Ее маленькая записная книжка с адресами, та, которую она по обыкновению держала в своем кабинетике рядом с печатной машинкой, лежала, раскрытой, возле телефона. — Я знаю. Он записан на первой странице. Сначала я посмотрел на букву Ё, искал Ёбаря, но там его не обнаружилось. Буду звонить я, и, брось надеяться, что ты сможешь что-то сказать телефонистке. А потом ты с ним поболтаешь. — Я не буду, Джонни, не буду говорить, если ты собираешься сделать ему что-то плохое. Он наклонился вперед. Те ненормальные оранжево-белые волосы упали ему на глаза, и он смахнул их рукой, в которой держал револьвер. Потом он рукой с ножом снял с аппарата телефонную трубку. Револьвер неуклонно целился ей в грудь. — Вот такое дело, Сэйди, — произнес он, и голос его звучал почти трезво. — Я собираюсь убить одного из вас. Второй сможет жить дальше. Вы сами решите, кто это будет. Он произнес это с полнейшей серьезностью касательно своих намерений. Она видела это по его лицу. — А если…если его нет дома? Он рассмеялся ее скудоумию: — Тогда умрешь ты, Сэйди. Она, вероятно, думала: «Я могу выиграть некоторое время. От Далласа до Джоди, по крайней мере, три часа, больше, если на дороге много машин. Времени достаточно, чтобы Джонни пришел в себя. Возможно. Или для того, чтобы, если он немного отвлечет внимание от меня, я могла что-то на него бросить и убежать». Он набрал 0, не смотря в адресную книгу (память на цифры у него всегда была почти абсолютной), и назвал: «Вестбрук 7-5430». Послушал. Сказал: «Благодарю вас, оператор». Потом тишина. Где-то через сто миль на север зазвенел телефон. Вероятно, она загадывала, сколько телефонных гудков вытерпит Джонни, прежде чем положить трубку и выстрелить ей в живот. Потом выражение его лица изменилось. Он расцвел, даже немного заулыбался. Зубы у него были такими же белыми, как всегда, заметила она, а почему бы и нет? Он всегда чистил их, по меньшей мере, двенадцать раз на день. — Алло, мистер Эмберсон. Кое-кто здесь желает вам кое-что сказать. Он встал с пуфика и вручил трубку Сэйди. Как только она приложила ее к уху, он выпадом, как змея жалит, резанул ее по той же стороне лица. 4 — Что ты ей сделал? — закричал я. — Что ты сделал ей, ты, сукин сын? — Тише, мистер Эмберсон, — удовлетворенным тоном. Сэйди больше не кричала, но я слышал ее всхлипы. — Она в порядке. Кровит довольно сильно, но это прекратится. — Он сделал паузу, а дальше заговорил трезво-рассудительным тоном: — Конечно, красавицей она больше не будет. Теперь она выглядит тем, кем она на самом деле есть, просто дешевой четырехдолларовой проституткой. Моя мать так ее называла, и моя мать права. — Отпустите ее, Клейтон, — произнес я. — Прошу вас. — Я хочу ее отпустить. Теперь, когда я уже оставил на ней отметину, я хочу. Но повторю вам то, что я уже говорил ей, мистер Эмберсон. Я собираюсь убить кого-то из вас. Она мне стоила моей работы, знаете; я был вынужден уволиться и лечь на электролечение в больницу, так как иначе бы меня арестовали. — Он помолчал. — Я столкнул одну девушку со ступенек. Она хотела до меня дотронуться. А виновата во всем эта сука, эта самая, у которой здесь кровь льется в подол. И я вымазал себе руки в ее кровь. Надо будет их продезинфицировать. — И он рассмеялся. — Клейтон… — Я даю вам три с половиной часа. До семи тридцати. После этого я всажу в нее две пули. Одну в живот, а другую в ее грязную пизду. Поодаль я услышал, как кричит Сэйди: — Не делай ничего, Джейкоб! — ЗАКРОЙСЯ! — заверещал на нее Клейтон. — ЗАТКНИ СВОЮ ГЛОТКУ! — А потом ко мне спокойным, от которого сердце застывало, тоном: — Кто такой Джейкоб? — Я, — ответил я. — Это мое второе имя. — Так она зовет тебя в кровати, когда сосет твой член, не так ли, ёбарек? — Клейтон, — сказал я. — Джонни. Подумайте, что вы делаете. — Я об этом думал больше года. Меня подвергали шоковой терапии, знаете. Они говорили, что я перестану мечтать, но ничего у них не вышло. Мечты стали еще худшими. — У нее сильный порез? Дайте мне поговорить с ней. — Нет. — Если вы дадите мне с ней поговорить, возможно, я сделаю, как вы хотите. Если не дадите, я почти наверняка не соглашусь. Или у вас мозг затуманен после той терапии, чтобы это понять? Похоже, что нет. Послышалось шарканье подошв, потом голос Сэйди. Неуверенный, дрожащий. — Рана плохая, но не смертельная. — А дальше поникшим голосом: — Он чуть не зацепил мне глаз… Потом вновь заговорил Клейтон. — Видите? Ваша лахудра в порядке. А теперь просто прыгайте в свой крутой «Шевроле» и мчитесь сюда, чтобы колеса свистели, годится? Но слушайте меня внимательно, мистер Джордж Джейкоб Эмберсон: если вы вызовете полицию, если я увижу хоть один красный или синий огонек, я убью эту суку, а потом и себя. Вы мне верите? — Да. — Хорошо. Я усматриваю в этом сбалансированное уравнение: ёбарь и проститутка. Я посредине. Я знак равенства, Эмберсон, но вам решать. Какую половину уравнения следует стереть? Вам решать. — Нет! — закричала она. — Не надо! Если ты сюда приедешь, он убьет нас о… В ухе у меня щелкнуло, связь оборвалась. 