должен его делать. Сэйди пересекла кухню и обняла меня одной рукой. — Как бы ты отнесся к уик-энду в «Кендлвудских Бунгало» перед началом занятий в школе? Как тогда, в наши былые времена? Сэйди иногда бывает слишком развязной, не так ли? — Ну, что здесь сказать, разве что, иногда, — я схватил ее в объятия. — Речь идет о бесстыдном уик-энде? Она вспыхнула. Только кожа возле шрамов оставалась белой, лоснящейся. — Абсолютно бесстыдном, сеньор. — Ну, тогда чем быстрее, тем лучше. 8 На самом деле уик-энд не вышел бесстыдным, разве только вы считаете — как это присуще Джессикам Келтроп всего мира, — что занятие любовью является бесстыдным. Действительно, мы много времени проводили в кровати. Но и во дворе мы также провели немало времени. Сэйди была любителем побродить, а сразу за Кендлвудом за холмами открывалось широкое пространство. Там было в изобилии разнообразных полевых цветов позднего лета. Некоторые из них Сэйди знала по имени — испанский кинжал, колющий мак, что-то с названием птичья юкка, — но что касается остальных она лишь качала головой, а потом наклонялась, чтобы вдохнуть их аромат, хоть сколько его там еще оставалось. Мы гуляли рука в руке, высокая трава обметала нам штанины джинсов, а в высоком техасском небе плыли огромные белые тучи с рыхлыми верхушками. Длинные окошки из теней и света продвигались по полю. В тот день дул свежий бриз и совсем не чувствовалось запаха нефти. На вершине холма мы обернулись и посмотрели назад. Бунгало казались мелкими, никчемными пятнышками на кое-как утыканной деревьями широкой ладони прерии. А дорога казалась ленточкой. Сэйди села, подтянув колени под грудь, и обхватила себя руками за голени. Я сел рядом. — Хочу спросить у тебя кое-что, — сказала она. — Хорошо. — Это не о том…ну, не о том, откуда ты прибыл… о том я сейчас не в силах даже думать. Это о человеке, которого ты прибыл остановить. О том, который, как ты говорил, собирается убить президента. Я поколебался. — Это деликатная тема, сердце мое. Ты помнишь, я тебе говорил о большой машине, полной острых зубов? — Да. — И еще сказал, что не разрешу тебе быть рядом со мной, когда я с ней дрочусь Я и так уже успел наговорить лишнего — больше, чем хотел, и, вероятно, больше, чем должен был бы. Так как прошлое не желает, чтобы его изменяли. Оно отбивается, когда пытаешься это делать. И чем серьезнее потенциальное изменение, тем жестче оно отбивается. Я не хочу, чтобы тебя растерзало. — Меня уже растерзали, — произнесла она тихо. — Ты спрашиваешь, есть ли в этом моя вина? — Нет, милый, — коснулась она ладонью моей щеки. — Нет. — Но, возможно, так и есть, по крайней мере, отчасти. Есть такая вещь, которая носит название эффект бабочки… — Сотни их порхали вокруг нас, будто иллюстрируя этот факт. — Я знаю, что это такое, — сказала она. — У Рэя Брэдбери есть об этом рассказ. — На самом деле? — Он называется «И прогремел гром». Очень красивый и очень волнующий рассказ[615]. Но, Джейк… Джонни был сумасшедшим задолго до того, как ты вышел на сцену. Я бросила его задолго до того, как ты здесь появился. И если бы не было тебя, мог подвернуться какой-то другой мужчина. Я уверена, что он не был бы таким замечательным, как ты, но сама об этом не знала бы, разве не так? Время — это дерево с большим количеством веток. — Что тебе хочется знать об этом парне, Сэйди? — Главное, почему ты просто не позвонишь в полицию — конечно, анонимно — и не донесешь на него. Я сорвал и начал жевать травинку, тем временем думая, как ей все объяснить. Первое, что всплыло в моей голове, это слова, сказанные де Мореншильдом на парковке возле «Монтгомери Уорда»: «Он необразованный лоботряс, но поразительно ловкий тип». Точная характеристика. Ли вырвался из России, когда она ему надоела; а потом, застрелив президента, он сумел ускользнуть из Книгохранилища, вопреки почти мгновенной реакции полиции и спецслужб. Конечно же, реакция была быстрой, многие люди видели, откуда именно стреляли. Ли будет стоять перед направленным на него оружием, отвечая на первые вопросы в комнате отдыха на втором этаже Книгохранилища, еще до того, как умирающего президента довезут до госпиталя Паркленд. Коп, который его там будет допрашивать, потом вспомнит, что парень отвечал благоразумно и убедительно. Поскольку за Ли как за своего работника поручится тамошний бригадир Рой Трули, коп разрешит Оззи Кролику уйти, а сам поспешит наверх искать место, откуда стреляли. Казалось вполне возможным, что могли пройти дни и недели, прежде чем Освальда где-то бы схватили, если бы он не нарвался на патрульного Типпита. — Сэйди, далласские копы опозорятся на весь мир своей некомпетентностью. Надо быть сумасшедшим, чтобы им доверять. Они могут вообще не отреагировать на анонимное сообщение. — Но почему? Почему они не будут реагировать? — Потому, что тот парень сейчас не в Техасе и даже не собирается сюда возвращаться. Он обдумывает план, как ему убежать на Кубу. — НаКубу? Почему, ради Бога, именно наКубу? Я помотал головой. — Это неважно, так как этого не произойдет. Он вернется в Даллас, но без единого намерения убивать президента. Он даже не знает, что Кеннеди собирается посетить Даллас. Сам Кеннеди этого не знает, так как этот визит еще не внесен в его график. — Но ты знаешь. — Да. — Так как в том времени, откуда ты прибыл, все это описано в учебниках истории. — Да, в общих чертах. У меня есть детальные заметки, сделанные моим другом, который и послал меня сюда. Как-то, когда все это закончится, я расскажу тебе мою историю полностью. Но не сейчас, когда эта зубастая машина все еще работает на полную мощность. Важно здесь вот что: если полиция подвергнет допросу этого парня ранее середины ноября, он покажется им абсолютно невиновным, так как он и является невиновным. — Очередная тень большой массы туч накатились на нас, и на несколько минут на несколько градусов упала температура. — Насколько я могу понимать, окончательное решение он, возможно, не принял вплоть до того момента, когда нажал крючок. — Ты так говоришь, будто это уже случилось, — удивилась она. — В моем мире это случилось. — А какое важное событие произойдет в середине ноября? — Шестнадцатого числа «Морнинг Ньюс» оповестит Даллас о маршруте кортежа Кеннеди, и в частности вдоль Главной улицы. Осва… тот парень прочитает эту статью и поймет, что машины проедут фактически рядом с тем местом, где он работает. Возможно, он решит, что это ему знак от Бога. Или от привидения Карла Маркса.