5 До этого я рассказывал правду, и тут попробую быть правдивым, пусть этим даже покажу себя в наиболее плохом свете: когда занемевшей рукой я положил трубку, первая мысль у меня мелькнула, что он неправ, так как половины этого уравнения не равные. На одной чаше весов хорошенькая школьная библиотекарша, на другой — человек, который знает будущее и имеет возможность (по крайней мере, теоретически) его изменить. На секунду из какого-то уголка моей души действительно всплыло решение, что следует пожертвовать Сэйди, чтобы поехать на другой край города следить за переулком между авеню Дубовая Роща и бульваром Черепаховый Ручей, чтобы выяснить, действительно ли молодчик, который изменит американскую историю, действовал там один. И тогда я прыгнул в свой «Шеви» и помчал в Джоди. Как только выехал на 77 шоссе, я уронил стрелку спидометра до семидесяти[572] и ниже не опускал. Держа одной рукой руль, второй я порылся в отделениях моего чемодана и, нащупав револьвер, переложил его во внутренний карман пиджака. Я подумал, что следует подключить к этому делу Дика. Да, он стар и уже нетвердо держится на ногах, но просто другого никого нет. Он и сам бы захотел принять участие, убеждал я себя. Он любит Сэйди. Я вижу это в его глазах, когда он на нее смотрит. «И он уже прожил свою жизнь, — произнес холодный расчет во мне. — А она еще нет. А впрочем, он имеет такое же право выбора, как и то, что тот псих предоставил тебе. Он не обязан приходить». Но он придет. Иногда то, что предлагается нам как выбор, не является выбором. Никогда я так не сожалел за моим давно пропавшим мобильником, как в той гонке из Далласа в Джоди. Лучшее из всего, что я мог сделать, это воспользоваться таксофоном на автозаправке на штатном шоссе № 109, где-то в полумилях после футбольного бигборда. На том конце телефон прозвенел три раза… четыре… пять… Фактически в тот миг, когда я уже был готов повесить трубку, Дик произнес: — Алло? Алло? — голосом раздраженным, запыхавшимся. — Дик? Это Джордж. — Привет, мальчик! — Теперь уже сегодняшний вариант Билла Теркотта (из давно знакомой и весьма затянутой пьесы «Человека-убийцы») начал говорить не раздражительно, а радостно. — Я был у себя в саду, за домом. Решил было уже не отвечать, и потом… — Успокойтесь и внимательно слушайте. Случилось кое-что очень плохое. То есть оно еще продолжается. Сэйди уже ранена. Возможно, сильно. Короткая пауза. Потом Дик заговорил голосом намного более молодым, голосом того крепкого парня, которым он был сорок лет и две жены тому назад. А может, это просто так слышалось моей надежде. Сегодня у меня только и оставались: надежда и этот почти восьмидесятилетний друг. — Вы говорите о ее муже, так? Это моя вина. Кажется, я его видел, но это было несколько недель назад. И волосы у него были намного длиннее, чем в том школьном альбоме. И цвета совсем другого. Почти оранжевого. — Коротенькая пауза, а следом слово, которого я от него никогда не слышал: — Ёб-же-его! Я объяснил ему, чего хотел Клейтон и что предлагаю сделать я. План был простым. Прошлое гармонирует с собой? Чудесно, я ему подыграю. Я понимал, что у Дика может произойти инфаркт — как у Теркотта, — но не собирался разрешать этому варианту меня остановить. У меня не было намерения чему-то или кому-то разрешать меня остановить. Там была Сэйди. Я ждал, что он скажет, а не лучше было бы доверить это дело полиции, но, конечно же, он все сознавал четко. Даг Римз, констебль города Джоди, имеет слабое зрение, протез на ноге и сам едва ли не старше Дика. Не спросил Дик также, почему я не позвонил по телефону прямо из Далласа в полицию штата. Если бы спросил, я сказал бы ему, что очень серьезно воспринял слова Клейтона, когда тот пригрозил, что убьет Сэйди, если увидит хоть единый проблеск мигалки. Это была серьезная причина, но не совсем настоящая. Я хотел разобраться с этим сукиным сыном лично. Я очень рассердился. — Когда он вас ожидает, Джордж? — Не позже семи тридцати. — А сейчас…четверть седьмого, по моим часам. Итак, у нас есть малость времени. Улица за Бортевой аллеей, Яблоневая или как там ее. Не припомню точно. Вы там будете? — Правильно. Под домом, который стоит за ее домом. — Я буду там через пять минут. — Да, если будете мчаться, как маньяк. Лучше через десять. И привезите какую-нибудь вещь для отвлечения, чтобы он смог увидеть ее из окна. Не знаю, что именно, возможно… — Кастрюлька с каким-то кушаньем сгодится? — Прекрасно. Увидимся через десять минут. Я еще не успел повесить трубку, как он спросил: — У вас есть пистолет? — Да. Его реакция прозвучала похожей на рычание пса: — Хорошо.